— Нет. Я думал, здесь гребут рабы.
— В Японии их нет. Даже на шахтах. Сумасшедшие, и мы среди них. Ты никогда не увидишь таких сумасшедших, а я объехал земной шар три раза. У нас гребцами самураи. Они солдаты — солдаты этого старого хрыча, — и ты нигде не найдешь рабов, которые гребли бы лучше, или солдат, воюющих более упорно. — Родригес рассмеялся. — Они никогда не угомонятся. Мы весь путь из Осаки — триста с лишним морских миль — прошли за сорок часов. Пошли вниз. Мы скоро отдадим швартовы. Ты уверен, что у тебя все в порядке?
— Да, спасибо, думаю, что так. — Блэксорн глядел на «Эразмус». Он стоял на стоянке в сотне ярдов. — Кормчий, нет никаких шансов подняться на борт, а? Не пустят ли они меня на борт обратно, у меня нечего надеть, всю одежду опечатали в тот момент, когда мы сюда приплыли. Ну пожалуйста. Родригес долго разглядывал корабль.
— Когда вы потеряли мачту?
— Как раз перед тем, как причалили сюда.
— На борту еще есть запасная?
— Да.
— Какой у вас порт приписки?
— Роттердам.
— Корабль был там построен?
— Да.
— Я там был. Плохие отмели, из-за них не причалишь к берегу. У него хорошие обводы, у твоего корабля. Новый — я не видел прежде кораблей такого класса. Мадонна, он быстроходный, очень быстроходный. Очень трудный в управлении, — Родригес смотрел на него. — Можешь ты быстро поставить всю оснастку? — Он повернулся к получасовым песочным часам, прикрепленным к нактоузу.
— Да, — Блэксорн пытался удержать растущую надежду, не показать виду.
— Тогда такие условия, кормчий. Никакого оружия, из рукава или откуда-то еще. Твое слово как кормчего. Я сказал этим обезьянам, что я отвечаю за тебя.
— Согласен, — Блэксорн смотрел, как песок медленно падает через горлышко песочных часов.
— Я размозжу голову тебе или при малейшем намеке на попытку обмануть меня или перережу тебе глотку. Если я соглашусь.
— Даю тебе слово как кормчий кормчему, ей-Богу. И черт с этими испанцами!
Родригес улыбнулся и дружески хлопнул его по спине.
— Ты мне начинаешь нравиться, англичанин.
— Откуда ты знаешь, что я англичанин? — спросил Блэксорн, зная, что прекрасно говорит по-португальски и не сказал ничего, что помогло бы отличить его от голландца.
— Я предсказатель. Разве не все кормчие прорицатели? — Родригес засмеялся.
— Ты говорил со священником? Тебе сказал отец Себастьян?
— Я не говорю со священниками, если могу обойтись без этого. Для любого человека более чем достаточно одного раза в неделю. — Родригес молча плюнул в шпигат и подошел к сходням, которые вели на пристань. — Лизоблюд-сама! Исимасо ка?
— Исимасо, Родрига-сан. Има!
— Има, — Родригес задумчиво посмотрел на Блэксорна. — Има — значит «теперь», «сразу же». Мы отплываем сейчас, англичанин.
Песок уже образовал маленькую аккуратную кучку на дне склянки.
— Спроси его, пожалуйста, нельзя ли мне подняться на мой корабль?
— Нет, англичанин. Я не буду спрашивать о таком безнадежном деле.
Блэксорн внезапно почувствовал пустоту. И старость. Он смотрел, как Родригес идет к релингу на юте, — вот он подходит к невысокому моряку, стоящему на носу.
— Эй, капитан-сан. Икимасо? Прими самурая на борт, има! Има, вакаримас ка?
— Хай Анджин-сан.
Родригес тут же позвонил шесть раз в судовой колокол. Капитан начал отдавать приказы морякам и самураям на берегу и на борту. Моряки из трюма поднялись бегом на палубу, чтобы приготовиться к отплытию, и в этой привычной им обоим суматохе Родригес спокойно взял Блэксорна за руку и потянул его в направлении сходней на правом борту, противоположном берегу.
— Там, внизу, лодка, англичанин. Не торопись, не оглядывайся вокруг и не обращай внимания ни на кого, кроме меня. Если я скажу тебе возвращаться, поторопись.
Блэксорн прошел по палубе, спустился по сходням к маленькому японскому ялику. Он слышал сердитые голоса позади и почувствовал, как волосы у него на шее шевелятся: наверху, на корабле, было много самураев, вооруженных луками со стрелами, а некоторые — мушкетами.
— Ты не должен об этом беспокоиться, капитан-сан, я отвечаю за это. Я, Родрига-сан, иши бан Анджин-сан, клянусь Святой Девой. Вакаримас ка? — перекрыл он все другие голоса, но те становились все сердитее.
Блэксорн уже почти был в лодке и увидел, что там не было уключин.
«Я не могу грести как они, — сказал он себе. — Я не могу воспользоваться лодкой. И плыть слишком далеко. Или поплыть?»
Он колебался, определяя расстояние. Если бы он был здоров, он бы не ждал ни минуты. А теперь?
Послышались шаги вниз по сходням, и он поборол в себе желание обернуться.
— Садись на корму, — услышал он, как требовательно произнес Родригес. — Поторопись!
Он сделал, как ему было сказано, и тут же быстро в лодку прыгнул Родригес, схватил весла и, все еще стоя, с большой ловкостью оттолкнулся от корабля.
У входа на трап стоял самурай, очень возмущенный, два других были сбоку с луками наготове. Командир самураев позвал их: несомненно, приказав им отойти.
В нескольких ярдах от корабля Родригес обернулся.
— Прямо идем туда! — прокричал он ему, указывая на «Эразмус». — Пусть самураи будут на борту! — Он твердо повернулся спиной к своему кораблю и продолжал грести, работая веслами по японскому обычаю, стоя в середине корабля.
— Скажи мне, если приготовят стрелы к стрельбе, англичанин! Смотри за ними внимательно. Что они делают сейчас?
— Их капитан очень сердит. Ты ищешь неприятностей, да?
— Если мы не выплывем вовремя. Старый Лизоблюд будет иметь повод для недовольства. Что делает лучник?
— Ничего. Они слушают его. Он, кажется, не может решиться. Нет. Сейчас один из лучников вынул стрелу. Родригес приготовился к остановке.
— Мадонна, они чертовски аккуратны, чтобы рисковать чем-нибудь. Она еще в луке?
— Да, но подожди немного! К капитану кто-то подошел, — я думаю, моряк. Похоже, он что-то спрашивает у него о корабле. Капитан смотрит на нас. Он что-то говорит человеку со стрелой. Теперь лучник убирает ее. Моряк указывает на что-то на палубе.
Родригес украдкой бросил быстрый взгляд, чтобы удостовериться в этом, и задышал легче.
— Это один из моих людей. Он займет его на добрых полчаса, чтобы получить указания, как разместить своих гребцов. Блэксорн подождал, дистанция увеличивалась.
— Капитан опять смотрит на нас. Нет, с нами все в порядке. Он уходит. Но один из самураев следит за нами.
— Пусть следит, — Родригес расслабился, но не сбавил темпа гребли и не посмотрел назад. — Не нравится мне, когда я спиной к самураю или когда у него в руках оружие. Или когда я вижу этих негодяев даже безоружными. Они все мерзавцы!