Моя преступная связь с искусством - читать онлайн книгу. Автор: Маргарита Меклина cтр.№ 35

Или вот они с отцом ночью, с горящими глазами, как звери, бродят по неосвещенным улицам пригнувшего голову от землетрясений, одноэтажного, приземистого городка во время «выброса» — когда верхи, выставив ненужное на тротуар, праведно и правильно спят на принимающих форму их спин подогретых матрасах, а низы оживляются, вставая с клоповых кроватей и пуская луч света на телевизоры, абажуры, микроволновки (исхитряются проверить прямо на месте); ржавые электроплиты с пустыми глазницами; велосипеды с бессильно сморщенным колесом и опущенным, как руки, рулем.

В такие дни улицы преображались.

На каждом углу можно было увидеть смазанные мглой силуэты авангардистских нагромождений из строительной арматуры, урн, ведер, шкафов без дверей, обезглавленных ламп (целеустремленно катятся по улице абажуры) и обезноженных стульев, которые все вместе напоминали остов корабля.

На палубе «корабля» копошились мрачные «моряки», которые назавтра разложат эти вещи на продажу на тротуаре центральной улицы города. Вместе с ними рылись в мусоре меркантильные мигранты из Украины или России, намеревавшиеся обставить найденными на помойке предметами мебели свой собственный дорогостоящий дом.

Вспомогаемая государством Александра Арамовна, днем подразумевающая осуждение окружающих из-за наглого проедания чьих-то налогов, ночью — окруженная перебрасывающимися фразами людьми с фонариками, перебирающимися с одной улицы на другую — становилась частью тайного братства.

Или вот отец заходит в автобус, покупает, в пятьдесят выглядя на десяток лет старше, льготный пенсионный билет, выходит на следующей остановке (где уже стоит дочь) и дает ей так называемый «трансфер», так что она заходит в следующий автобус по этому трансферу, а отец, входя вместе с ней, опять берет льготный билет.

Или вот, не зная, где завести новых друзей (не для дружбы — для рекомендаций, ведь им было сказано, что самое главное в Америке — связи), они идут на собрание русской церкви и обнаруживают, что все остальные — тоже евреи, которые не умеют молиться, ибо пришли в гостеприимную церковь не на богослужение, а чтобы обрести связи и новых друзей.

Или вот, приглашенные кувшинным хозяином (наполнен водой и пивом живот), они едут четвертого июля на вечерний салют, и хозяин сажает Александру рядом с собой на сиденье мужской, черной (в отличие от красной, женской) машины, так что их руки, когда он что-то ищет в бардачке между ними — а копается он там подозрительно часто — соприкасаются, а отец, ничего не замечая и ни на что не реагируя, сидит позади.

III

Близкие новости

Бывало, что дырка в зубе, лопнувший сосудик в подглазье или расхлябанные очки с вывернутой как бедро дужкой заставляли ее задуматься о несовершенстве, о смерти.

Нечистая кожа напоминала ей о старении.

Лежа в кровати, она выпрастывала из-под одеяла ступню (стылое неуютное чувство), и эти бледные, сероватые, из-за утреннего вялого света кажущиеся сизыми пальцы ноги казались ей пальцами, высовывающимися из-под больничной простынки, накинутой на недышащий труп.

Как будто ее туловище и голова пульсировали кровью и жили, в то время как ступни уже находились в мире ином.

Спеленутая, будто куколка бабочки, прочной тугой изолентой материнских забот, она была изолирована, в полном соответствии с местной традицией суперзагруженной самости, от всего дышащего, жующего и сплевывающего по соседству бытового мелкого мира, а клубящиеся вокруг нее новости (телевизор, газетные стенды и Интернет) становились более близкими, чем повседневная жизнь.

После того, как она, выйдя замуж, переехала от отца, он навещал редко; друзья превратились в самовитых, сверхзагруженных янки, и поэтому личными событиями теперь были авария в подземке Мадрида (перевернулся вагон вместе со сгоревшими пассажирами); издевательство над похищенным очкастым, губастым солдатом резерва в секторе Газа; казнь лиловокожего старшеклассника в Оклэнде (ворвались в баскетбольный зал, где он опекал пяток пятиклассников и расстреляли из автомата, заодно поранив техничку); изнасилование брошенной родителями на произвол вместо продленки восьмилетней девчонки, противящейся насильнику, низкорослому и неказистому эмигранту из Эквадора, и кричащей ему «нет, нет, отпусти!», или найденный в урне в даунтауне мертвый младенец «со вложенной в пакет соской и в рубашечке с рисунком из бейсбольных бит и мячей».

Смерть, как в фильме по роману Герарда Реве, просачивалась сквозь слова; проступала плесневелыми пятнами на стене; выступала запекшейся коркой на лбу; летала над головой, в виде в любой момент готового упасть самолета, самоубийцы, кокоса, ураганного дерева, ядовитых атомных спор.

— Ну, как ты провела выходные? — спрашивала по телефону сестра.

Александра Арамовна пыталась вспомнить, какое из газетных событий относилось к ней лично.

Выходные она проводила в Сети.

Не рассказывать же о жертве субботнего выстрела (шел афроамериканец в красном шарфе, с белой девчонкой, по ошибке переступил невидимый районораздел, который ревностно блюли собратья по расе, и тут же вскрикнул, укушенный пулей: «бэби, я мертв!»).

Или о пожилой женщине из Камбодии, пережившей тиранию Кхмер Руж и, наконец, оказавшейся в свободной стране, — и затем в уютную, теплую, летнюю пятницу, после гостей (с другой камбодийкой беззаботно чирикали о вязании ползунков для только что народившихся внучек), словившей пулю подростка-наркоторговца, целившегося в другого малолетнего наркоторговца-врага.

Или о семилетнем латиносе-крепыше, разучивавшем пьесу Шумана о первой утрате, которому случайная пуля (на автозаправке напротив, Девайн Брамс с плюющимся пулями пистолетом опустошал кассу) прошила живот и изувечила позвоночник, так что он больше не мог ни играть, ни ходить…

Выписав из статьи адрес расстрельной расправы, Александра Арамовна определяла расстояние до своего дома (десять кварталов — или два, но за мостом), пытаясь понять, почему именно в этой географической точке скрывалась опасность и можно ли ее, случись она вновь, избежать.

Опасаясь за мужа, державшего в роковом городке элегантно наименованный ресторан «Андалу», она часто звонила ему.

— Слушай, Вашингтон и Восьмая недалеко от тебя?

— Нет, это в плохом районе, на Западе… Опять гора трупов? Любишь ты читать криминал…

Она отвечала, одним глазом сверяясь с Инетом:

— Утром там прогуливались бабушка с внуком — и ее застрелили. Целились в проезжающий «Мерс». Внуку в ногу попало, он будет жить, а бабка вроде бы нет.

— Ну, кошмар, — муж замолкал и начинал, на другом конце провода, громко возиться с посудой, давая понять, что разговор себя истощил.

На следующий день она опять, лишь взглянув на заголовок в газете, звонила ему.

— Слушай, когда ты везешь кому-нибудь на дом еду, ты проезжаешь мимо Зеленого парка? Это на Говарде и Четырнадцатой, знаешь эти места?

— Это у меня под боком совсем, — отвечал муж.