— Вы сказали, что Торанага перехитрит Ишидо — что он победит?
— Нет, отец, никто не победит. Но без вашей помощи господин Торанага проиграет. Затаки доверять нельзя — он всегда будет угрозой нашему господину. Затаки осознает это и понимает, что обещания Торанаги — пустой звук: Торанага в конце концов попытается его уничтожить. Если бы я была на месте Затаки, я уничтожила бы Судару, и госпожу Дзендзико, и всех их детей сразу же, как только они попали в мои руки, и сразу же двинулась бы против Торанаги со стороны северных границ. Я бросила бы свои войска с севера, что вывело бы Ишидо, Икаву Дзикью и всех остальных из их дурацкой летаргии. Торанагу слишком легко уничтожить, отец.
Алвито подумал немного, потом сказал:
— Поднимите вуаль, Мария. — Он увидел, что ее лицо превратилось в маску. — Зачем вы рассказали мне все это?
— Чтобы спасти жизнь Анджин-сана.
— Вы совершаете преступление ради него, Мария? Вы, Тода-Марико-нох-Бунтаро, дочь генерала Акечи Дзинсан, — вы совершаете преступление из-за иностранца? Вы просите меня поверить в это?
— Нет, простите, также… также чтобы защитить церковь. Прежде всего чтобы защитить церковь, отец… Я не знаю, что делать. Я думала, вы… Господин Торанага — единственная надежда церкви. Я надеялась, вы как-то поможете ему… защитить церковь. Господину Торанаге сейчас нужно помочь, он хороший и умный человек, и церковь при нем будет процветать. Я знаю, что ее настоящий враг — Ишидо.
— Большинство дайме-христиан верят, что Торанага уничтожит церковь и наследника, если победит и получит власть.
— Это не исключено, но я сомневаюсь. Он честно ведет себя с церковью — и всегда это было так. Ишидо — ярый противник христиан. И госпожа Ошиба — тоже.
— Все крупные дайме-христиане против Торанаги.
— Ишидо — крестьянин. Торанага-сама честный и мудрый, он хочет торговать.
— Торговать будут всегда, кто бы ни стал правителем.
— Господин Торанага во всех делах проявлял себя как ваш друг, и, если вы честны с ним, он будет честен с вами. — Марико показала на начатый фундамент. — Это ли не свидетельство его честности? Он охотно отдал вам эту землю — даже когда вы подвели его — и потерял все, и вашу дружбу тоже.
— Может быть.
— И еще одно, отец: только Торанага-сама в силах предотвратить эту бесконечную войну — вы ведь знаете. Как женщина, я прошу Бога, чтобы вечная воина прекратилась.
— Да, Мария, он, наверное, единственный, кто это может.
Он отвел от нее глаза: брат Михаил стоял на коленях, погруженный в молитвы, две служанки терпеливо дожидались у берега. Иезуит был ошеломлен всем услышанным, нервы его устали, но он чувствовал подъем, прилив сил.
— Я рад, что вы пришли сюда и открыли мне все это. Благодарю вас от имени церкви и от себя, слуги церкви. Я сделаю все, что обещал.
Она наклонила голову и ничего не сказала.
— Вы передадите мое послание отцу-инспектору, Марико-сан?
— Да, если он в Осаке.
— Личное письмо?
— Да.
— Оно будет на словах: вы расскажете ему все, что сказали мне и что я сказал вам. Это все.
— Очень хорошо.
— Обещаете мне перед Богом?
— Вам нет нужды говорить мне это, отец. Я согласилась. Он заглянул ей в глаза — взгляд ее был тверд и решителен.
— Прошу простить меня, Мария. Теперь давай перейдем к твоей исповеди.
Она опустила вуаль.
— Я тоже прошу меня простить, отец, я недостойна даже того, чтобы исповедаться.
— Все мы достойны перед Богом.
— Кроме меня. Я недостойна, отец.
— Вы должны исповедаться, Мария. Я не могу продолжать мессу — вам надо предстать перед Ним очищенной.
Она стала на колени.
— Простите меня, отец, так как я согрешила, но я могу только признаться, что недостойна исповеди, — прошептала она прерывающимся голосом.
Отец Алвито сочувственно положил руку ей на голову.
— Дочь моя, позволь мне просить у Бога прощения за твои грехи. Позволь мне от Его имени дать тебе прощение и представить тебя перед Ним. — Он благословил ее и продолжал свою мессу в воображаемом соборе, под рассветным небом… службу более реальную и более красивую, чем те, которые они воочию видели в своей жизни.
* * *
«Эразмус» поставили на якорь достаточно далеко от берега, чтобы оставалось вдоволь свободного пространства, и настолько близко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Блэксорн не помнил такой защищенной от штормов стоянки: шесть саженей чистой воды и прочный грунт под ними, и все кругом, кроме узкого прохода, окружено высокими горами, способными укрыть от самых страшных ураганов.
Дневной переход из Эдо не ознаменовался никакими происшествиями, хотя и был утомителен. В половине ри к северу, у пирса рыбачьей деревушки Иокогама, стояла на якоре галера; на борту «Эразмуса» они остались одни — Блэксорн со своей командой и вассалами. Ябу и Нага спустились на берег, чтобы провести инспекцию мушкетного полка, получившего приказание вскоре присоединиться к ним. На западе низко над горизонтом висело раскаленное солнце, ярко-розовое небо обещало на следующий день хорошую погоду.
— Почему сейчас, Урага-сан? — спросил Блэксорн с юта. Кормчий все время недосыпал, здорово устал, и глаза у него были красные. Только что он приказал команде, да и всем остальным идти спать, а тут Урага… Попросил отложить отдых — желает узнать, есть ли среди его вассалов христиане. — Вы не можете подождать до завтра?
— Нет, господин, извините, — Урага взглянул на него, стоя перед собравшимися самураями; голландская команда беспокойной толпой сгрудилась у релинга. — Пожалуйста, извините меня, но это очень важно определить сразу же. Вы их самый большой враг, — значит, должны их знать, чтобы принять меры вовремя. Я обязан защитить вас. Это ведь недолго.
— Все на палубе?
— Да, господин.
Блэксорн подошел ближе к релингу и спросил по-японски:
— Есть здесь кто-нибудь из христиан? — Ответа не последовало. — Приказываю христианам выйти вперед. — Никто не двинулся. Тогда он повернулся к Ураге: — Поставь десять человек на охрану палубы, и распусти остальных.
— С вашего разрешения, Анджин-сан. — Урага вынул из-под кимоно маленькую нарисованную маслом икону, которую захватил в Эдо, и бросил ее на палубу изображением вверх, потом наступил на нее… Блэксорн и его команда были встревожены таким святотатством — все, кроме Жана Ропера. — Пожалуйста, пусть все ваши вассалы сделают так же, — предложил Урага.
— Зачем?
— Я знаю христиан. — Глаза Ураги были наполовину спрятаны под полями шляпы. — Пожалуйста, господин. Важно, чтобы это сделал каждый. И именно сейчас, вечером.