Беседка. Путешествие перекошенного дуалиста - читать онлайн книгу. Автор: Миша Забоков cтр.№ 52

Так вот, если вы не видите груды поверженных в борьбе с чиновничеством бездыханных тел, то это вовсе не означает, что между воюющими сторонами заключено перемирие. Как тонко подметил поэт, бросивший однажды в толпы враждующих армий фразу: «И вечный бой, покой нам только снится», — он уже тогда предвидел всю абсурдность и абсолютную невозможность полюбовного замирения сторон. Государство в лице своего законодательно-исполнительного шалмана для нас — враг, к тому же куда более коварный и изощренный, чем полчища доселе посягавших на нашу свободу и независимость татаро-польско-шведско-франко-немецких угнетателей. Само собой, в его отношении к нам я тоже не склонен усматривать особо нежную симпатию. И хотя эта баталия сопряжена с многочисленными жертвами и ведется уже не первое столетие, противоборствующие стороны, тем не менее, не питают друг к другу классового антагонизма, прекрасно понимая, что именно в таком противопоставлении взаимоисключающих интересов и заключена мистическая сущность России. При желании в этом противостоянии можно даже обнаружить кое-какие правила, бытовавшие еще во времена сражений доблестных и благородных рыцарей.

К числу таких правил я в первую очередь отношу особый характер ведения боевых действий, когда противники не ставят себе целью полностью истребить друг друга, или, иначе говоря, враждебность сторон затрагивает лишь общие, клановые интересы и не распространяется на личные, внеслужебные отношения, подобно тому, как не простирается дальше ведомства Госавтоинспекции гневная неприязнь чеченских боевиков, вызванная неуместными придирками личного состава блокпостов по части несвоевременной регистрации угнанных иномарок.

Главный предмет конфликта лежит в сфере налогового законодательства. Они нам говорят: «Неразумные! Мы ведь для вашей же пользы бесчинствуем. Неужели вы не понимаете, что если не будете платить налоги, мы не сможем обеспечить вам сносную жизнь?! В конце концов, есть же закон, право!..» Мы же им отвечаем: «От таких же и слышим! Только потому что мы не платим налоги, мы еще живы. Жизнь „по понятиям“ — выше жизни по закону, мораль — выше права!» А теперь попробуйте возразить мне — разве это не правильно почерпнутое нами следствие из их порядка налогообложения! Поэтому на каждый их закон у нас найдется свое следствие. И оно будет таким же многоплановым, как восторженный отклик слесаря-интеллигента Полесова на каверзный вопрос великого комбинатора: «Ваше политическое кредо?» — «Всегда!» Да, именно таков будет наш ответ презренному мытарю, — всегда!

И чтобы уж окончательно закрепить пройденный нами урок, я хочу обратиться к вам с контрольным заданием, и вы, как юные пионэры, — нет-нет, это не опечатка, это условный знак, с помощью которого я помечаю для себя данное место в тексте, дабы успеть обхватить чугунную батарею парового отопления, когда звуковая волна вашего единодушного отклика покатится по стране, без разбору сметая всех, кто не успел за что-нибудь надежно ухватиться, — так вот, и вы, как юные пионэры, не сомневаюсь, должным образом откликнитесь на мой к вам призыв: «Пионэры! К борьбе за дело уклонения от уплаты налогов — будьте готовы!» — «Всегда готовы!» У-ух! — только и пронеслась громогласная волна, обдав меня жаром вашего дыхания и едва не оторвав от батареи.

Защищая себя и свои семьи от порабощения властью, мы отстаиваем свое право на жизнь, данное нам то ли от Бога, то ли от кого другого, но уж точно — не от чиновника. Стратегия наших боевых действий носит сугубо оборонительный, партизанский характер: мы лишь защищаемся от наседающего неприятеля, не помышляя о контрнаступательных операциях. Из этого вытекает следующее: для нас эта война является народной, священной и отечественной, наше дело — правое, но мы не победим, поскольку к этому и не стремимся, а в силу того, что нам их не победить, хотя бы из-за лени, а им нас и подавно, просто по определению, — в этой долгой и кровопролитной войне не будет ни победителей, ни побежденных.

Выстроенная нами по всему пространству России глубоко эшелонированная оборона, помноженная на несгибаемый боевой дух и беспримерное мужество ее участников, помогает нам с честью отражать атаки противника и наносить ему ощутимый материальный урон. Но враг хитер и коварен. Его быстрая сметка и цепкая хватка порой вырывают из наших рядов наиболее ловких повстанцев-неплательщиков, героически сложивших свои буйные головы в кабинетах налоговых инспекторов. Но это еще не всё. Не желая довольствоваться малым, то есть тем, что нам не жалко отдать, а также признавая провал многих своих новогодних кампаний по ужесточению налогового бремени, противник перешел к тактике ведения боевых действий по принципу «выжженной земли», иначе говоря — к оздоровлению общества за счет частичного истребления наиболее сирого и слабого народонаселения, больше других подверженного фискальному воздействию. В отместку за недобор прямых налогов он расширил косвенные. И надо признать, что в этом деле он сильно преуспел. Чего стоят одни лишь акцизы на табачно-алкогольную продукцию! А нефтепродукты! А ведь есть еще и скрытые налоги, которым просто несть числа. Вот почему я не могу умолчать о таком неприметном противнике, как служба Государственного ветеринарного надзора.

Но вначале небольшая преамбула.

По причине незадавшейся риэлторской карьеры с автомобилем пришлось расстаться, и в деревню теперь мы добираемся на поезде. Пассажирский поезд Москва — Рыбинск — это целая минорная оратория российской действительности под неторопливый перестук монотонно солирующих вагонных колес в сопровождении осипшего хора бесправных пассажиров, безуспешно пытающихся докричаться до озабоченного предпринимательской деятельностью пронырливого проводника, и заунывного любительского оркестра народных инструментов Министерства путей сообщения под управлением такого же не вполне трезвого бригадира, как и сам проводник. Этот поезд являл собой живую легенду, чудом дошедшую до нас со времен Гражданской войны. Поскольку тусклое искусственное освещение рассматривалось в нем как непозволительная роскошь, его вырубали сразу же, как только проводник собирал у пассажиров билеты, и расстилка постелей проходила уже при естественном лунном освещении, если, конечно, такому ничтожному занятию благоволили звезды, и в рассеянном свете мелькавших за окном фонарных столбов, если, конечно, таковые попадались на нашем вселенском пути еще в рабочем состоянии. Поезд представлял собой железнодорожный винегрет: большая часть вагонов была прямого назначения — до Рыбинска, остальные вагоны были прицепные — до Сонково, Бежецка, Весьегонска. Эти прицепные вагоны состояли исключительно из общих и плацкартных. В чем заключалась функция проводника в плацкартном вагоне, — однозначно ответить я затрудняюсь. Во всяком случае, она уж точно не заключалась в том, чтобы кропотливо соизмерять число пассажиров с числом посадочных мест в вагоне, вот почему на предназначенных для размещения багажа третьих полках мирно располагались охотники, рыболовы, сборщики болотных ягод, аккуратно укладывая под головы снятые с натруженных ног сапоги, — а как иначе? не идти же в лес без сапог, ведь утром их просто могло и не быть! И когда приобретший на законных основаниях нижнюю полку пассажир просыпался вдруг среди ночи, разбуженный тяжелым духом, исходившим от натруженных конечностей сборщиков морошки, он с изумлением мог обнаружить у себя в ногах скромную семью из трех человек, глава которой, более других исполненный тревоги за безмятежность сна счастливого обладателя заветной полки, не преминет с подобающей такому случаю отеческой заботой вкрадчиво поинтересоваться, — не вызвано ли столь внезапное пробуждение усталого попутчика неудобством от их непреднамеренного бивака у него в ногах, или это результат приснившегося ему кошмара, и тогда — какие могут быть разговоры! — кто-нибудь из них с радостью пересядет поближе к изголовью, чтобы своим непосредственным присутствием в головах отогнать гнетущие сновидения, а затем, не позволяя даже рта раскрыть одурелому спросонья пассажиру, еще и добавит великодушно, что, мол, не стоит осквернять их слух пустыми благодарностями, что, дескать, свои люди, и так сочтемся. Одно время, когда число плацкартных вагонов значительно уступало числу общих вагонов, а наплыв пассажиров был особенно велик, и москвичи, преследуемые треволнениями по поводу еще не высаженной картошки, скопом валили на приусадебные участки, а сельских жителей, наоборот, страстно влекло в Москву с ее очагами культуры — ВДНХ, Бородинской панорамой, ЦПКиО имени Горького и, конечно, стоящим особняком в этом списке Мавзолеем Ленина, при упоминании о котором — этом пантеоне всенародной скорби — сжималось сердце у каждого советского человека и меркли все остальные центры досуга, в том числе места массового отоваривания мясо-молочными и бакалейными продуктами, — так вот, в ту пору многие пассажиры этого легендарного поезда приучили себя спать стоя. В этом, как они считали, была даже своя прелесть — не надо тратиться на постельные принадлежности. У части пассажиров эта привычка — рачительного отношения ко сну — сохранилась и поныне. Поэтому, дабы не подвергать себя молчаливому осуждению, читаемому в хмурых лицах заплативших за белье пассажиров, а также во избежание придирок со стороны проводника, чьи нравоучительные замечания по поводу пользования матрасом без оплаты сопутствующих постельных принадлежностей не ограничивались одними только устными порицаниями с применением богатых возможностей русской ненормативной лексики, но также сопровождались пинанием ногами впавших в забытье «неопостеленных» пассажиров, — эти поездные бомжи стойко боролись со сном сначала сидя, потом лежа на жестких полках, и лишь после того как общественные контролеры, не имея более мочи бороться со сном, полностью утрачивали бдительность, а проводник, предварительно уладив все свои коммерческие дела, окончательно уходил на покой, они уже в сладкой истоме наконец устраивались на расстеленных матрасах. Хотя этот состав и отправлялся строго минута в минуту поздней ночью с Савеловского вокзала, но уже по первому мимолетному общению с проводником, по его многозначительным недомолвкам завзятым паломникам по святым местам Тверской области становилось ясно, что обещанные по графику 13 часов следования поезда до Весьегонска — это слишком короткий срок, чтобы покрыть расстояние в 375 км. За это время поезда в Европе преодолевают путь от Парижа до Милана, мимоходом проскакивая через Берн. Ну так это у них там приходится вечно куда-то спешить. Нам же спешить некуда и незачем, потому что с составом, которому предстоит дважды быть переформированным, сначала в Сонково, а потом в Овинищах, — спеши не спеши, всё равно опоздаешь. Другими словами, строгость расписания относилась только к пункту отправления; время прибытия на другие станции и к конечному пункту следования — носило условный характер. Во многом эта условность была также связана с тем — попадем мы в месячник профилактического ремонта одноколейки и моста через трехметровую протоку после Овинищей или не попадем. Ясное дело, мы попадали. Поэтому уже в Овинищах можно было смело приступать к сбору грибов, чтобы к тому времени, когда мы доберемся до Весьегонска, было чем похвастать перед жителями райцентра. Иначе говоря, на этом пути в никуда значение имело не время следования до конечной станции, а само прибытие к пункту назначения. Мистический, а то и просто демонический смысл этой поездке придавало также то неразгаданное мною до сих пор обстоятельство, что в Москве, при посадке в вагон, вы, допустим, усаживались по ходу движения поезда вперед лицом, а утром — как утверждают знатоки, сразу после Калязина, кстати сказать, снискавшего славу на всю Тверскую округу своим образцово-показательным психдиспансером, — вдруг с удивлением для себя обнаруживали, что движетесь уже вперед спиной. Но даже такая вопиющая подтасовка фактов ускользала от внимания большей части пассажиров, потому что за три с лишним часа беспрестанных перестановок состава в Сон-ково под непрекращающиеся набатные гудки маневрового локомотива они уже так намаялись с боку на бок ворочаться на полках и уже столько раз прокрутились вокруг собственной оси, что вспомнить исходное положение, занятое ими при посадке в Москве, абсолютно не представлялось никакой возможности. И когда, пренебрегая фактором времени, принимая езду вспять за движение поезда вперед, а попутчиков — за своих близких приятелей, перед которыми уже нет надобности прикрывать ладошкой неудержимо раздирающую вас до самых коренных зубов зевоту, вы наконец живым и в известном смысле здоровым добираетесь-таки до Весьегонска, то и последующие несколько километров по лесу с обязательным привалом для распития бутылки на высоком сосновом берегу Мологи в знак благодарности судьбе за нечаянно доставленную радость вновь лицезреть милые сердцу просторы, и дальнейшая переправа на противоположный берег Кесьмы — уже кажутся вам сущим блаженством, верхом истинного наслаждения, величайшим счастьем на свете, подлинным триумфом воли, настоящим торжеством духа.