Здравствуйте, мистер Бог, это Анна - читать онлайн книгу. Автор: Финн cтр.№ 33

В представлении Анны небеса вообще не имели никакого отношения к понятию «где». Небеса означали совершенство ощущений. При попытках объяснить концепцию небес от языка было мало толку; к тому же язык зависел от ощущений, и отсюда следовало, что и человеческое постижение небес тоже от них зависело. Картины, статуи, сказки об ангелах — все это так и кричало о том, что преступные авторы этих чудовищных произведений не имели ни малейшего понятия, о чем вообще речь. Они изображали ангелов и иже с ними как простых мужчин и женщин с крыльями. Их обременяли те же самые чувства и ощущения, что и нас, которые не пристали созданиям небес. Самое главное, что, каким бы ни было описание небес, в нем должно было говориться не о самом месте, а о его обитателях. Любое место, где чувства совершенны, могло стать небесами. Вот чувства мистера Бога определенно были совершенны. Само собой разумеется, способность видеть нас на невообразимом расстоянии, слышать наши молитвы, знать наши мысли не была иррациональной характеристикой мистера Бога и его ангелов, но изображать их в сказках и произведениях искусства с нормальными ушами, нормальными глазами и в обычной человеческой форме было до крайности безответственно. Если уж надо как-то изображать небесных духов, то, сделайте милость, пусть будет видно совершенство их чувств, а если язык зависит от чувств, то и совершенство их языка тоже.

Весьма болезненным моментом для Анны было то, что мисс Хейнс из воскресной школы и преподобный Касл почему-то упорно употребляли слова «видеть» и «знать» в отношении мистера Бога, что казалось ей совершенно недопустимым. Во время одной воскресной проповеди преподобному Каслу пришло в голову завести речь о том, чтобы «видеть» мистера Бога, чтобы «встретиться с ним» лицом к лицу. Он и представить себе не мог, что стоял на краю катастрофы. Анна крепко вцепилась мне в руку, затрясла головой и с отчаянным выражением посмотрела мне в глаза. Она изо всех сил старалась взять себя в руки и погасить внутреннее пламя, которое, буде оно вырвалось наружу, пожрало бы преподобного в одно мгновение.

Когда дело доходило до огня, Старый Ник мог идти отдыхать. По сравнению с тем, что пылало внутри у Анны, адский пламень показался бы искрами догорающего костра.

Шепотом, который эхом разнесся по всей церкви, она вопросила:

— А какого дьявола он будет делать, если у мистера Бога вообще нет никакого лица? Что он станет делать, если у него и глаз нет, а, Финн?

Преподобный Касл запнулся было, но тут же собрался с духом и ринулся дальше. Глаза и головы паствы вновь повернулись к нему.

— Что тогда? — проговорила Анна одними губами, строя страшные рожи.

— Откуда я знаю? — прошептал я в ответ.

Она потянула меня за руку, чтобы я наклонился к ней поближе. Воткнувшись губами прямо мне в ухо, она прошипела:

— У мистера Бога нет лица.

Я повернулся к ней и поднял брови в немом: «Это как?»

Она снова уткнулась мне в ухо:

— Потому что ему не нужно вертеть головой, чтобы всех видеть, вот почему.

Она откинулась на спинку скамьи, важно кивнула в подтверждение своих слов и скрестила руки на груди. По дороге домой я стал допытываться, что она имела в виду под своим «ему не надо вертеть головой».

— Ну, — сказала она, — вот у меня есть «спереди» и «сзади», поэтому, чтобы увидеть, что творится у меня за спиной, мне надо повернуться. А мистеру Богу не надо.

— А что же он тогда делает? — спросил я.

— У мистера Бога есть только «спереди» и нет никакого «сзади».

— А-а, — покивал я, — да, понимаю.

Мысль о мистере Боге, у которого нет никакого «сзади», меня до крайности развеселила, и я изо всех сил пытался не захихикать. У меня ничего не получилось. Я прыснул.

Анна была, мягко говоря, озадачена.

— Ты чего смеешься? — спросила она.

— Над идеей, что у мистера Бога нет «сзади», — пробулькал я.

На мгновение ее глаза сузились, а потом она ухмыльнулась. Пламя заплясало у нее в глазах, и она вспыхнула, будто римская свеча.

— У него же и «спереди» нет!

Ее смех мчался впереди нас по дороге, перепрыгивая через препятствия. Твердолобые и самодовольные христиане спотыкались об него и недовольно хмурили брови.

— У мистера Бога нету попы! — пропела Анна на мотив «Вперед, солдаты Христа!».

Нахмуренные брови превратились в исполненные откровенного ужаса взгляды.

— Отвратительно! — воскликнул Воскресный Костюм.

— Маленькая дикарка! — взвизгнула Воскресные Туфли.

— Семя Сатаны! — прошипели Золотые Часы, гордо сверкавшие на жилете, но Анне с мистером Богом и дела не было. Они продолжали хохотать.

По пути домой Анна продолжала упражняться в новой, только что придуманной игре. Точно так же, как духовно она целиком и полностью полагалась на мистера Бога, физически она полагалась на меня. «У мистера Бога нету попы» не было шуткой. Анна вовсе не была испорченным или глупым ребенком — то бил фонтан ее духа. Изрекая такие сентенции, она бросалась, как с крыши, в объятия мистера Бога и знала, была совершенно твердо уверена, что он ее поймает, что она ничем не рискует. Другого пути для нее не существовало, так просто было нужно. Это был ее личный путь к спасению.

Наша с ней игра была из той же оперы. Она вставала на некотором расстоянии от меня, потом бежала ко мне и с размаху кидалась мне в объятия. Бежала она намеренно быстро, а потом совершенно обмякала, повисала, как тряпка, не предпринимая ни малейших попыток помочь мне поймать ее или как-то подстраховаться и обеспечить собственную безопасность. Безопасность подразумевала, что ты вообще не станешь такого делать, а вот спасение — абсолютное доверие другому.

Быть в безопасности легко. Достаточно представить мистера Бога как этакого супермена, который с полгода не брился, ангелов в виде тетенек и дяденек с крыльями, херувимов в виде толстых младенцев с крылышками, которые не удержали бы в воздухе и воробья, не говоря уже о пухлом дитяти весом в пару стоунов, если не больше. Нет, спасение для Анны означало сознательное надругательство над безопасностью.

Каждый день, каждую минуту Анна полностью принимала свою жизнь, а принимая жизнь, принимала и смерть. Смерть довольно часто всплывала у нас в разговорах — но в ней не было ни боли, ни тревоги. Она просто должна прийти — не в один день, так в другой, и было бы неплохо попытаться как-то понять ее до того, как это случится. Во всяком случае, это гораздо лучше, чем опомниться на смертном одре и впасть в панику. Для Анны смерть была вратами к новым возможностям. Решение этой проблемы подсказала ей моя мама. Как и Анна, она обладала даром задавать вопросы, которым было куда приземлиться.

Как-то раз она спросила нас:

— Что было величайшим творческим деянием Бога?

Я не во всем согласен с Книгой Бытия, но тем не менее ответил: