Непричесанные разговоры - читать онлайн книгу. Автор: Айла Дьюар cтр.№ 21

Денек у Дэниэла выдался удачный. Наконец-то он нашел счастливый распорядок дня! Подъем в восемь, кофе для Эллен, белые трусы, светло-желтые брюки, черный свитер, кеды (без носков). Завтрак – две чашки черного кофе, две сигареты под старый добрый блюз – Отис Реддинг, Уилсон Пиккетт, Арета Франклин. За чашкой кофе, раскачиваясь в такт музыке, он просматривал в газете раздел о скачках. Поставлю на Домино, решил Дэниэл. Раз уж утро вышло черно-белое, не стоит нарушать цветовую гамму. Дэниэл пошел по левой стороне улицы, заглянул в овощной магазин – узнать, не нужно ли чего Мэри. Та незаметным, но решительным жестом отослала его прочь.

В полдень Дэниэл слегка подкормился в супермаркете. Прохаживался между рядами, подслушивал чужие разговоры, читал этикетки на бутылках с кетчупом, на ходу уплетая рогалик из штучного отдела с парой ломтиков колбасы из гастрономии. Открыл пачку имбирного печенья, выудил три штучки и спрятал ее подальше, за другими пачками: завтра можно будет съесть еще парочку. Смахнув с губ предательские крошки, Дэниэл на выходе купил банку кока-колы, записал все до мелочей в дневник удачи и поспешил на ипподром делать первую ставку.

Пять фунтов, украденные накануне у Эллен, он поставил на выбранную лошадь. И выиграл. Выигрыш поставил на Черно-Белого. Снова выиграл. Поставил все деньги на Шлагбаум. Опять выиграл. Система у Дэниэла была простая: он ставил все до последнего гроша на выбранную лошадь. Играл не ради наживы, а для удовольствия. И от этой игры «все или ничего» у него кипела кровь, чаще билось сердце, потели ладони. Именно это он и любил. Вот и сейчас, едва дыша, пробежал он глазами страницу в поисках счастливой лошади. В половине пятого бежала Столица. Вот так удача! Дэниэл поставил все до последнего пенни.

Дэниэлу не сиделось на месте. Забег он смотреть не мог. Не мог даже слушать, что делалось вокруг. Опустился прямо на тротуар возле будки букмекера и рванул кольцо банки с колой. На Дэниэла страшно было смотреть. Волосы, взъерошенные липкими пальцами, стояли дыбом. Глядя вокруг безумными глазами, он бормотал: «Я прав. Прав. Прав, ублюдки! Она придет первой. Она победит. Победит! Ну же, скотина, вперед!» С лица его ручьями лил пот. Кола из смятой жестянки струилась по пальцам, растекалась по асфальту. Прохожие шарахались от него. Дэниэл ничего не замечал. Ему было плевать. На все плевать. Боги удачи на его стороне. Ангел-хранитель над ним. Добрые планеты проходят через его знак Зодиака. Фортуна улыбается ему. Он не может проиграть.

Придя домой, Дэниэл вывалил деньги на диван. Тысяча фунтов.

– Целая тыща! – заорал Дэниэл. – Это все я! Я!

Он превратил пятерку в тысячу пятьдесят семь фунтов сорок шесть пенсов. Но округлил до тысячи, а остаток пустил на выпивку, бифштексы и пластинки.

Сам не свой от радости, метался он по комнате и вопил: «Да! Да! Да!» Он разгадал секрет счастья. Чушь, конечно, полная. И все же никуда от нее не денешься. Суть в том, что счастливый день он начал с нуля. А теперь разбогател. Значит, надо каждый день начинать с нуля или на худой конец с пяти фунтов из сумочки Эллен. Деньги иметь нельзя. И нельзя говорить Эллен, что он теперь при деньгах. Она непременно захочет потратить их благоразумно. Заплатить по счетам, отложить на какую-нибудь практичную дурость, вроде отпуска или машины. Нет уж, увольте.

– Спрячь их, – приказал себе Дэниэл. – Спрячь подальше и от нее, и от себя. – Он расстегнул чехол диванной подушки, сунул внутрь купюры и, яростно прихлопнув, вернул подушку на место. – А теперь, – сказал он, – живи как ни в чем не бывало. Не смей трепаться. Не признавайся в своей удаче, и она тебя не покинет. – Бред сумасшедшего. Вроде бы трезвый, рассудительный человек, не среднего ума. Не верит он в эту чушь, ей-богу, не верит! Но что тут поделаешь? Игра – это болезнь. – Поставь музыку, – приказал он себе.

Дэниэл бросился через всю комнату, выхватил из конверта новую пластинку, поставил и как безумный начал двигать туда-сюда звукосниматель в поисках подходящей мелодии. Нужна доза рок-н-ролла. От нее полегчает. Дэниэл бредил не только скачками.

Бывало, выйдя из дома, он не мог ступить ни шагу: его вдруг охватывал дикий, безумный страх – наследство детских лет, воспалялась рваная рана в душе, залечить которую можно было лишь одним-единственным кусочком из одной-единственной песни, причем на полной громкости. Все началось с Джими Хендрикса, с первых аккордов «Свети, как лампа в полночь». Со временем Дэниэл перешел на Нейла Янга, «Как ураган». И так год за годом – теперь он слушал на всю катушку Джеймса Брауна. Заигрывал с «Литтл Фит». Пережил бурный роман в наушниках с «Токинг Хедз»: «Смотри, как проходят дни…» Потом были «Лондон Коллинг», «Трансметрополитэн». «Да-а, о да, да-а!» – подпевал он. Когда ему поднадоели «Клэш» и «Поугз», Дэниэл пустился на поиски новых кумиров. Но боль не покидала его. «Ю2», «Паблик Эними» – чем больше покупал он пластинок, тем сильнее тянуло его к музыке. Не снимая плаща, закрыв глаза, стоял он рядом со своим драгоценным проигрывателем. «У-уф! В самую точку!» Еще пару часов можно жить спокойно. А потом он помчится за новой дозой, повторяя про себя: когда же это кончится?

Сегодняшняя покупка Дэниэлу пришлась не по вкусу. Он засунул пластинку обратно в конверт – может быть, навсегда.

– Староват я для такой музыки, – признался он Эллен, когда та вернулась. – Но где-то, в каком-то альбоме, прячется моя мелодия. И я ее найду, услышу и буду исцелен от рок-н-ролла до конца дней своих.

– Ты знал, что миссис Бойл, наша соседка снизу, была знакома с Рахманиновым? – спросила Эллен.

– Сказками тебя кормила? Она всем эту лапшу вешает. – Дэниэл зевнул. – Надеюсь, ты ей не поверила?

– Поверила, конечно. Она играла с ним в четыре руки.

– Чушь собачья, – фыркнул Дэниэл. – Рахманинов давным-давно умер. Все композиторы-классики умерли.

– Рахманинов умер в 1943-м, – уточнила Эллен. – А родился в 1873-м.

– Неужто правда? – изумился Дэниэл. Ему-то казалось, что все композиторы-классики жили во времена сорочек с рюшами и пудреных париков и все знали друг друга. Рахманинов, Моцарт и Бетховен жили по соседству. Были приятелями. – Ровно за сто лет до того, как Лу Рид записал «Прогулку по дикой стороне», – прикинул он. – Давненько родился, красавчик.

Эллен разозлил его пренебрежительный тон.

– А я верю, что Эмили Бойл знала Рахманинова и вместе с ним выступала! – упрямо повторила она. – Здорово!

«Я сирена. Я женщина, – записала Эллен в своем блокноте. – Я бессмертна, сестра моя. Я играла на скрипке с Паганини. Я пела дуэтом с Карузо. Танцевала с Вацлавом Нижинским. Меня вырезал из каррарского мрамора Микеланджело Буонарроти. Я шлепала по попке Фрейда, учила арифметике Эйнштейна, обсуждала с Китсом метрику стиха, ужинала с Эскофье и подпевала Леонарду Коэну. Но мой час пробил. Пришло время стереть пыль веков с моего лица – и теперь я Будикка, королева икенов, воительница. Я Жанна д'Арк, семнадцатилетняя святая, гроза англичан в Орлеане. Я Патти Смит, крестная мать панк-рока, наркоманка и мечтательница. Вперед же, гангстерши, мстить за наших сестер!»