Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира - читать онлайн книгу. Автор: Билл Брайсон cтр.№ 64

На следующее утро к одиннадцати, когда Джон Прайс и очень милый парень по имени Дэвид Партридж подкатили к отелю в машине Прайса, я уже ждал у дверей. Я не дал им выпить кофе в Боунессе на том основании, что больше здесь не выдержу, и погнал до отеля в Бассентвейте, где Прайс заказал для нас комнаты. Там мы сбросили рюкзаки, выпили кофе, получили на кухне три упакованных завтрака, снарядились в стиле бывалых и отправились в Грейт Лангдейл. Вот это больше похоже на дело.

Несмотря на ненадежную погоду и позднюю осень, стоянки и обочины вокруг долины были полны машин. Люди повсюду рылись в багажниках, доставая снаряжение, или сидели при открытых дверцах, натягивая теплые носки и ботинки. Мы тоже переобулись и присоединились к всклокоченному войску туристов с рюкзаками и в шерстяных гетрах, тянувшемуся вверх на длинный горбатый травянистый склон холма Бэнд. Мы направлялись к легендарной вершине Боу-Фелл, 2960 футов над уровнем моря, шестой по высоте в Озерном краю. Перед нами цветными точками рассыпались по тропе пешеходы, двигавшиеся к неимоверно далекой вершине, затерянной в облаках. Я молча дивился, как много народа уверовало, что лезть в горы в сырую субботу в конце похожего на зиму октября — развлечение.

Мы вскарабкались через травянистые нижние склоны на высокогорье, где приходилось выбирать дорогу между камнями и кустарником, а потом очутились среди клочков туч, висевших, наверно, в тысяче футов над оставшейся внизу долиной. Вид был сенсационный — острые зубцы пиков Лангдэйл поднимались напротив, тесня узкую и уже далекую, благодаря нашим усилиям, долину в кружеве огороженных каменными стенами полей, а на западе терялось в тумане и низких облаках волнистое море кряжистых бурых холмов.

Чем дальше мы уходили, тем хуже становилась погода. Воздух наполнился кружащейся ледяной крупкой, резавшей кожу, как бритва. Ко времени, когда мы добрались до Трех Тарнов, погода стала по-настоящему угрожающей: к острой слякоти добавился густой туман. Свирепые порывы ветра избивали склон, и мы уже еле тащились. В тумане видимость сократилась до нескольких ярдов. Раз или два мы ненадолго теряли тропу. Меня это беспокоило, потому что мне не особенно хотелось умирать наверху — кроме всего прочего, на моей карточке экспресс-оплаты телефона оставалось 4700 неистраченных единиц. Из мглы перед нами выдвинулось нечто, чрезвычайно напоминающее оранжевого снеговика. При ближайшем рассмотрении это оказался высокотехнологичный альпинистский костюм. Где-то внутри него скрывался человек.

— Малость свежо, — выдал он образчик недооценки.

Джон с Дэвидом спросили его, далеко ли он дошел.

— Только что с Бли Тарна.

До того было десять миль ходу по этой тяжелой тропе.

— Плохо там? — спросил Джон на лаконичном жаргоне бывалых туристов.

— На четвереньках приходится, — отозвался встречный.

Они понимающе кивнули.

— Скоро и здесь то же будет.

Они снова кивнули.

— Ну, мне надо двигаться, — объявил человек, как будто целый день потратил на болтовню, и нырнул в белое варево. Я посмотрел ему вслед и обернулся спросить, не подумать ли нам о возвращении в долину, к теплому приюту, где дают горячую еду и холодное пиво, но обнаружил, что Прайс и Партридж уже растворяются в тумане в тридцати футах впереди.

— Эй, подождите меня! — прокаркал я и побрел следом.

Мы добрались до вершины без инцидентов. Я насчитал тридцать три человека, обогнавших нас. Они забились между побелевших от тумана камней с сэндвичами, фляжками и рвущимися из рук картами. Глядя на них, я попытался представить, как стал бы объяснять происходящее иностранцу, — с какой стати три дюжины англичан устроили пикник на вершине горы в ледяную бурю? — и понял, что объяснить это невозможно. Мы пробрались к валуну, и сидевшая под ним пара милосердно подвинула свои рюкзаки, освободив место для нашего пикника. Мы уселись и зарылись в мешки из оберточной бумаги, под пронзительным ветром облупливая крутые яйца занемевшими пальцами, запивая тепловатой шипучкой, заедая раскрошившимися сэндвичами с сыром и пикулями и глядя в беспросветную мглу, ради которой мы три часа лезли сюда, и я думал, серьезно, я думал: «Господи, как же я люблю эту страну!»

Я направлялся в Ньюкасл через Йорк, когда меня настиг очередной непредсказуемый порыв. Я сошел в Дареме, с намерением часок поглазеть на собор — и влюбился, мгновенно и всерьез. Да это же чудо — идеальный городок, я только и думал: «Почему же никто мне о нем не рассказывал?» Я знал, конечно, что в нем есть отличный норманнский собор, но представления не имел, как он великолепен. Просто не верилось, что за двадцать лет никто мне не сказал: «Ты не бывал в Дареме? Господи боже, человече, отправляйся немедленно! Пожалуйста, можешь взять мою машину». Я читал в воскресных газетах бесчисленные отчеты о путешествиях в Йорк, Кентербери, Норидж и даже Линкольн, но не припомню ни одного о Дареме, а друзья, которых я о нем расспрашивал, едва ли там бывали. Так что позвольте вам сказать: если вы никогда не бывали в Дареме, отправляйтесь сейчас же. Берите мою машину. Это чудо.

Собор, громада красно-бурого камня, стоящий высоко над ленивой излучиной реки Вер, разумеется — его слава. Все в соборе совершенно — не только расположение и исполнение, но, что не менее заслуживает упоминания, и то, как им распоряжаются ныне. Для начала, там нет никакого вымогательства, никакой «добровольной» платы за вход. Просто снаружи висело скромное объявление, что содержание собора обходится в 700 000 фунтов стерлингов в год, что сейчас производится реконструкция восточного крыла стоимостью 400 000 фунтов, и они будут чрезвычайно благодарны за любые пожертвования от посетителей. Внутри стояли два ящика для денег — и все, никакой суеты, ни назойливых объявлений, ни утомительных досок с бюллетенями, ни дурацких флагов Эйзенхауэра. Ничто не отвлекало от невыразимого, возвышенного величия собора. День, когда я его увидел, был идеален. Солнце косо бросало лучи сквозь витражные окна, выхватывая из тени кряжистые желобчатые колонны и разбрызгивая по полу пеструю рябь. Нашлись даже деревянные скамьи для молящихся. Я не судья в таких вещах, но окна над хорами показались мне, по меньшей мере, равными более знаменитым Йоркским витражам, причем их видно во всей красе, а Йоркские загнаны в трансепт. А витражи в противоположной стене были еще лучше. Я не могу говорить о них, не впадая в восторженное многословие, потому что это было просто чудесно. Пока я стоял там, среди всего дюжины других посетителей, мимо прошел церковный служка и весело поздоровался. Я был очарован его дружелюбием, пленен окружавшим меня совершенством и немедля отдал свои голос Дарему за лучший собор на планете Земля.

Упившись вдоволь, я засыпал коробку для сбора пожертвований мелочью, отправился на самый беглый осмотр старого квартала города, который оказался не менее древним и обольстительным, и вернулся на станцию, потрясенный и в то же время растерянный: сколько же всего надо посмотреть в этой маленькой стране и какой глупостью было надеяться, что я увижу больше малой толики за семь быстротечных недель.