Счастье Зуттера - читать онлайн книгу. Автор: Адольф Мушг cтр.№ 51

«На помощь, — вскрикивала тогда Руфь, — зверек, звереныш, дикий зверь!» После чего кошка прыгала на ее руку и еще сильнее сучила ногами и пускала в ход зубки, пока рука не становилась вялой. В таком виде она ее больше не интересовала. Кошка успокаивалась и засыпала на руке Руфи или Зуттера. Часто это была рука Руфи. Тогда Зуттер мог встать и приготовить завтрак для всех троих. После этого в настроении, которое он называл пасхальным, Зуттер садился за компьютер, чтобы выполнить свою ежедневную норму.

— С электрической открывалкой ничего не получится, кошка, — сказал Зуттер, — но у меня появилась идея. Для чего я был солдатом? Чтобы иметь солдатский нож. А зачем мужчине солдатский нож? Чтобы им пользоваться. Вопрос в том, найду ли я его. Этот нож никогда не употребляли по назначению, только для того, чтобы что-нибудь почистить. Подходящий предмет для воспитания мужчины. Но, как говаривала Руфь, никогда не знаешь, на что пригодится тот или иной предмет. Насколько я знаю, он лежит в самом нижнем ящике письменного стола, вместе со всем, что, как нам кажется, когда-нибудь может пригодиться. Или что было жаль выбросить, как эти две данхилловские трубки, стопка визитных карточек и — о господи! — вибратор. Ура, кошка, вот он, наш швейцарский нож, сейчас мы его потревожим. Посмотрим, не разучились ли мы пользоваться швейцарским ножом. Сломим ли мы им сопротивление этой банки с твоим отвратительным кормом?

И хотя Зуттер никогда особенно не умел орудовать консервным ножом, на этот раз он на удивление ловко справился со своей задачей, вырезая из крышки одну полоску с острыми краями за другой. Наконец содержимое банки так быстро вывалилось в миску, что кошка едва успела отдернуть свою мордочку, а потом, уже без помех, принялась за еду.

Пока Зуттер пытался тряпкой затереть пятно на новых брюках, сделав при этом его еще более заметным, кошка утолила голод и запрокидывала голову, избавляясь от застрявших в зубах остатков корма. Все еще облизываясь и причмокивая, она подошла к багажу и обнюхала небольшое сооружение из приготовленных к отъезду вещей: Зуттер аккуратно сложил их, чтобы легче было обнаружить, не забыл ли он что-нибудь. Ящичек из светлого дерева стоял чуть в стороне. К нему Зуттер прислонил небольшой джутовый мешок с камнями, найденными в карманах Руфиной шинели. Здесь кошка задержалась дольше всего.

— Да, — сказал Зуттер, — это был человек.

Внезапно кошка стремительно, словно ее укусила оса, прыгнула к двери и пронзительным голосом потребовала выпустить ее во двор. Она заметила корзину с крышкой, которую Зуттер спрятал за чемоданом.

— Ничего не поможет, кошка, — сказал он. — Будешь жить с кенгуру, а пока посидишь в корзине. Полезай туда, и немедленно. Сперва устрою тебя в надежном месте, иначе ты просто не дашь мне вынести вещи из дома.

Зуттер поднял кошку, которая упиралась; оно и неудивительно: он схватил ее неловко, чувствуя за собой вину. Прижав ее к себе, он ткнулся носом в дрожащее, дергавшееся черное тельце. В голову ему пришел стих, который часто повторяла про себя Руфь: «О алая заря! Пора рассвета!» Из глаз его брызнули слезы, и животное успокоилось. Он осторожно взял его за загривок и поднял. Оно не трепыхалось, на его мордочке появилось выражение такого ангельского блаженства, что Зуттер улыбнулся. Кошка позволила опустить себя в плетеную корзину и не издала ни звука, когда Зуттер закрыл крышку.

Словно зажженный фонарь, поднял Зуттер с пола корзину с успокоившимся зверьком и пошел к машине, чтобы поставить ее на заднее сиденье. Вряд ли кошка там долго продержится.

30

Зуттер надел вельветовые брюки песочного цвета, Руфь называла их штанишками. И не забыть почистить зубы. «Почисти свой зуб», — говорила Руфь. Да, Зуттер, забыть почистить зубы — последнее дело. Все равно что: Зуттер, иди умойся. Маленький мальчик Зуттер.

— Почему ты вышла за меня? — спросил Зуттер, когда они в ноябре еще могли сидеть на террасе, ноги Руфи были укрыты одеялом из верблюжьей шерсти. Листья декоративной вишни окрасились в багровый, красно-бурый цвет.

— А почему ты женился на мне?

— Я первый спросил.

— Потому что мне с тобой весело, — сказала она.

— Ты шутишь.

— Шучу. Мне с тобой зуттерно.

Мужчина, жена которого лишила себя жизни, не любит смотреться в зеркало. Зуттер, чистя зубы, и раньше не смотрел себе в лицо. А теперь тем более.

Странно, что зубы ему все еще не отказывают, хотя он уже десятилетия плохо за ними следит. Последний раз он основательно чинил их лет двадцать назад, и врач тогда сказал: «Вы многое упустили между пятнадцатью и двадцатью годами и теперь отдуваетесь. Расплачиваться будете, когда состаритесь».

Он представлял себе, как у него внезапно сыплются зубы. Во сне они катались во рту, как галька, языком он ощупывал камешки и проводил по пустой челюсти. Тогда он не сомневался, что в одно прекрасное утро так все и случится. Но с тех пор он почти не заглядывал к стоматологу, и когда теперь ощупывал зубы языком, его трогало их присутствие, они казались ему стражами, добровольно оставшимися там, где когда-то им приказали стоять, как японские солдаты на острове, хотя война уже давно закончилась. В нем еще было нечто, что его не подводило.

Покажи зубы, Зуттер, хотя бы самому себе.

Руфь никогда не говорила ему «мой муж», только по телефону с третьими лицами или с каким-нибудь учреждением. Даже когда она заболела, ничто не могло заставить ее назвать его по имени. И когда он приводил ее в восторг, ей не нужно было называть его по имени.

— Мы проживем здесь девяносто девять лет, — со смехом сказала она, когда они поселились в «Шмелях». — Представь себе: девяносто девять лет — и за вполне приемлемую цену!

— А я рассчитывал прожить с тобой сто лет.

Она перестала смеяться. До девяносто девяти — это она еще понимала. Но сто — тут ей было уже не до шуток.

— Ты можешь себе представить, что мы доживем до нового тысячелетия? — как-то спросил он ее. О болезни тогда еще не было и речи.

— К тому времени мир погибнет, — ответила она, — непременно.

Но вот год стал писаться с тремя нулями, и у Зуттера не осталось ни одного человека, для которого его фамилия значила бы так много, что о ней приходилось умалчивать. Ему никогда не хотелось взять себе фамилию «Ронер», хотя гражданское право теперь позволяло мужу носить фамилию жены. Но она не только свой рак и своего мужа, но и свою фамилию рассматривала как случайность. Она придумала ему другую фамилию, фамилию французского художника, только с двумя «т». Как бы она звала его, будь он котом? Наверное, Человек?

Он бы никогда не стал разрывать себя пополам, как тот сказочный Румпельштильцхен [24] , из-за того, что кто-то угадал, как его зовут.

— Прощай, — сказал Зуттер своему отражению в зеркале.

Он видел, как белоснежной пены у него во рту становится все меньше, и слышал, как внутри его черепа что-то чуть слышно зашипело.