Авиньонский квинтет. Констанс, или Одинокие пути - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Даррелл cтр.№ 46

Встретили их радушно, но все трое держались несколько настороженно — словно за ними следили невидимые соглядатаи, записывали каждое их слово. С Бором Констанс была знакома — через Феликса Чатто, представившего его ей в Женеве. Это был крупный увесистый мужчина с невыразительным лицом, тягостно вежливый и немногословный, облаченный в плотный черный костюм. Фамилия врача была Беше, а женщину в меховом пальто звали Нэнси Квиминал. Констанс знала — из имеющихся документов, — что она замужем и у нее двое маленьких детей, что муж прежде играл в городском оркестре, но теперь прикован к постели непонятной болезнью. Уже несколько лет мадам Квиминал представляла Красный Крест в южной провинции, где главным городом был Авиньон — chef lieu. Держалась она очень просто и дружелюбно, чем немедленно очаровала и Констанс и принца. Обе женщины, можно сказать, рука об руку двинулись к выходу из вокзала. Военные охранники уткнули носы в их документы, словно вынюхивающие добычу мастиффы, но ничего не сказали, лишь помахали, мол, проход свободен. На первый взгляд как будто ничего не изменилось, но потом обнаружилось, что исчезли все fiacres, [115] их заменила пара древних такси и два-три автобуса. Пальмы выглядели больными, словно были поражены милдью.

До чего же грустно, посетовала Констанс, и доктор мрачно заметил, что, по его сведениям, лошади были… он сделал широкий и выразительный жест… съедены, поскольку с мясом совсем худо. Увы, мяса нет, а если появляется, то стоит бешеных денег; с недавних пор его и по таким ценам не достать, даже по карточкам получить невозможно. Констанс стало не по себе.

— Пожалуйста, простите мне мою бестактность.

Но Нэнси Квиминал лишь сжала ее руку и, хмыкнув, сказала:

— Мы тут немножко голодаем, сами увидите. И все-таки все считают маршала Петэна богом и вполне доверяют нацистам.

В ее высказывании прозвучала откровенная ирония, и доктор, верно, найдя его слишком резким, не смог промолчать:

— Надо во всем видеть хорошую сторону, моя дорогая. Доктора обеспокоены нехваткой еды, потому что теперь никто не будет болеть и они останутся не у дел. Голодание в разумных пределах даже полезно.

— У вас нет детей, доктор, — сморщившись, отозвалась Нэнси. — А что до Петэна и Лаваля… — проговорила она, но заканчивать фразу не стала.

Усевшись в самое большое такси, они поехали вдоль старых стен. Река была мутной и беспокойной. Принц нетерпеливо потирал руки — в предвкушении горячей ванны и рюмки чего-нибудь согревающего. Однако старая «Европа» выглядела безнадежно запущенной. Милый внутренний дворик был засыпан листьями. Сумерки, самодельные приспособления вместо обычных ламп говорили о явном недостатке электроэнергии. К тому же отель не обогревался. В главном холле было холодно и сыро. Вышел управляющий — он был знаком со всеми, однако без радости пожал протянутую принцем руку.

— Ваше высочество, — печально произнес он, сделав неопределенный жест, который тем не менее емко отобразил печальные обстоятельства, с которыми ему приходилось иметь дело при теперешних порядках.

— Черт побери, — воскликнул принц, — здесь всегда так уютно потрескивали дрова в каминах!

Управляющий кивнул головой:

— Дрова реквизированы на нужды железных дорог, и не только дрова, ваше высочество, но и паркет. Kaput! [116] Никто ничего не понимает. Неужели так много поездов? Тем не менее, вот так…

В баре горели свечи, и он выглядел почти как в старые времена. Им подали напитки, и они присели за столик, чтобы немного поболтать с новыми знакомыми, прежде чем попрощаться. Швейцарец сообщил, что они приглашены на обед к военному губернатору. Он повернулся к Нэнси Квиминал и доктору и сказал:

— К сожалению, вас не включили в список приглашенных, не знаю уж почему.

Их испуганные лица тотчас просветлели, и оба радостно вскинули вверх стиснутые кулаки.

— Слава богу, — проговорил доктор и стал прощаться.

Нэнси Квиминал его уход явно обрадовал, в ее поведении чувствовалась некоторая напряженность, которая теперь исчезла, словно она не могла свободно разговаривать в его присутствии. Насколько Констанс успела понять, нынешняя ситуация была тут ни при чем, просто так уж сложилось издавна: в средиземноморских странах никто не доверяет ближайшему соседу, его вечно подозревают в каких-то кознях и моют ему кости. Квиминал — протестантка из гористой местности рядом с Ла Саль, а Беше родом из Арля и, скорее всего, католик.

Итак, теперь женщины заговорили свободнее. Констанс стала деликатно расспрашивать, и Нэнси, набравшись храбрости, рассказала, каково это — жить, в условиях жестокого дефицита — и еды, и топлива, и одежды, да еще этот комендантский час, из-за которого вечера казались бесконечными. Летом они будут, можно сказать, задыхаться, лишенные возможности подышать свежим воздухом. И еще, разумеется, постоянный страх, что тебя кто-то выдаст милиции, которая передаст сведения в гестапо, и все может закончиться депортацией, арестом и даже пытками, которые применяют эти головорезы. Примерно через полчаса этих откровений швейцарец посмотрел на часы и сказал, что скоро прибудет служебный автомобиль, — вероятно, гости хотят помыть руки и приготовиться к испытанию.

— Ладно, я поехала, — торопливо проговорила мадам Квиминал. — Можете передать им от меня пламенный привет.

С гримаской горечи она пожала всем руки и торопливо побежала в темноту, на ходу крикнув, что ей еще надо приготовить обед для детей. Видимо, она каким-то образом нашла общий язык с немцами и получила карточки, на которые могла прокормить их. Даже страшно подумать, каким именно образом…

Служебный автомобиль с адъютантом ждал на маленькой площади, окруженной полуободранными зимними деревьями. Все трое уселись в машину, почувствовав себя дипломатами, собирающимися вручать верительные грамоты — в общем-то, почти так и было, несмотря на то, что официально немцы тут хозяевами не считались. Хорошо еще, что нацисты не запретили Красный Крест, хотя и присматривали за ним. Наверняка им захочется оказывать давление на его сотрудников — по крайней мере, все предвещало именно это. Да и страшноватый прием наверняка организован неспроста.

Сердце Констанс забилось быстрее, когда автомобиль, проехав по мосту, свернул на узкую деревенскую дорогу, вившуюся между холмами, которая вела к вилле, где когда-то устраивал приемы лорд Гален, беззаботно высказывавшийся по поводу жизни и искусства, и где за хозяйством приглядывал лиловый шофер Макс, оберегавший своего господина от посягательств реальной жизни.

Вилла была занята под резиденцию генерала, но жили на ней и просто старшие офицеры — такое положение совсем не устраивало фон Эсслина, он усматривал в этом очевидное пренебрежение со стороны Партии. И чувствовал себя кем-то вроде консьержа: виллу занимал он один, но при этом вынужден был есть, пить и общаться с целой командой высших чинов СС, включая Фишера, у которого было в подчинении все гестапо. Оказавшись в этом, мало сказать, неприятном положении, Эсслин все больше мрачнел и все меньше разговаривал. Чтобы смирить мятежные мысли, он вновь стал носить старинный монокль с золотым ободком, в котором больше не нуждался, но которым пользовался в особых случаях, стратегически важных. С мрачным видом впихивая монокль в глаз, он был у верен, что тот придает ему аристократический и неприступный вид. За столом генерал обычно сидел надменно распрямив спину, безмолвствуя, будто глухой, и катал хлебные шарики — холодный, как айсберг. И вот, когда он пребывал в столь двусмысленном положении, пришел приказ командования «позволить и помочь» представителю Красного Креста, который прибудет из Женевы, осмотреться и установить контакты. Оставалось много непонятного — в первую очередь, будет представитель гражданским или военным лицом. Пока это обсуждалось, поступил еще один сигнал, на сей раз из консульства в Женеве, предписывавший в лучшем виде принять принца из правящего дома в Египте. Этот принц представляет Красный Крест! Египет! Событие обретало политически важное значение. Восьмая армия [117] сражалась с Африканским корпусом [118] в пустыне, и от такого гостя можно было получить полезную информацию. Фон Эсслин решил взять на себя ответственность за прием, не подозревая, насколько неуместно было принимать гостей на старой вилле лорда Галена, пробуждающей у них множество воспоминаний.