Общага-на-Крови - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов cтр.№ 10

— Ты слышал?

— Слышал.

— Хреново все это… — Ванька сплюнул. — Гапонов-то, оказывается, сам к Нельке неровно дышит. Не надо было с ним ссориться, да деваться некуда… И шантаж мой белыми нитками шит. Ну, Бумагин, конечно, за меня горой, только изнасилования-то не было, да и заяв никаких никто писать не будет — чего Нельку позорить…

— Зачем же ты тогда всем этим грозил? — удивился Отличник.

— Сам посуди, отец. — Ванька снова сплюнул. — Нам что главное? Завтрашний студсовет пережить. На Нельку Гапонов и так больше не полезет, меня побоится. А вот чтобы меня не выперли из общаги, мне Гапонова ошеломить надо было. Вот и ошеломил, блин. Лишь бы Гапон до завтра не расчухал, что к чему. А следующий студсовет только в конце сессии. Значит, если кого не зарежем, то доживем год в общаге. Лельке и Нельке на пятый курс поселение дадут без проблем, за ними грехов нет. Игорехе дадут, потому что его Ботва любит. И тебе дадут, потому что ты маленький, не пьешь, не куришь, учишься зашибись. Ну а о себе я сам позабочусь. Если Гапонов решит мне заподлить и не даст поселение, я ему еще тот цирк-шапито организую. Скажу: квасили вместе, а теперь я — пидарас, а он — д'Артаньян? Развоняюсь на всю общагу. Талона тогда самого из председателей выкинут. Так что мы при своих остались.

Отличник молчал. Ванька поглядел на сигарету в прыгающих пальцах.

— Игореха, конечно, правильно поступил, что побежал к Гапону резкость навести, — продолжил Ванька. — Но вот делать этого он не умеет, начал сопли на кулак мотать… А не успел бы я, так завтра на студсовете Гапонов сказал бы, что Камин-ский первым полез, Говнорезов бы подтвердил, а Игореха не стал бы ничего объяснять, чтобы Нельку выгородить. И меня с Игорехой на пару завтра турнули бы из общаги. К тому же Гапонов Игорехе здюлей бы навешал, а потом с полным правом опять на Нельку полез и началась бы форменная коррида.

Ванька докурил и ввинтил окурок в стену.

— Игореха, конечно, отличный человек, но слабоват. Он ставку делает только на свою любовь, а это слишком шатко для нашей долбаной жизни. Он думает, что коли с бабами он Александр Македонский, так и в остальных случаях всех победит и на хер пошлет. А разным Гапоновым на его любовь насрать прицельно с пожарной каланчи. Поэтому я и встрял. Хотя по уму мне эта склока — как для жопы дверца…

Ванька, выговорившись, спрыгнул на пол и поглядел на руки.

— Вроде не дрожат больше. Значит, не психую… Пойдем домой, отец. Сейчас Игорехе надо будет еще клизму поставить.

Игорь с Ванькой сначала поругались, потом помирились, потом ходили в двести двенадцатую к Нелли и Леле, потом решили купить вина и устроить общий ужин, потом поставили вверх дном всю комнату, разыскивая пустые бутылки, чтобы сдать их, потом наконец уперлись в гастроном, успев перед уходом опять разругаться. Отличник же решил снова сесть за учебу. Передряги передрягами, а сессия сессией, и экзамен приближался.

Но погрузиться в учение с головой ему все равно не удалось. Сперва пришел за сигаретами Вадик Стрельченко. Потом по душу Игоря вновь явилась Марина Савцова. Потом кто-то искал, где живет какой-то Бобылев. Потом пришла успокоившаяся Нелли и, ругаясь, долго рылась в продуктовой тумбочке, выбирая что-нибудь на ужин. Потом снова пришла Нелли и, ругаясь, выгнала Отличника из-за стола, чтобы достать тарелки. Потом притащился однокурсник Отличника Максим Зимовец и долго, с унижением и угрозами, выпрашивал учебник. Потом опять пришла Нелли и, ругаясь, забрала соль. Потом в гости завалился Борька Аргунов и, видя, что никого нет, а Отличник занят, разлегся на Ванькиной койке и начал курить. Покурив и не дождавшись внимания, он за гриф, как убитого гуся за шею, подтащил к себе гитару, смел рукой накопившийся от бездействия на струнах музыкальный мусор и заиграл похоронный марш. Тогда Отличник не выдержал.

— Все, Аргунов, — вставая и собирая тетради, подвел он итог. — Не могу я больше в этой проходной учиться. Выметывайся — я запираю комнату и ухожу в читалку.

Читалка находилась на первом этаже. Отличник пошел туда через вестибюль, где на вахте бабку Юльку уже сменил какой-то студент из подрабатывающих старшекурсников. Читалка представляла собой большой, совершенно голый зал, полностью заставленный ученическими партами. За ее окнами в узком скверике вдоль общаги молодые мамы катали коляски и курили сигареты.

В читалке, несмотря на то что в сессию здесь собиралось много народу, стояла благоговейная тишина, нарушаемая лишь осторожным шорохом затекших ног, шелестом страниц и редким шепотом, столь тихим, что он почти превращался в телепатию. Отличник сел подальше от дверей за парту с красивой однокурсницей Милой Северьяновой и наконец-то полностью ушел в учебу.

Он просидел в читалке два или три часа, и его лишь дважды оторвали от занятий: один раз собрала конспекты и ушла Мила, другой раз, пригибаясь, словно под обстрелом, к Отличнику пробрался Игорь и сказал, что Нелли и Леля зовут его перебирать гречку. На это Отличник ответил, что он с утра мыл посуду, а некоторые дрыхли, и пусть они теперь сами перебирают гречку, а он будет учиться, потому что поступал в институт не для того, чтобы мыть посуду за тех, кто ночью шляется по бабам или вышибает двери, и не для того, чтобы перебирать гречку, а чтобы получать высшее образование. Прослушав гневную отповедь Отличника, Игорь, так же пригибаясь, убежал.

Отличник еще некоторое время сидел и читал, и тут за ним пришла Леля.

— Отличничек!.. — театральным шепотом прокричала она и от ужаса округлила глаза. — Мы все уже за стол садимся!..

— Иду-иду, — покорно согласился Отличник, собирая тетради.

Общага переживала последний предсонный всплеск жизни. Двери ее хлопали, пропуская вереницы жильцов и гостей. В вестибюле у телефона-автомата маялась очередь. Со студентом-вахтером уныло ругалась какая-то девушка по поводу журнала, который у нее то ли свистнули со стола вахты, где обычно лежала выписанная студентами почта, а то ли вообще не принесли. На главной лестнице была суета, на черной — голоса, смех и дым сигарет. Балконы усеяли курильщики, как воробьи — телеграфные провода. На кухнях шипела вода в кранах и могуче трещали на плитах сковородки. Из блоков доносился футбольный гвалт и захлебывающаяся скороговорка телекомментатора. Отличник шел по этим лестницам и этим коридорам, о чем-то несущественном болтая с Лелей, и ощущал, что он гаснет, растворяется, наполняя собой общагу, и его осязание становится вечным общажным сквозняком, его зрение смягчается прозрачными сумерками ее помещений, слух его превращается в голоса, смех, хлопанье дверей, кухонный шум, и душа его вмещает в себя всю вселенную общаги с ее радостью, разочарованием, первой любовью, надеждой и болью. Отличник шел и чувствовал, что он любит, бесконечно любит общагу.

В двести четырнадцатой Ванька, Игорь и Нелли уже сидели возле стола. На подоконнике теснились четыре бутылки, сипящий электрочайник и две кастрюли, у одной из которых из-под крышки валил пар. Ванька ковырял штопором в пробке пятой бутылки. В комнате все было синим от вечера и сигарет.