Водяра - читать онлайн книгу. Автор: Артур Таболов cтр.№ 3

Но Поти - это Грузия. Грузия, а не Осетия. Независимая, твою мать, республика Грузия!

- Платят? - хмуро спросил Реваз.

- Отстегивают местным ментам. И в порту за разгрузку. Я так понимаю, что Гиви замочили, потому что не вник, куда суется. Не разобрался.

- А Тенгиз? Он никуда не совался, не разобравшись. Не тот человек.

- С ним непонятки, - согласился Лис. - Грохнули его на второй день. У него и времени не было разбираться. Вы что про это думаете?

- Пока ничего.

Как всякий деловой человек, Реваз интересовался политикой лишь в той мере, в какой она могла иметь влияние на его бизнес. Все эти бесконечные межнациональные конфликты, которые как начались еще при Горбачеве, так до сих пор не кончились, то затухая, то разгораясь, оставляли его равнодушным. Даже обострение отношений между Россией и Грузией никак его не затронуло, потому что никаких дел в нищей Грузии у него давно уже не было.

Но иногда и политику можно обернуть себе на пользу. Сейчас был как раз такой случай. В Поти, на исконно грузинской земле, хозяйничают какие-то чужаки, разворачивают свой бизнес в десятки миллионов долларов. И никому не платят. Это как? Неправильно это, не по понятиям. Это оскорбительно для любого грузина. Чем не основание для серьезной предъявы?

Ливень кончился так же внезапно, как начался. Солнце засверкало на жирной субтропической зелени. По улицам еще стремительно бежала вода, а от деревьев, от газонов, от мокрого асфальта уже валил пар.

- Поехали, - бросил Реваз.

- В Поти?

- Какой Поти! Похороны. Забыл?

Похороны уважаемого Тенгиза, остатки которого были доставлены в его родное селение на длинном черном "линкольне"-катафалке в закрытом гробу из мореного дуба, прошли так, что очень надолго запомнятся местным жителям. Близких родственников здесь у Тенгиза не было, а дальними было все селение. Величественно молчали старики в черкесках с серебряными газырями и тяжелыми старинными кинжалами на осиных талиях, скорбели женщины, прикрывая лица черными кружевными накидками. В каменной церквушке, построенной в шестнадцатом веке и, как казалось, с того времени ни разу не ремонтировавшейся, панихиду по невинно убиенному отслужил привезенный из православного монастыря под Батуми молодой священник с густым басом, торжественно звучавшим в пустых каменных сводах.

"Отпусти ему грехи его вольные и невольные".

На каменистом кладбище Реваз произнес речь о добрых делах безвременно покинувшего нас Тенгиза. Из добрых дел не припомнилось ничего, поэтому речь, наполненная общими фразами, оказалась короткой и от этого еще более значительной. Посидев приличное время во главе длинного поминального стола, накрытого для всей деревни под навесом машинно-тракторного двора, в котором давно уже не было ни тракторов, ни машин, Реваз покинул селение с чувством удовлетворения от хорошо исполненной роли.

- Теперь в Поти? - обернувшись из-за руля, спросил Лис.

- Теперь в Поти.

Пришло время заняться делами.

Но до Поти они не доехали. Километрах в десяти от города, когда в просветах между горами уже стал виден мигающий в кромешной темноте ночи красный глаз Потийского маяка, идущую впереди "Ниву" с охранниками светящимся жезлом остановил дорожный полицейский. Он был форме, с бронежилетом, но вид имел вполне мирный, даже "калашников" висел у него на плече дулом вниз. Его напарник лениво покуривал возле патрульных "Жигулей". На всякий случай Лис тормознул, не приближаясь к "Ниве", и извлек из-под сиденья "ИЖ-71", слегка модернизированный пистолет Макарова, разрешения на который в России давали сотрудникам частных охранных предприятий.

- Спрячь, - приказал Реваз. - Увидят - мороки не оберемся.

- Ствол законный, ксива в порядке, - возразил Лис.

- Законный. В России он законный, а здесь Грузия. Убери! - повторил Реваз.

Лис спрятал пистолет под куртку, но продолжал настороженно всматриваться в то, что происходит впереди. Ничего не происходило. Водила вышел из "Нивы" и вступил в переговоры с полицейским. Это было правильно. В Москве можно разговаривать с ментом, не выходя из машины, на Кавказе это было бы знаком неуважения, почти оскорблением.

И вдруг все изменилось. Из темноты возникли какие-то тени в камуфляже, все три охранника Реваза мгновенно оказались на асфальте с заломленными руками. Лис врубил заднюю скорость, но было поздно. Его выбросили из машины, в ту же секунду одновременно распахнулись задние дверцы, двое с "калашами" втиснулись в "Ниву", зажав Реваза крепкими молодыми телами. Потом за руль неторопливо сел еще один в камуфляже, постарше, вооруженный не автоматом, а пистолетом, и вежливо обратился к Ревазу:

- Все в порядке, уважаемый. С вами хотят поговорить.

Он произнес это по-грузински, с сильным акцентом. За долгие годы в Москве, где гораздо чаще приходилось говорить по-русски, чем по-грузински, Реваз отвык от кавказских наречий. Он сказал:

- Ты не грузин.

И услышал в ответ то, чего больше всего боялся услышать:

- Да, я осетин.

Тем временем подкатил "УАЗ"-"санитарка" с металлическим кузовом, охранников и Лиса зашвырнули внутрь, следом влезли четверо в камуфляже, остальные набились в "Ниву" охраны. Все произошло за минуты, в слаженных действиях нападавших чувствовалась выучка опытных диверсантов.

И лишь когда машины резко взяли с места, до Реваза дошло: у всех были открыты лица, ни на ком не было "ночки". Ни на ком! Это было самое страшное. Они не боялись, что их запомнят и опознают. Потому что некому будет опознавать!

"Санитарка" и "Нивы" свернули на узкую, идущую в гору грунтовку и через полчаса остановились возле просторной сухой поляны среди густого мелколесья и низких, уродливо искривленных сосен. Двигатели заглохли, с болот донесся приглушенный расстоянием хор колхидских лягушек.

На обочине дороги темнели черный "Гранд чероки" и темнозеленый "лендровер". На середине поляны стоял длинный дощатый стол с деревянными, вкопанными в землю, скамейками. Сюда, похоже, приезжали на шашлыки. Но сейчас поляна была пуста, лишь какой-то человек в светлом пиджаке, наброшенном на плечи, и в черной, под горло, футболке сидел на корточках возле костра, помешивая угли палкой.

Реваза выпустили из машины и подвели к столу. Человек встал. Ему было лет тридцать. Среднего роста, рыхловатого телосложения. В отблесках костра Реваз рассмотрел короткие светлые волосы с той легкой рыжеватостью, что встречается у уроженцев южной Грузии, бледное лицо с глубоким косым шрамом на подбородке. Шрам искривлял левую половину рта, чуть приподнимал верхнюю губу, придавая лицу выражение постоянной легкой насмешки.

- Присаживайтесь, - предложил незнакомец, жестом удалил охрану и опустился на скамейку по другую сторону стола. В его внешности не чувствовалось военной выправки, а в тоне не было ничего приказного. Он не был командиром диверсантов, скорее напоминал чиновника, вынужденного заниматься неприятным, но необходимым делом. Лишь по тому, с какой четкостью выполнялись его распоряжения, можно было судить о власти, которой он располагал.