Что сказал бы Генри Миллер... - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Гилмор cтр.№ 50

Слушая эту песню, я понял — скорее с некоторым облегчением, чем с сожалением, — что мой сын талантливее меня. Причем талант его был естественным. И агония, в которой он бился после расставания с Хлоей, помогла ему раскрыть этот дар. Она вытопила из его стихов детский жирок.

Когда смолк сначала записанный на диске голос, а потом сошли на нет заунывные звуки скрипки (звучавшей как двуручная пила, которой пилят бревно), Джеси спросил меня:

— Ну, как?

Ответил я неспешно, раздумчиво, так, чтобы сын смог лучше осознать мои слова.

— Мне кажется, у тебя есть талант, и грех было бы таить его от людей.

Он вскочил на ноги точно так же, как тогда, когда я ему сказал, что он может бросить школу.

— Значит, не так уж это и плохо? — возбужденно проговорил Джеси.

А я подумал: Господи, может быть, это и есть тот путь, который уведет его подальше от Хлои?

В тот вечер я поздно вернулся домой. Свет на крыльце не горел. Я в потемках поднимался по ступеням, пока чуть не наткнулся на Джеси.

— Боже мой, — вырвалось у меня, — как же ты меня напугал!

Позади сына, в окне ярко освещенной кухни, я заметил хлопотавшую по хозяйству Тину и поспешил к ней.

Обычно Джеси, которому не терпелось поговорить, шел за мной в дом, болтая без умолку. Иногда он даже вставал около туалета и говорил со мной через дверь. Я рассказал о накопившихся за день хороших новостях жене (здесь мне работу обещали, там работу обещали — все вертелось исключительно вокруг работы) и вышел на крыльцо. Включив свет, я увидел, что Джеси повернул ко мне голову — на лице его мелькнула невеселая улыбка.

Я тихо сел с ним рядом.

— Помнишь, чего я больше всего боялся? — спросил он.

— Да.

— Именно это и случилось.

Ему позвонил приятель и рассказал обо всем по телефону.

— Ты в этом уверен?

— Да.

— Откуда ты знаешь, что это случилось с Морганом?

— Он сам рассказал обо всем моему приятелю.

— Который выболтал это тебе?

— Да.

— Господи, зачем же он это сделал?

— Потому что она все еще ему нравится.

— Да нет, я спросил, зачем твой приятель рассказал об этом тебе?

— Потому что он — мой друг.

Китаянка из дома на другой стороне улицы вышла с половой щеткой на крыльцо и стала энергично мести ступени. Я не осмеливался взглянуть сыну в глаза.

— Мне кажется, она сделала непоправимую ошибку, — беспомощно проговорил я.

Маленькая китаянка как птичка кивала своей маленькой головой в такт движениям щетки.

— Теперь я никогда с ней больше не буду иметь дело, — сказал Джеси. — Никогда.

Он встал со стула и спустился вниз по ступенькам крыльца. Я вдруг обратил внимание на его уши — они были красными, как будто он некоторое время сидел на стуле, подавшись вперед, и тер их руками. Что-то странное было в его ушах и в том, как он уходил, как будто идти ему было некуда, как будто все задачи, все человеческие действия за исключением тех, которые были связаны с ней, не имели смысла, как пустая автомобильная стоянка, простирающаяся до самого горизонта. У меня защемило сердце, и я готов уже был пойти вслед за ним.

Я собирался показать сыну фильм Жана-Пьера Мельвиля «Шпик», но вместо него Джеси захотел посмотреть «Чунгкингский экспресс». Он принес диск из своей комнаты наверху.

— Ты не возражаешь? — спросил он. — Мне бы хотелось посмотреть что-то из того, что мы смотрели с тобой до Хлои. — Но когда посреди фильма из динамиков вырвались звуки «Калифорнийской мечты», под которые в квартире кружилась в танце худенькая как тростиночка девчушка, Джеси выключил телевизор. — Нет, ничего не получается, — сказал он. — Я думал, это меня как-то подбодрит.

— Как это можно было бы сделать? Как ты считаешь?

— Знаешь, я ведь смог пережить расставание с Ребеккой. А теперь переживу и разлуку с Хлоей.

— Да?

— Но я не могу к этому возвращаться. Мне уже трудно вспомнить, на что была похожа моя любовь к Ребекке. А когда пытаюсь, все время думаю только о Хлое. Все получается как-то слишком романтично. У меня даже руки начинают потеть.

На следующую ночь Джеси не пришел домой. Вместо этого он оставил на автоответчике довольно натянутое, какое-то формальное сообщение о том, что будет ночевать в «студии». Я там никогда не был, но знал, что помещение было таким маленьким, что «кошке негде повернуться». Мне было совершенно непонятно, как Джеси собирался там спать. И кроме того, мне совсем не понравился его тон, в нем звучала совершенно несвойственная сыну серьезность. Он говорил это как парень, признающийся в краже автомобиля.

В ту ночь я спал неспокойно. Примерно около восьми утра, будучи все еще на взводе, я наговорил сообщение на сотовый телефон Джеси, выразив надежду, что у сына все в порядке, и попросил позвонить отцу, когда выдастся свободная минутка. Еще добавил, сам не знаю почему, что понимаю, как муторно на душе у него, но никакие наркотики — особенно кокаин — ему не помогут. Наоборот, они его могут довести до больницы. Или даже до смерти.

— Это уже не шутки, — сказал я в трубку, вышагивая из угла в угол по пустой гостиной и поглядывая на залитое солнцем крыльцо. — Здесь слезами горю не поможешь. — Эти сентенции звучали напыщенно и неубедительно, но, положив трубку, я почувствовал себя спокойнее: худо-бедно, но я сказал сыну, наконец, что хотел.

Джеси перезвонил через двадцать минут. Странно, что он звонил так рано. Но, тем не менее, так оно и было. Голос его звучал утробно, Джеси аккуратно подбирал слова, как будто кто-то держал его на мушке или внимательно следил за тем, что он мне говорит.

— У тебя все в порядке? — с тревогой спросил я.

— Да, да, все нормально.

— Ты говоришь как-то странно.

Услышав это мое замечание, он раздраженно фыркнул.

— Да, я сейчас не в самом лучшем состоянии.

— Знаю, Джеси, — сказал я и после паузы добавил: — Ну что ж, увидимся вечером.

— Может быть, мы будем репетировать, — сообщил он.

— Да, конечно, но потом нам хотелось бы с тобой встретиться, мне и Тине, выпить по бокалу вина.

— Я сделаю, что смогу, — сказал Джеси.

Сделаю, что смогу. (Я ведь не прошу тебя добровольно сдать донорскую кровь, сынок.)

Мне совсем не хотелось его оттолкнуть, он и так был уже далеко, очень далеко, на привязке, которая неведомым образом совсем истончилась. Стала такой тонкой, что ее ничего не стоило оборвать совсем. Я с ним попрощался.

День был на удивление хорош, солнце просто слепило, деревья стояли голые, по небу легко скользили облака. День выдался просто нереальный.