Авиньонский квинтет. Quinx, или Рассказ Потрошителя - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Даррелл cтр.№ 12

До чего же долгой кажется жизнь, стоит подумать о прошлом — особенно о бессмысленно потерянных годах войны, о всех этих бедах. Нэнси Квиминал, подруга Констанс, тоже любила бывать в этой церкви. Во время fêtes votives [66] она приносила сюда цветы от имени своей престарелой тетушки, родившейся в деревне Монфаве и приходившей сюда на уроки катехизиса, которые ничуть не изменились с тех пор. Констанс толкнула дверь.

Она долго сидела на скамье, прислушиваясь к тихому биению своего сердца и почти не дыша. Отсюда еще не выветрилась невыразимая усталость военных лет, но и настоящее с его проблемами казалось безнадежно унылым. Наверное, они поторопились приехать — слишком рано искать в прошлом élan и оптимизм — неужели они совершили роковую ошибку? Возможно, действительно не стоит возвращаться туда, где ты когда-то был счастлив.

Волна безысходности накрыла Констанс, и она уже была готова смалодушничать и произнести жалкую молитву, хоть и была язычницей. Улыбнувшись своему порыву, она все же перекрестилась, прежде чем встать под взглядами смотревших на нее со стен святых. На всякий случай. Это страна цыган, и благочестие может сработать как grigri… [67] Потом она вновь села в одолженную машинку и отправилась в обратный путь, собираясь сначала забрать Сатклиффа, которого оставила вместе с Блэндфордом в городе — им нужно было кое-что купить.

Но когда Констанс добралась до маленькой таверны на берегу реки, в которой была назначена встреча, оба уже были пьяными — не «мертвецки» пьяными, но перебрали хорошо. Блэнфорд бывал порой весьма неприятным, когда терял способность мыслить трезво, а Сатклифф попросту принимал таинственный вид. Они пили ядовитое пойло, которое крестьяне называют riquiqui, эта огненная вода состояла из сплошных токсинов.

— О боже! — с отвращением произнесла Констанс. — Вы оба напились!

Они стали это энергично опровергать, правда, не совсем связно, и возражения прозвучали неубедительно.

— Аи contraire, [68] — сказал Блэнфорд, — так заканчивается моя жизнь, без всякого удовольствия, по-вертеровски. В первый раз пью такое. Плебейский напиток, но очень утешительный. Vive les enfants du godmichet! [69]

Сатклифф тут же подхватил:

— Полностью поддерживаю тост. Вам известно, что уже несколько веков город славен хранением крайней плоти Иисуса Христа в качестве священной реликвии? Всего их двенадцать штук, но все они подлинные…

Они отложили в сторону карты, за которыми собирались убивать время в ожидании Констанс.

— Культура, сформированная смегмой, [70] — серьезно, будто размышляя вслух, проговорил Блэнфорд.

И его друг отозвался:

— Когда я слышу это слово, то бросаюсь за спасением к лаку для волос. Количество ничтожеств увеличивается с ростом численности населения. Кто будет умирать вместо нас? Когда-то мне довелось познакомиться со священником, который не мог видеть свежевыкопанную могилу, — у него едва не начинался нервный срыв. Врач решил его утешить: «Для прирожденного печальника нет ничего печальнее, чем отсутствие причин для печали». Бедолага священник бросился в реку.

Блэнфорд повертел в руках покупки.

— Но когда я вас утопил в своем романе, то нарочно напустил тумана. Вашу лошадь вместе с вами выбросило на берег в Арле. Однако полицейские выяснили, что отпечатки зубов вашего обмытого рекой трупа не совпадают с записями в карте у вашего лондонского дантиста. Вот вам и тайна!

Однако справедливости ради следует сказать, что Блэнфорд напился, потому что искал ложного утешения в алкоголе: он чувствовал себя брошенным и одиноким из-за отступничества (если это слово подходит) Констанс, из-за ее увлечения Сильвией. Что же до планов будущей жизни? trois… [71] то это было весьма проблематично.

Второй визит в Ту-Герц был мучительным, — признался он Сатклиффу. Большой росистый сад со сладкими, крепкими, как зад монахини, яблоками. По иронии судьбы, я приехал с первой кукушкой — и мне показалось, весна пришла в Авиньон только затем, чтобы объявить меня кем-то вроде обманутого мужа. [72]

С трудом, но Констанс все же удалось усадить приятелей в машину. Сатклифф ворчал, что от его подмышек несет riquiqui. Тем не менее, оба еще не утратили способности хоть что-то соображать и вели себя послушно.

В эти первые дни несколько натужного веселья Констанс поняла, что Блэнфорда страшно пугала перспектива переезда и всего, с ним связанного. Он начал довольно сильно пить, и, естественно, его раб и двойник делал то же самое — отчего оба были отличной компанией для Тоби и настоящим испытанием для лорда Галена, у которого чувство юмора оказалось не беспредельным.

Однако, как ни парадоксально, алкоголь благотворно влиял на талант Блэнфорда, и рабочий блокнот вновь начал заполняться тем, что Сатклифф называл «наперстками» или случайными мыслями, а Блэнфорд — «ниточками». Он писал: «Жемчужины могут существовать и без нитки, но роман — это артефакт и ему требуется нитка, на которую нанизываются не столько жемчужины, сколько читатели! Неправда, что все великие темы уже исчерпаны. У каждой эпохи свои ракурсы этих тем. Мы больше всего озабочены, например, тем, что думали женщины, которые присутствовали при распятии Иисуса Христа? Считается, что жена Будды была и первой его посвященной, подобно дочери Пифагора в его школе, похожей на секту. Такие были времена! Или, чтобы сменить предмет обсуждения: что сталось с одним из спартанцев, который пережил Фермопилы? Его бросили на месте битвы, посчитав мертвым, а когда враги уже ушли, он очнулся. Ему была невыносима мысль, что его возненавидят, так как он остался в живых, что его заподозрят в бегстве. И от отчаянья он убил себя. А как вам Дон Жуан, запуганный женщинами? Или еще тема: Робинзон Крузо, увиденный глазами Пятницы? Жизнь Иисуса по Фрейду и наоборот?»

— А любовь? — вмешался Сатклифф. — Что вы скажете о любви?

Пребывавший в новом для себя настроении печали и вынесший безоговорочный вердикт о виновности, Блэнфорд ответил:

— Это величайшее из человеческих заблуждений. Любовь не стоит поцелуев, на которых запечатлена! Зачем метать бисер перед свиньями?

— Я размышляю над любовной историей идеальной пары. Ее зовут Розальба, и она разовьет в себе способность к прозрениям, если эта способность в ней заложена. Он — я еще не придумал ему имя, но это настоящий подарок смерти в виде нацеленного на любовь, шумного-и-визгливого мужчины. Тем не менее, их брак само совершенство. Каждое утро он рассказывает ей что-то такое, чего она не знает. Каждый вечер он кладет ей в руку нечто большое и теплое, отчего она становится мечтательно задумчивой. Они почти мертвые от своего согласия. Она наполнила его сердце великолепной слепотой.