17 м/с - читать онлайн книгу. Автор: Аглая Дюрсо cтр.№ 54

Я им сказала, что у меня тоже нет документов, кроме паспорта с британской визой, но они все равно негодовали и орали на меня.

Тогда я все-таки позвонила в Останкино. Но меня сбросили. Раз пять. А к этому времени было уже четыре часа. И я понимала, что по пробкам мы уже не успеем до аэропорта. Мы успеем только до электрички, которая мчится прямиком к взлетно-посадочной полосе. И я набрала режиссера монтажа. Потому что он тоже летел и должен был что-то знать.

Но режиссер монтажа говорил только матом. Я было решила, что он в одностороннем порядке прервал хлипкое перемирие. Но потом поняла, что это он — от растерянности. От растерянности забыл все другие слова. Потому что он с монтажкой сидел уже четыре часа в Останкино. А мимо него все бегали со страшными лицами и ничего не говорили. Он перезвонил через сорок минут и сказал, что прочел по губам бегающих, что у них вроде бы какие-то проблемы с кэшем.

«Ясно», — сказала я.

На регистрацию мы уже не успевали.

Я надела ролики, вставила в уши наушники и поехала кататься. В парке я встретила мальчика с няней. Он интересовался судьбой своего рисунка. Я присела рядом с мальчиком и сказала, что сегодня у меня никак не получится передать его рисунок. Потому что я не успела на регистрацию. Вот такая я растяпа. Но есть еще ночной самолет. И я непременно отдам его рисунок волшебнику завтра. Завтра к вечеру.

А когда я села на лавку в дальнем углу сада (мне было почему-то стыдно сидеть на виду у людей), мне позвонила Лена.

И голос у нее был какой-то серый. Будто этот голос сожгли вместе с магистром ордена тамплиеров на острове Сите.

— Аглая, — сказала Лена. — Вы меня убили.

Я промямлила, что это ужасно, что нам придется снимать прямо с колес.

— Аглая. Ты ничего не поняла. Мне сейчас позвонили. Позвонили из Останкино. Они сказали отменять съемки. Понимаешь? Не переносить — отменять.

Я сказала, что этого не может быть. Что если грандиозный канал потратил хоть цент на запуск, он из кожи вылезет, а все отобьет. Кроме того (вдруг спасительно вспомнила я), у нас уже вылетел режиссер! У нас режиссер в Лондоне! И он будет ждать нас в Эдинбурге. Потому что ему некуда деваться. Потому что у него обратный билет через две недели.

— Бедный мальчик, — вздохнула Лена и повесила трубку.

Бедный мальчик позвонил через пятнадцать минут. Он сказал, что он — в полнейшем ахуе. Что он сидит в Хитроу. Что у него нет английского. И не очень много денег. Потому что он взял деньги только на гостинцы, а командировочные ему обещали подвезти. И теперь он не знает, что ему делать. А у него через полчаса рейс в Эдинбург. Но он при таком раскладе боится забираться в глубь острова. Потому что (при его знании английского) его оттуда будет проблематично извлечь. И — главное — он не протянет две недели! Ни в глубине острова, ни даже в цивилизованном Хитроу!

У него не хватит денег, чтобы перебронировать обратный билет на сегодня. А ему из Москвы говорят какую-то чушь! И обещают забрать через два дня!

Это были выходные. Режиссеру светил уик-энд за границей. Не каждый себе это может позволить.

Я перезвонила Лене и сказала — может, она заберет мальчика из аэропорта?

Лена вздохнула.

А потом поинтересовалась, что ей говорить всем этим людям? Которые еще вчера считали ее приличным человеком?

Это был вопрос.

Что говорить великому магистру и неофитам, сидевших ради нас в ебенях? Что сказать герцогу? И его матушке? Которые ломанулись в еще большие ебеня и теперь играют там в покер с манчестерскими охотниками за привидениями?

Что сказать Стюарту, физику, которые, вооружившись аутентичными инструментами, сидят в специально арендованной для них часовне? Под ропот туристов со всего мира, оттесненных по нашей прихоти от дверей прославленного места отправления религиозного культа?

И что сказать, в конце концов, помещикам, когда они придут в себя средь шумного бала?!

Я сказала, что мы что-нибудь придумаем. Мы пошлем им официальное объяснение самого грандиозного канала. Это все-таки главный канал, а не собачка накакала.

Но канал не подавал никаких признаков жизни.

Мои звонки сбрасывали. А потом все телефоны оказались вне зоны доступа.

Я добралась до дома и вступила в переписку.

Это был самый кошмарный уик-энд в моей жизни. Потому что обиженный герцог сообщил, что вообще-то он в контрах с матушкой и был готов терпеть ее только из-за наших съемок. И теперь эту матушку забрал к себе брат герцога, Дэвид. Потому что он известный филантроп. И матушка теперь пьет кровь из филантропа, а герцогу от этого не легче. Потому что ему теперь даже словом не с кем перекинуться в этом богом забытом месте.

Также со мной вели активную переписку тамплиеры Шотландии. И переписка эта была не самой приятной. Я даже в какой-то момент почувствовала себя героиней романа «Маятник Фуко», на которую охотятся все тамплиеры мира.

Но главное, мне было совершенно нечего ответить этим людям. Потому что я ничего не знала. Потому что мне никто ничего не сообщил. В какой-то момент я даже подумала, что все подумали, будто я благополучно улетела в Шотландию и снимаю там своих безумцев. Без камер и кассет. Арестованных на таможне.

Единственное, что я смогла слепить, — это какое-то жалобное блеянье от лица творческой группы. Лица, которое я так неосторожно продемонстрировала всем персонажам и теперь мне его там будет стыдно показать. Если меня, вопреки ожиданиям, не объявят персоной нон грата.

Я написала, что мы все шокированы (это была сущая правда), мы ничего не знаем (и это тоже), что руководство канала непременно даст свои объяснения (вот в этом я уверена не была) и конечно же извинится (а этого точно не будет). И еще я нижайше просила винить во всем меня. Пока вину не возьмет канал. А вот Лену Дорден-Смит ни в чем не винить. Потому что она не хотела с нами связываться. И правильно.

Лене я тоже послала письмо. Я хотела написать ей что-то хорошее. А получилось — то же жалобное блеянье.

А Лена мне написала, что ей теперь стыдно пойти в приличное общество. И она сидит дома и смотрит в окно. И ей написал Дэвид Кэмпбелл. Потому что он ее старый друг и он жалеет ее, дуреху, связавшуюся с подлецами.

Мне Дэвид Кэмпбелл тоже написал письмо.

Он написал, что когда-то, когда в нашей стране была перестройка, весь мир был шокирован, как бесправен и ничтожен был советский народ. И все филантропы мира кинулись помогать этому народу, чтобы он встал на ноги. Филантропы помогали чем могли — и одежду слали, и посылки с консервами. Как на фронт.

Но теперь, после всей этой истории и после моего беспомощного письма, филантроп и издатель Кэмпбелл понял. Что все было напрасно.

И конечно же он не прощает меня, как представителя самого грандиозного канала. Но как человеку он мне бесконечно сочувствует. Потому что я — бесправна и ничтожна.