Наречия - читать онлайн книгу. Автор: Дэниэл Хэндлер cтр.№ 17

— Ты не представляешь, что это значит, любить кого-то так, как люблю тебя я, — пели мы, мчась мимо вековых елей. В Бейнбридже мы заправились, не рассчитавшись за бензин, что, кстати, в наши дни становится делать все труднее и труднее, поскольку, как мне кажется, наивные простачки давно перевелись или же прячутся где-то в другом полушарии. Не успела Лайла вырулить за угол, как альбом закончился. Девушки всегда в пролете, даже в воскресенье Суперкубка, независимо от того, в чью пользу складывается игра.

Евреи — не островная нация, если не считать Манхэттен с его многочисленными путями к бегству — мостами, невидимыми глазу тоннелями, такси, которые при необходимости доставят вас на край света — таков закон. Мы предпочитаем места, где есть несколько выходов, потому что, как свидетельствует история, у нас всегда возникали трудности, если нам надо было выйти вон. Мы неизменно мешкаем в дверях, собираясь домой после того, как навестили родителей, мы забиваем проходы в синагогах, однако взятка на границе — нет, этот фокус не пройдет, и тогда мы снимаем туфли и садимся в поезд. Никому еще не удалось исправить подобное.

Это проклятие лежит на нас, вот почему, когда мы свернули за угол, Лайла нажала на тормоз — лавина машин на дороге, что вела к парому, тоже застыла на месте. Красные огоньки автомобилей вытянулись в праздничную гирлянду, вот только праздник этот был не для нас.

— Что там стряслось? — спросила я у парня, сидевшего за рулем изъеденного ржавчиной седана.

Он тоже опустил оконное стекло.

— Через залив не переехать. Последний паром отменили. По крайней мере я так слышал. Кажется, стряслась какая-то авария, но никто толком ничего не знает.

— Кто-то же должен знать, — возмутилась я. Полная пьяного куража, я вышла из машины и показала Лайле большой палец.

— Возвращайся назад, — велела она мне.

— Парень в будке, где продают билеты, наверняка должен что-то знать, — ответила я, направляясь вдоль квартала красных фонарей.

— Я имею в виду, — пояснила Лайла и машинально вытерла глаза, — чтобы ты возвращалась назад после того, как все выяснишь. А то еще влюбишься в парня, что торгует билетами, и больше не вернешься ко мне.

У нас над головой раздался какой-то треск, словно в небе пролетел самолет, но уже стемнело, и потому ничего не было видно. Народ принялся жать на клаксоны, от чего вокруг стоял оглушительный гогот огромной стаи гусей.

— Я здесь, — сказала Лайла и грустно улыбнулась. Инструктор по вождению говорил нам, что значит этот сигнал. То есть он значит вовсе не то, что мы думаем, не: «Эй, ты, давай живее поезжай вперед, а не то тебе не поздоровится!», а всего лишь: «Я здесь».

— Скоро вернусь, — сказала я ей, хлопнула дверью и побежала по асфальту к будке, где принимали плату за паром. Там с продавцом билетов уже препиралась какая-то женщина в комбинезоне. На значке у продавца билетов было написано: «Томас». Я разглядела у него за спиной то, что он захватил с собой на работу: чашку кофе и потрепанный блокнот. А еще он курил, и на грязном прилавке стоял телевизор экраном внутрь. Из его динамика доносился приглушенный рев толпы. Продавец билетов смотрел розыгрыш Суперкубка.

— Я же вам уже сто раз повторил, что ничего не знаю, — заявил он Комбинезону.

— А как, скажите на милость, я попаду сегодня домой, если не будет парома? Я торгую цветами. У меня их полный багажник.

Неожиданно раздался оглушительный вой клаксона, и мы все обернулись, чтобы посмотреть, что случилось. Первым в очереди у будки, упираясь бампером в шлагбаум, стоял мини-фургон — что называется, под завязку набитый связками газет, которые едва ли не на наших глазах начинали желтеть.

— Ну неужели никто не в состоянии ничего сделать? — спросила я. — Наверняка ведь есть выход.

— Именно это я и пытаюсь ему втолковать, — поддакнула женщина в комбинезоне. — Если паром сломался, есть другие суда. Почему бы не задействовать их?

— Только если у вас куча денег, — ответил парень из будки. — Да и то еще неизвестно. Послушайте, я действительно ничего не знаю.

Над нашими головами опять что-то прогрохотало. Мы застыли в ожидании.

— Мне велено никого не пропускать, а свежую информацию сообщат по радио. Прошу вас, возвращайтесь в машины и ждите.

— Со мной подруга, — сказала я, — и ей сегодня должны сделать операцию. Это жизненно важно.

Даже женщина в комбинезоне покосилась на меня как на ненормальную.

— Я уже сегодня наслышался про жизненно важные дела, — невозмутимо отреагировал парень из будки. — Тут они у каждого, кого ни возьми.

Телевизор пискнул, и парень переключил внимание на него.

— Да, противники задали ребятам хорошую трепку, — послышался голос комментатора. Похоже, сегодня в нем чуть больше паники, чем обычно. — Ничего подобного от «Сорок» я еще не видел!

— Черт! — выругался продавец билетов и жестом велел нам возвращаться в машины. — Прошу вас, дамы, ситуация критическая. Ждите. Как только что-то станет известно, вам сообщат.

— Вы могли хотя бы немного приободрить нас, — сказала женщина в комбинезоне и посмотрела на меня в надежде, что я займу ее сторону. Я покачала головой и побрела обратно, и с каждым шагом алкогольные пары в моей голове постепенно рассеивались. И вновь над нашими головами раздался рев, но зачем обращать внимание на гром, если за ним следует прозаический дождь. Никто не мог ничего нам толком сказать. Начался дождь, причем надолго. Все что есть мочи жали на клаксоны, и мне пришлось вновь сесть на заднее сиденье, чтобы сказать Лайле, что я так ничего и не выяснила. Лайла уже вынула из проигрывателя диск и пыталась настроить радио, которое, как всегда, выдавало в основном одни помехи.

— Поговори со мной, — попросила она и поморщилась, кивнув на живот. Затем расстегнула ремень безопасности и глубоко вздохнула. — Скажи, есть футбольная команда под названием «Сороки»?

— Понятия не имею, — ответила я. — Если память мне не изменяет, есть «Орлы» и «Зяблики». А еще «Антисемиты». Не знаю.

Лайла вновь поморщилась и выглянула в мокрое окно.

— По-моему, по радио сказали «Сороки».

— Черт, какое же дерьмо! — неожиданно воскликнул радиоприемник, а затем вновь захлебнулся треском помех.

— Наверное, что-то стряслось, — сказала Лайла и невесело улыбнулась мне — такой улыбки я давно у нее не видела, это была улыбка напускной храбрости. — Не доехать мне до операционного стола. Что сказал тебе тот парень?

— Ему ничего не известно. Он даже толком не знает, как пишется его фамилия.

— Никто толком не знает, как пишется моя фамилия, — отозвалась Лайла. — Потому что в ней четырнадцать букв. Ты больше не бросай меня одну. Здесь такая пробка, что ты все равно ничего не узнаешь. Нам еще сидеть и сидеть, и я не хочу оставаться одна, без тебя.

Она приоткрыла дверь, впустив внутрь шум дождя, гудение клаксонов, и сплюнула на асфальт крошку белой глазури с пирожного.