Антиглянец - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Осс cтр.№ 54

Волкова не помогала, предоставив мне возможность выплывать самой.

– На вас теперь вся ответственность! – любила повторять Аня.

Днем позвонили продюсеры Кончаловского. Завтра нужны люди на съемку от Gloss.

– Девочки, кто пойдет? – спросила я народ. Записались все.

Вера отозвала меня в сторонку:

– Так нельзя, надо с начальством утвердить.

Я понеслась к Волковой с вопросом:

– Ну что, всех редакторов пишем?

– Слишком жирно будет! Съемку надо рассматривать как поощрение, – сказала Волкова. Затуловская, сидевшая в ее кабинете, поддержала:

– И надо со всеми контракты заключить, кто в фильме сниматься будет.

– Какие контракты? – удивилась я. Задача усложнялась всякий раз, как только к делу подключалась Затуловская.

– Что три года обязаны отработать в журнале. А если уйдут, штраф – пять тысяч. Нет, десять. Или двадцать пять, – сказала Марина.

– За что штраф?

– Потому что журнал вкладывается в их пиар личный. А они потом пойдут на сторону работать? – заявила Затуловская.

– При чем здесь штрафы, Марин? Отправим тех, кто хорошо работает. Я считаю, это премия для редакции, – сказала Аня.

– Не премия, а аванс. А почему только редакция должна сниматься? А маркетинг и реклама? – Затуловская отстаивала интересы своего ведомства.

Они углубились в выяснение отношений, я сидела и ждала. В итоге написали список: Борисова, Островская, Краснова, Вера, Артюхова, Аллочка, Маша-стилист, Лиза Василенко.

Не хватало одного человека.

– Давайте Кузнецову впишем. Она хорошо работает, – предложила я. Несмотря на нашу стычку, у меня не было оснований это не признавать.

– Не стоит. Кино гламурное, журнал должны представлять только хорошенькие. А у Кузнецовой возраст, – сказала Аня и вписала Любу, свою секретаршу.

– А какие там роли? Дай почитать! – подбежала ко мне Краснова.

– Да ролей-то нет. Так просто, для антуража будем, – я показала ей сценарий. Ролей было немного. И всего две со сло­вами.

Подошла Лия. Заглянула через Ленкино плечо.

– Я не пойду, – сказала Островская.

– А я пойду. Хочу в кино сниматься. Что нам, девушкам, надо? Свои пятнадцать минут славы, – Краснова искрилась. От нее можно было заряжать аккумулятор. Она снова генерировала энергию.

– Слушай, нам надо прически утром сделать. Я сейчас в «Дессанж» позвоню, – зашептала она, когда Островская отошла.

– Там же будут гримеры на площадке, – я не понимала, о чем тут волноваться.

– Они будут артистками заниматься. Нам нельзя рисковать. Надо выглядеть супергламурно! Все же посмотрят, сечешь? Это же светский фильм будет. Культовый. Представляешь, мы с тобой на премьере, в вечерних платьях… Я прямо вижу это!

Ура, кажется, наши отношения налаживались.

Кроме Лии, сниматься отказалась Артюхова – «У меня номер горит. Не до ваших глупостей». В итоге пришлось заменять дезертиров на девочек из маркетинга и рекламы. Эти всегда готовы.

Утром мы тихо сидели в галерее Art-Play на улице Алексея Толстого и дрожали от возбуждения. Режиссера еще не было.

Обычно редакционные девицы, собираясь вместе, галдели как вороны, которых стряхнули с дерева, но тут все соблюдали благоговейное молчание. Боялись даже попросить воды.

Мы здесь чужие. На этой территории законы глянца не действовали. А какие действуют, было пока непонятно. До выяснения обстановки лучше помалкивать. Любой ассистент мог задвинуть нас в любое место. И передвигал – если мы мешали прокладывать кабель или рельсы для камеры.

На площадке происходило движение. Ассистенты развешивали постеры, раскладывали полосы и картинки, разбрасывали журналы.

Накануне из редакции вывезли целые мешки с атрибутами Gloss. Вчера эти вещи принадлежали только нам, а теперь стали независимыми, обрели собственную судьбу, статус реквизита и декорации. Мы чувствовали себя намного уязвимее этих предметов. Их место в фильме уже определено, а наше еще нет. И целиком зависит от режиссера, которого полагается бояться.

Краснова, в крайней степени нервозности, терзала мобильный. У нее приступ активности. За те полчаса, что мы здесь сидели, она назначила три встречи на завтра. И все в разных концах Москвы. Я ее понимала – когда что-то делаешь, кажется, что сохраняешь контроль над ситуацией.

Наконец Кончаловский появляется. И сразу в бесхозном и вялом до того пространстве образуется энергетический центр. Группа демонстрирует боевую готовность. Мы тоже. Но нас Кончаловский не замечает.

Он меряет шагами площадку, осваивает поле. Так слепой полковник Аль Пачино в «Запахе женщины» примерялся к пространству, чтобы осуществить танго. Разводка сцены похожа на постановку танца. Сложный человеческий балет с участием света, тени и техники. Я впервые наблюдаю изнутри, как снимается кино.

– Так, ты нормально выглядишь! – сказал Кончаловский, осматривая мой сценический look.

Ага, у меня получилось! Я тут же перевела режиссерское «нормально» на язык глянца. На Алене: черное платье vintage (купила в прошлом году на распродаже); туфли Pollini (приобретены на Смоленке две недели назад); бусы Accessorize (подарила Светка). Прическа Jacques Dessange, макияж… Макияж сделан с утра в моей машине под руководством Ленки.

– А ты иди прическу переделывать, – сказал Кончаловский Красновой. – Волосы наверх пусть поднимут.

Четыре тысячи, потраченные Красновой сегодня утром в салоне, пропали зря. Ленка, расстроенная, поплелась в угол, где стилист доделывал грим Ирине Розановой.

Розанова в фильме – главный редактор. Настоящий главный редактор, похожий на Ирку Полозову или Алену Долецкую из Vogue. На меня она совсем не похожа. Вернее, это я не похожа на главного редактора. Если бы здесь была Ирка, она бы сказала, что Розанова играет ее.

Актриса Высоцкая в деревенских чулках, с плетеной корзиной прорывается в «Глянец». Наши девочки показывают ей дорогу к кабинету главного редактора. Так не бывает. Нет в природе наивных девушек, которые думают, что так можно попасть на обложку. Я, во всяком случае, не видела ни разу. Это концентрация жизни, выпаренная сценаристом и режиссером до сухого остатка. Потом, на экране, когда добавят красок, света, музыки и зрителей, получится история про то, как это бывает на самом деле.

Тишина. Мотор! И в жутком напряжении этой тишины случается действие. Мы сидим за кадром и наблюдаем, как там, под камерой, в горячем свете ламп, наши девочки играют самих себя. Камера здесь – самое сильное организующее начало. Как только она включается, все вокруг страшно концентрируется. Жизнь напрягается до такой степени, что может порваться – от любого случайного звука, шороха, треска лампы. Поэтому так боязно нарушить тишину. Из этого концентрата варят кино.