– Какое наставление потребно вашему превосходительству?
– О, никакое конкретно, на самом деле, ваше превосходительство Ничак-хан, – как бы извиняясь ответил Локарт, продолжая игру в соответствии с древней традицией.
– Но должно быть что-то, что позволило бы его превосходительству почувствовать себя гораздо лучше. – Старик раздавил окурок о землю.
В конце концов Локарт дал себя уговорить.
– Что ж, раз уж ваше превосходительство столь великодушно, что спрашивает об этом, если бы вы, ваше превосходительство, замолвили за нас слово перед комитетом, чтобы он дал нам немного больше времени, я был бы очень признателен. Ваше превосходительство, который знает эти горы как нутро своей обеденной миски, понимает, что мы не можем исполнить приказ чужих здесь людей, которые явно не понимают, что мы не в состоянии вывезти с буровых всех людей, законсервировать вышки – загросскую собственность славной яздекской ветви кашкайцев, – вывезти наши вертолеты и запчасти до завтрашнего захода солнца.
– Верно, чужаки не понимают ничего, – согласно кивнул хан. Да, подумал он, чужаки ничего не понимают, и эти сыновья собаки, которые посмели утвердить здесь свои вонючие чужеродные порядки, были быстро наказаны Аллахом. – Возможно, комитет даст один дополнительный день.
– Это было бы больше, чем я бы осмелился просить. Но едва ли было бы достаточно просто показать им, что они ничего не знают про Загрос. Возможно, им следовало бы преподать урок. Им следует сказать, что потребуется не менее двух недель – в конце концов, вы глава Яздека и всех одиннадцати буровых вышек, и весь Загрос знает Ничак-хана.
Ничак-хан испытал большую гордость, а с ним и жители его деревни, приятно пораженные логикой неверного. Он достал свои сигареты и свою зажигалку. Она вспыхнула с первого раза.
– Две недели, – произнес он, и все почувствовали большое удовлетворение, включая Локарта. Потом Ничак-хан добавил, чтобы дать себе время поразмыслить, не окажутся ли эти две недели слишком долгим сроком: – Я пошлю гонца и попрошу у них две недели.
Локарт поднялся и велеречиво поблагодарил хана. Две недели дадут Мак-Айверу время. Снаружи воздух был вкусным, как вино, и он благодарно наполнил им свои легкие, довольный тем, как он провел эти сложные и тонкие переговоры.
– Салам, Ничак-хан, мир вам.
– И вам.
Через площадь от них стояла мечеть, а рядом с ней разрушенная пожаром школа. С другой стороны мечети был двухэтажный дом Ничак-хана, и там, у порога, стояли его жена и двое из его детей с несколькими деревенскими женщинами, так же ярко одетыми.
– Почему сожгли школу?
– Люди слышали, как один из комитета сказал: «Так сгинет все чужеземное. Так сгинет база и все, что в ней есть, – нам не нужны здесь никакие чужеземцы, мы не хотим здесь никаких чужеземцев».
Локарт почувствовал печаль. Именно в это верит большинство из вас, если не все вы, подумал он. И все же многие из нас стараются стать частью Ирана, говорить на его языке, хотят быть принятыми здесь, но никогда не будут. Тогда зачем мы остаемся, зачем стараемся? Может быть, по той же самой причине, по которой здесь остался Александр Великий, потому же, почему он и десять тысяч его офицеров женились на иранках, устроив одну огромную церемонию – потому что в них и в Иране есть какая-то магия, которую невозможно определить, вызывающая полную одержимость, которая поглощает тебя целиком, как был поглощен я.
Взрыв хохота раздался из группы женщин, окружавших жену Ничак-хана, когда она что-то сказала.
– Так лучше, когда жены радуются, а? Это дар Бога мужчинам, а? – весело заметил хан, и Локарт кивнул, думая про себя, как фантастически повезло Ничак-хану и каким даром Бога была его жена – как Шахразада для него. Он подумал о ней, и ужас прошлой ночи поднялся снова в его душе, вспомнился страх, что он ее едва не потерял, ее безумие и горе, вспомнилось, как он хлестал ее, как видел кровоподтеки на ее лице, когда хотел лишь одного: чтобы она была счастлива и в этом мире, и в следующем, если он есть, следующий.
– И мне повезло, что Аллах научил ее так хорошо стрелять, а?
– Да, – произнес Локарт, прежде чем успел остановиться. В желудке шевельнулся горячий ком, и он обругал себя за то, что потерял сосредоточенность. Он увидел умные глаза старика, пристально разглядывающие его, и торопливо добавил: – Стрелять? Ваша жена умеет стрелять? Пожалуйста, простите меня, ваше превосходительство, я не расслышал вас толком. Вы имеете в виду, из ружья?
Старик ничего не сказал, просто продолжал испытующе смотреть на него, потом задумчиво кивнул. Локарт глаз не опустил и спокойно посмотрел через площадь, гадая про себя, было ли это намеренно устроенной ловушкой.
– Я слышал, что многие кашкайские женщины умеют обращаться с оружием. Похоже, что… э-э… Аллах наградил вас многими благословениями.
Помолчав еще секунду, Ничак-хан сказал:
– Завтра я пришлю вам весть о длине срока, на который согласится комитет. Мир вам.
По дороге на базу Локарт спрашивал себя, угодил ли он в ловушку? Если фраза хана была непроизвольной, вырвалась от гордости за жену, тогда, может быть, может быть, нам ничего не грозит и Скот в безопасности. В любом случае у нас есть время – может быть, есть время; может быть, у Скота его нет.
Солнце ушло с этой части горного плато, и температура быстро упала ниже нуля. Мороз помог ему очистить мозг, но не прогнал тревогу и не поборол его усталость.
Неделя, две недели, несколько дней – времени у тебя немного, думал он. В Тегеране Мак-Айвер рассказал ему, что получил разрешения на вывоз трех 212-х в Эль-Шаргаз для «ремонта». «Том, я пошлю одну из твоих машин, одну отсюда и одну из Ковисса; оттуда – в Нигерию, но, ради всего святого, держи это при себе. Вот документы на вывоз, датированные следующей средой. Я считаю, что лететь нужно тебе самому, выбираться отсюда, пока можно. Выбирайся и оставайся в Эль-Шаргазе, там полно пилотов, которые перегонят твой 212-й дальше».
Мак просто не понимает, думал Локарт. Он вышел из деревьев на открытое место и увидел базу; Скот и Жан-Люк ждали его рядом с 212-м.
Что бы ни случилось, с 212-м я пошлю Скота, подумал он, и приняв решение, почувствовал, что часть тревоги оставила его. Главное решение – начинать эвакуацию или нет? Чтобы принять его, ты должен решить, насколько можно доверять Ничак-хану. Получается, что не слишком.
ГЛАВА 38
Главное управление внутренней разведки. 18.42. Прошло всего двадцать три часа с того момента, как Ракоци схватили, а он уже был сломан и выдавал информацию третьего уровня – правду. Первые два уровня были легендами, состоявшими из полуправд, которые заучивались и повторялись всеми профессиональными агентами бессчетное число раз, пока не откладывались глубоко в подсознании в надежде на то, что эти полуправды смогут отвлечь допрашивающих от мысли, что надо копать глубже, или заставят их поверить, что они уже вытянули из допрашиваемого всю правду. К сожалению для Ракоци, люди, которые его допрашивали, были специалистами и все время стремились копнуть еще глубже. Их задача заключалась в том, чтобы пытки не убили его раньше времени. Его задача заключалась в том, чтобы умереть быстро.