Обожание - читать онлайн книгу. Автор: Нэнси Хьюстон cтр.№ 39

ЛАТИФА

Я понимаю вас, мадам. Мы плачем, да, плачем. Когда видишь, что творит нынешняя молодежь, на глаза наворачиваются слезы. Я тоже плакала все годы, что навещала в тюрьме моего Касима, и сгорала со стыда… А потом судьба нанесла нам еще один удар: наш младшенький — ему было всего пятнадцать! — умер от передозировки… Что может человек против воли Аллаха?/ Плачьте, глаза мои, истеките слезами, / Пусть слезы струятся ручьями по лицу… и мой муж этого не вынес. Мы отвезли нашего сына в Бу Саада и похоронили рядом с предками, с того дня Хасан ест у себя в комнате, не произносит ни слова, не молится, лежит на кровати и смотрит в потолок. Своим молчанием он как будто сооружает гробницу, мавзолей вокруг тела горячо любимого сына.

САНДРИНА

Наступало предпоследнее десятилетие века. Советские войска вторглись в Афганистан, американцы вооружали исламистское сопротивление. Михаэль, бывший муж Эльке, снова появился на горизонте: его карьера фотографа была на взлете, он женился на молодой богатой швейцарке, и она родила ему восхитительную дочурку Летицию.

Моя жизнь шла далеко не так блестяще. Эжен и Леонтина доставляли мне меньше хлопот, они ходили в школу, но я родила близнецов — Кевина и Карину и после этого ужасно располнела.

ЛАТИФА

Но это же совершенно нормально, мадам! Я вот тоже стала толстая; когда у тебя много детей, это нормально.

САНДРИНА

Жан-Батист перестал возвращаться домой к ужину. Обычно он заявлялся в десять или в одиннадцать, пьяный, и не прикасался ко мне ночью, мое тело вызывало у него отвращение, я подозревала, что он завел любовницу, но вопросов не задавала — боялась, что однажды он вообще не вернется, и как я тогда стану жить — на мою-то зарплату? Вы спрашиваете, зачем я вам все это рассказываю, ваша честь? А затем, чтобы объяснить, почему 14 февраля 1980 года засомневалась, ехать ли мне на вызов, когда Жозетта позвонила насчет Андре.

Помню точную дату, потому что это случилось на День святого Валентина. Раньше, когда Жан-Батист только ухаживал за мной, он подарил мне в этот праздник белую розу — и я сдалась, но теперь мой муж и думать об этом забыл, день 14 февраля ничем не отличается от мрачных будней, вся моя жизнь стала мрачной, вечерами я плакала у телевизора, поедая чипсы, короче говоря, 14 февраля, около девяти вечера, телефон зазвонил, я сняла трубку и услышала голос Жозетты.

— Андре плохо себя чувствует, — сказала она, — вы можете приехать?

Не помню, произнесла она слово срочно или нет, но голос у нее был не такой, как обычно, — менее истеричный, что ли, почти нормальный был голос.

Я сказала:

— Не хотите вызвать дежурного врача?

Она ответила:

— Нет-нет, вы прекрасно справитесь, Сандрина.

— Мне очень жаль, но я одна с детьми…

— Я вас умоляю.

Жозетта никогда так не разговаривала, ваша честь, Я вас умоляю — это была фраза не в ее стиле, я чувствовала — случилось что-то серьезное… и тут как раз вернулся Жан-Батист.

«У меня срочный вызов», — сказала я и ушла, ничего больше не объясняя. Учитывая, в каком состоянии пребывал мой муж, я, считай, оставила детей одних, но волноваться было не о чем, близнецы раньше полуночи не просыпались, а я надеялась к этому времени вернуться.

Я постучала в дверь, и Жозетта меня впустила. Она была смертельно бледна. Как всякая нормальная женщина, которой очень страшно и которая чувствует, что ее жизнь летит в тартарары. Она говорила очень тихо, так что я даже не узнавала ее голос, — это был голос насмерть перепуганной женщины. Она цеплялась за меня — в прямом смысле этого слова, — я чувствовала, как ее ногти впиваются в мою левую руку.

— Андре спустился в подвал после ужина, — сказала она, — будто бы решил там убраться… не знаю, что можно убирать в такое время… Я начала мыть посуду, услышала шум, и… он все еще там. Вот уже два часа, и я начинаю беспокоиться.

— Вы не спустились посмотреть? — спросила я для проформы. Мы обе знали, что произошла трагедия.

— Нет, — ответила она, — это глупо, но в подвале мыши, а я боюсь мышей. Вот я и подумала о вас, Сандрина. Подумала: Сандрина наверняка не боится мышей, эта женщина ничего не боится…

Вот именно — женщина. Думаю, она потому и позвала меня, а не доктора: я была женщиной. У меня мелькнула дикая мысль: это как роды. Она сейчас произведет на свет труп, и я нужна ей в качестве акушерки, только женщины допускаются в родильные палаты. Сравнение было совершенно дикое, ваша честь, признаю это.

— Пойдемте посмотрим, — сказала я очень мягко. И начала спускаться по лестнице впереди Жозетты.

Увидев лежащего на полу мужа, она вскрикнула:

— Боже! Это ружье моего деда! Должно быть, он хотел его почистить и оно случайно выстрелило. Андре, зачем ты взялся за эту работу? Ты же всегда ненавидел охоту!

Она снова вцепилась мне ногтями в руку, а когда я наклонилась над телом — автоматически, без малейшей надежды, — зашептала прямо мне в ухо:

— Спасите его, Сандрина! Вы можете, я в вас верю. Ну же, Андре, все будет хорошо, ты поправишься. Давайте, Сандрина, мы его оживим! Маленький укольчик, и… готово!

Когда жандармы наконец приехали, она все еще отказывалась поверить в смерть мужа. Хотела во что бы то ни стало уговорить их отвезти Андре в больницу…

ФРАНК

В тот день я ночевал дома: в февральские каникулы я оказался на мели, вот и остался у мамы. Меня разбудил телефонный звонок. Я бы легко заснул снова — привычка, клоун-развратник часто звонил среди ночи! — но моя мать так страшно закричала, что я окончательно проснулся. Вышел из комнаты и приложил ухо к ее двери. Она плакала. Задавала вопросы Сандрине, и я сразу понял, что случилось: отец Космо вышиб себе мозги. Не помню точно, какие именно слова я услышал, но ружье и рот точно прозвучали, и представил себе маленького сгорбленного морщинистого старичка, сующего в рот дуло…

ЛИВАНСКИЙ КЕДР

…те же самые губы, которыми он когда-то так страстно прижимался к моей коре…

ЭЛЬКЕ

На мою долю выпало сообщить новость Космо.

Я ощущала себя соединительным звеном между двумя жестокими силами: пулей, которая разнесла голову Андре, и болью, которая через несколько минут взорвется в голове Космо. В промежутке все было спокойно. Я поднялась и, несмотря на холод, распахнула ставни: полная луна стояла высоко в небе, освещая землю сквозь вату тумана. Я подумала об Андре и его былом поклонении лунному свету и шелесту деревьев.

Семь лет назад Космо дал мне свой парижский номер. Я впервые набрала его — очень медленно и услышала пронзительные гудки — пять, десять, как будто тишина отвечала: «нет» — пять раз, десять раз — нет, Космо нет дома. Где он пропадал? Он мог быть где угодно, но, как в тот день, когда я по наитию нашла Франка в подвале, этой ночью я знала, где искать Космо. Авиталь… Авиталь Блюм… Неожиданно легко я получила в справочной номер телефона его подруги-актрисы. И вот я, скромная деревенская официанточка, дрожу от холода среди ночи в своей постели и кручу диск телефонного аппарата, а за триста километров от моего дома, в многомиллионном мегаполисе, раздается звонок в квартире женщины, которую я никогда в жизни не видела, но чью историю знала во всех деталях: Лондон, Тель-Авив, общий невроз, ожиревшая собака, глазунья, летающий хлеб.