Списанные - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Быков cтр.№ 28

Если бы списка не было, его стоило выдумать. Все так и стремятся в список по любому признаку, весь ЖЖ разбит на сообщества: любители котиков, песиков, «Икейки». Хлебом не корми, дай в чем-нибудь состоять. Он открыл «Word» и начал давнюю историю про реалити, ни к чему не обязывающую комедию для Дишдишяна, но слова не складывались в предложения. Он не знал за собой такой беды, обычно сочинял быстро, но сейчас после каждых трех фраз раскидывал пасьянс или залезал в сеть. Текст выходил вязким и безвкусным, как мокрая вата. Либо дело было в проклятом списке, в страхе за будущее — то-то он и спрашивал у «Солитера», возьмут или помилуют, хватит денег или нет, — либо в отвращении к себе: человек, попавший в список, не имел права ничего сочинять. На нем было клеймо, а человеку с клеймом писать не положено. Сверх того, он не совсем понимал, как из этой истории выйти: там тоже было замкнутое сообщество, новое реалити-шоу пожестче предыдущих, с настоящими издевательствами над звездами, вывезенными на одинокий остров в Атлантике. «Последний герой» с садизмом. Но он сам вчера так убедительно рассказывал бедной дуре — никогда больше не затаскивать ее к себе, научиться наконец брезговать случайными связями! — что истории о закрытых сообществах пишутся дилетантами, не умеющими выстроить внятного рассказа. Теперь все развивалось именно в таких компаниях, и никакого выхода, кроме коллективной гибели с выживанием самого адаптивного, для них не предполагалось. Свиридов с мстительным наслаждением уже придумал, кого угробит на своем острове, но убийства не желали монтироваться с пародией, а все двенадцать обитателей атолла надоели ему прежде, чем он закончил список действующих лиц. Список, кругом список… Надо все это как-то разомкнуть. «Надо все это как-то разомкнуть», — написал он, и в эту секунду со двора донесся дружный хор звонких детских голосов:

— Поводок сценаристу Свиридову!

Это было интересно. Свиридов подошел к окну. Внизу, задрав счастливые азартные лица, толпа «Местных» — левое крыло «Своих» — с зелеными повязками скандировала по команде высокого рыжего типа, дирижировавшего двумя руками:

— Сви-ри-дов! По-во-док!

Двое, стоя в стороне, размахивали огромным поводком, связанным, должно быть, из дюжины обычных.

Свиридов понял, что сейчас решается нечто важное. Он мог вернуться за стол и продолжать работать — то есть раскладывать пасьянс, потому что о работе теперь нечего было и думать; жизнь сама подбрасывала благовидный предлог. Но это означало бы высшую степень трусости: надо было дать им понять, что плевать он хотел на это дозволенное буйство. Полминуты спустя он уже выходил из подъезда.

«Местные» только того и ждали. Правда, дистанция соблюдалась: никто к нему не бросился. Отмашки насчет рукоприкладства, видимо, не поступало. Молодежь тут же выстроилась в шеренгу и приступила к исполнению тщательно отрепетированного монтажа.

— Позор Свиридову! — заорал левофланговый, маленький, лет двенадцати.

— Позор списку! — поддержала толстая девушка с коровьими страстными глазами. — Списанных — на свалку!

— Списанных — на свалку! — грянул хор.

— Свиридов! — с пафосом обратился к нему третий, очень прыщавый. — Зачем вы травите старых добрых людей собаками?

— Может быть, вы сами собака? — спросил четвертый, нехорошо скалясь.

— Свиридов — собака! — крикнули все. Свиридов молча слушал, краем глаза, однако, отмечая довольное лицо Вечной Любы в окне второго этажа.

— Может быть, вы радикалист? — спросила серьезная дивчина в очках, безбровая и тонкогубая.

— А может быть, вы фашист? — У задорного мелкого левофлангового это была уже вторая реплика.

— Свиридов — фашист! — поддержал хор.

— Нам не нужно ваших вонючих сценариев! — басом сказал длинноволосый рослый юноша с повадками семинариста.

— Вас нужно посадить на поводок, чтобы вы не бросались на наших людей, — закончил рыжий дирижер и махнул всей банде.

— Свиридову — поводок! Свиридову — поводок! — заскандировали они хором. Свиридов молчал. Сохранение лица пока удавалось.

— У вас все? — спросил он.

Дальнейший диалог не был расписан, и «Местные» замялись.

— Свиридов! — обращение по фамилии было, кажется, их фирменным знаком. — Зачем вы травите наших людей собаками? — Эту фразу, за отсутствием собственных идей, повторил семинарист.

Свиридов молча смотрел на них, и это было все, что он мог делать в предложенной ситуации. У Бродского уже был совет человеку, в котором наконец распознали чужака: «Смотри, это твой шанс увидать изнутри то, на что ты так долго глядел снаружи». Внутри и не могло быть ничего другого. Внутри собаки жуть и мрак. Вот он и глядел, пытаясь запомнить и понять выражения их лиц: это были не самые простые лица. На них мешались любопытство, робость и восторг. Робость была рудиментарная, после первой крови от нее не останется и следа. Любопытство, надо полагать, вызывала новая ситуация безнаказанности: им никто еще не разрешал вот так, запросто, кричать на взрослого человека и отправлять его на свалку. Как-никак живой индивид, не эстонское посольство. Теперь им было все можно, и новизна в свою очередь вызывала восторг, которого они не скрывали: из Джекила вырывался Хайд, а этот выход всегда сопровождается ощущениями, похожими на оргазм. (Додумать: человеку вообще нравится, когда из него что-то выходит. «Пять наслаждений знает плоть, — говаривал его мастер, когда любимчики собирались на юбилеи. — Есть; освобождаться от съеденного; пить; освобождаться от выпитого; и только последнее — то, о чем вы, засранцы, подумали». Творческий процесс — ровно то же самое, кстати. И даже выдавливать прыщ… Единственное исключение — роды: это нам предупреждение, что ничего хорошего не получится. Вон сколько нарожали, потных.)

Разумеется, только в ощущениях и было дело — поскольку никаких личных претензий у них к Свиридову не было, и что такое список — они понятия не имели. Он просто был тем, с кем теперь все можно, им отдали его на растерзание, как мишку для боксерских упражнений. Свиридов сам поражался, как четко работала его голова. Конечно, ни идей, ни вины, ни смысла: чистое пространство безнаказанного наслаждения. Он был их ощущением, их первым оргазмом, они любили его. Свиридов молчал, они тоже молчали. Истинная любовь молчалива.

Первым заговорил он.

— Ну идите, что ли. Если у вас всё.

— Поводок возьмите, — сказал старший с неуверенной улыбкой.

Он шагнул к Свиридову. Девушка с коровьими глазами защелкала блицем. Свиридов отступил на шаг назад.

— Себе возьми, — сказал он. — Тебе пригодится.

Они переглянулись. Видимо, предполагалось поорать под окном, бросить поводок и разойтись — никто не предполагал, что Свиридов спустится. Наконец двое держателей поводка положили его перед Свиридовым и, конфузливо хихикая, вернулись на место.

— Стройся! — скомандовал старший. Местные построились в колонну по два и удалились. Свиридов поглядел на Любино окно.