Методика обольщения - читать онлайн книгу. Автор: Холли Габбер cтр.№ 37

Затем начался принципиально новый этап: Джессика окрестила его ледниковым периодом. Она вспоминала слова Дорис, что обожание мужа подпитывает ее ответную реакцию. Здесь ситуация была прямо противоположной: Джессика словно заледенела и принимала отстраненность Тома с мрачным торжеством. Теперь ей даже хотелось, чтобы он поскорее уехал. Она подолгу сидела на студии, не торопилась домой, уверяя себя, что своим присутствием только надоедает Тому, и испытывала прямо-таки мазохистское удовлетворение, когда он почти не реагировал на ее появление, продолжая изучать разбросанные повсюду сценарные листы. Джессика постоянно повторяла вычитанную где-то фразу «холод сковал ее тело и парализовал чувства», все больше убеждаясь, что эти высокопарные слова идеально подходят к ее нынешнему душевному состоянию. Она была просто потрясена, когда вечером, дней за десять до своего отъезда, Том вдруг спросил:

— Джесси, я тебе надоел?

Джессика даже вздрогнула, настолько этот вопрос резонировал с ее собственными невеселыми размышлениями, — точно Том прочел ее мысли.

— С чего ты взял?

— Я знаю, ты считаешь меня самодовольным поленом, но все же я не могу не замечать некоторых вещей.

— Каких?

Том поерзал на диване, словно не решаясь развить тему.

— Ну, ты изменилась в последнее время. Раньше заводилась с пол-оборота, а теперь тебя не расшевелишь. И иногда ты так смотришь на меня, будто думаешь: «Когда же ты уберешься из моего дома?» Вот и спрашиваю: я тебе надоел?

Джессика почувствовала, что ей физически становится плохо — до тошноты и головной боли. Она всегда ненавидела выяснение отношений, а сейчас просто не знала, как ответить: то ли обратить все в шутку, то ли предъявить все претензии разом. Она присела рядом с Томом.

— А мне кажется, я тебе надоела.

— Что за бредовая идея? У меня больше никого нет.

— Я не об этом. Мне кажется, ты потихоньку уплываешь — все дальше, дальше. Теперь тебя интересуют только исписанные листочки, которые ты раскидал по всему дому. Эти придуманные ребята стали для тебя уже более живыми, чем я. Ты уделяешь им слишком много времени, а я остаюсь одна.

— О господи, ну что за ерунда! Просто я по-настоящему увлекся — хочу блеснуть, хочу выстрелить в этой роли. Там есть где развернуться. Меня должны признать, понимаешь, должны! Признать именно в новом амплуа: героя. И еще я не хочу, чтобы Эдваль, который будет наизнанку выворачиваться в роли Алана Стюарта, перетянул одеяло на себя. Я обязан его переиграть или хотя бы не опуститься ниже его уровня — среднего, но крепко профессионального. Как это касается наших с тобой отношений?

— Никак. Том помолчал.

— Знаешь, Джесси, а я рассказал папе про тебя, когда ездил к нему на Рождество.

— Рассказал что?

— Что я уже полгода живу с женщиной, которую люблю. Что она умная и красивая. Что я от нее просто теряю голову.

— Правда теряешь? И что ответил твой папа?

— Ну… Он как-то сник и сказал, что очень надеялся еще лет пять не беспокоиться по этому поводу. Я ему ответил: «Ну и не беспокойся». А он сказал, что я еще слишком молодой.

— Это точно. Опять я выступаю в качестве какой-то хищницы.

Нет! Папа ничего такого не имел в виду: я описал тебя, и он вроде даже остался доволен. Просто понимаешь… Он всегда старался меня защитить. Когда я был ребенком, он боялся, что я чувствую себя неполноценным, переживаю, что у других детей есть мамы, а у меня нет, и это перерастет в какой-то комплекс, и тогда каждый сможет меня обидеть — просто ткнуть в больную точку.

Джессика затаила дыхание: Том в первый раз заговорил на эту тему.

— Когда меня утвердили не на роль лорда Фаунтлероя, а на роль его плохого кузена, папа даже пытался объясняться с ассистентом режиссера по работе с детьми. Он твердил ей, что мне обязательно надо сыграть хорошего мальчика — которого все любят, а не плохого, которого все ненавидят. Что это только усугубит мои комплексы. Папа не понимал и не понимает, что нет у меня никаких комплексов, что я с детства закрылся актерством, как щитом, и способен держать любой удар. Конечно, я смертельно завидовал другим детям, которые сидели у своих мамочек на коленях, а те гладили их по головке и запихивали в ротик конфеты. Но это вовсе не значило, что им будет легче меня обидеть — наоборот, если ко мне лезли, я давал такой отпор, что пропадала всякая охота со мной связываться. Вот папа и сейчас переживает, только изменил приоритеты: теперь ему кажется, что я — беспомощный кролик, за которым гоняются с сетями толпы коварных женщин.

Джессике показалось, что Том сам себе противоречит: вряд ли его отец остался доволен услышанным, скорее, он и ее отнес к разряду коварных женщин. Потом она вспомнила, как Том заплакал из-за того злополучного интервью, и подумала, что не так уж хорошо он держит удар; возможно, его папа прав, беспокоясь за него. Кто может подсчитать, сколько тепла он недополучил? А она? Придумала очередную теорию о его охлаждении и свято ее придерживается, выдавая ему от щедрот своих какие-то урезанные порции нежных чувств. На что она надеялась? Что он всю оставшуюся жизнь будет плясать вокруг нее фламенко с розой в зубах? Просто эмоции утихают и переходят в более спокойное русло. Ощутив нисходящее на нее, согревающее душу умиротворение, Джессика легла рядом с Томом и подсунула руку ему под голову.

— А разве это не так, малыш? Может, ты и хитрый братец кролик, но охота на тебя точно ведется: многочисленных охотниц я видела собственными глазами.

— Ну и хорошо, так занятнее… Джесси, ты стопроцентная женщина: стоило мне разделить внимание между тобой и сугубо профессиональными интересами, и ты уже воспринимаешь это как личное оскорбление.

— Вот когда ты, Томми, начинаешь изображать умудренного опытом специалиста по женской психологии, то действительно превращаешься в самодовольное полено. Откуда тебе все про нас знать?

— Я всегда был любознательным.

— Я в твои годы не стала бы утверждать, что знаю про мужчин все. Я и сейчас не устаю вам удивляться.

— Может, еще скажешь, что в мои годы была девственницей?

— Не наглей.

— Поцелуй меня, Джесси…

— Кстати, гномик, я давно не говорила, что люблю тебя?

— Давно. Во всяком случае, по собственной инициативе. Чаще ты говоришь: «И я тоже». А это правда?

— Да. Знаешь, почему ты лучше всех?

— Почему?

Прижавшись губами к уху Тома, Джессика дала ему настолько обстоятельную и восхитительную характеристику, насколько хватило ее фантазии, и сочла, что этим полностью искупила свою вину за период сумрачной бесчувственности.

В последний вечер перед его отъездом, когда Джессика вошла в квартиру, ей показалось, что здесь побывали грабители — все было перевернуто вверх дном, а посреди горы разбросанных вещей обретался покрасневший и взмокший Том, лихорадочно собиравший сумки.