— Господь наш Иисус простил своих врагов, но они тем не менее распяли его, — Алвито спокойно выдержал взгляд кормчего, — но мне он тоже нравится. По крайней мере, я его хорошо понимаю. Давайте пока оставим его на какое-то время.
Родригес кивнул, соглашаясь. Он заметил, что тарелка священника пуста, потянулся через стол и подвинул ее поближе:
— Отец, здесь еще есть немного каплуна. Хотите хлеба?
— Спасибо. Я съем. Я и не понимал, как голоден, — священник с удовольствием отломил себе еще одну ногу, взял шалфея и луку, кусок хлеба, потом вылил на все это остатки густой подливки.
— Вина?
— Да, спасибо.
— А где остальные ваши люди, отец?
— Я оставил их в гостинице около порта.
Родригес выглянул в окно кормовой рубки, которое выходило в сторону Нумадзу, пристани и порта, справа по борту было видно устье реки Кано, где вода была темнее, чем в море. Взад-вперед курсировали рыбацкие лодки.
— Этот ваш слуга, которого вы послали, отец, — ему можно доверять? Вы уверены, что он найдет нас?
— О, да. Они, конечно, пробудут там по крайней мере два дня, — Алвито решил не говорить о том, что он, или, точнее, напомнил он себе, брат Михаил, заподозрил Блэксорна и Марико, поэтому он только добавил: — Не забывайте, они путешествуют с большой помпой. При том положении, какое занимает Тода Марико, и знаменах Торанаги, их везде очень почитают. О них будут знать вокруг на четыре мили, кто они и где остановились.
Родригес рассмеялся:
— Англичанин в почете? Кто поверит в это? Какой-нибудь сифилитичный дайме!
— Это совсем не так, кормчий. Торанага сделал его самураем и хатамото.
— Что?
— Теперь главный кормчий Блэксорн носит два меча. Со своими пистолетами. И теперь он доверенное лицо Торанаги, в какой-то мере и его протеже.
— Англичанин?
— Да, — Алвито замолчал и продолжал есть.
— Вы знаете, почему? — спросил Родригес.
— Да, отчасти. Ему повезло, кормчий.
— Тогда расскажите мне, хотя бы вкратце, а подробности потом.
— Анджин-сан спас Торанаге жизнь, даже три раза. Дважды во время бегства из Осаки, последний раз в Идзу во время землетрясения, — Алвито с удовольствием обгладывал мясистое бедрышко каплуна. Капли сока стекали по его черной бороде.
Родригес ждал продолжения, но священник не сказал больше ни слова. Его взор опустился на бокал с вином, который он держал в руках. Поверхность густого красного вина поблескивала. После долгой паузы он сказал:
— Для нас очень плохо, что этот чертов англичанин так втерся в доверие к Торанаге. Нам этого совсем не надо.
— Я с вами согласен.
— И все равно, мне бы хотелось повидаться с ним. — Священник не сказал ничего. Родригес молча дал ему доесть все на тарелке, веселое настроение покинуло его. Было покончено с последним крылышком, священник выпил еще один бокал вина. Потом, под конец, еще немного прекрасного французского коньяка, который отец Алвито достал из буфета.
— Родригес? А вам не хотелось бы рюмочку?
— Благодарю вас, — моряк посмотрел, как Алвито наливал орехово-коричневый напиток в хрустальный сосуд. Все вино и коньяк прислали из личных запасов отца-инспектора как личный дар его другу иезуиту.
— Конечно, Родригес, вы можете тоже пользоваться этими запасами наряду с отцом Алвито, — сказал тогда дель Аква. — Идите с Богом, может быть, он присмотрит за вами и поможет благополучно вернуться в порт и домой.
— Благодарю вас, ваше святейшество.
«Да, благодарю, но не за то, — горько подумал Родригес, — что вы приказали моему адмиралу принять на борт проклятую лодку под командованием этого иезуита, который разлучил меня с женой, бедной крошкой. Мадонна, жизнь так коротка, слишком коротка и слишком ненадежна, чтобы тратить ее на сопровождение этих противных священников, даже отца Алвито, который из них самый приличный человек и из-за этого самый опасный. Мадонна, помоги мне!»
— О! Вы уезжаете. Род-сан? Уезжаете так быстро? О, как жаль…
— Я скоро вернусь, моя дорогая.
— О, извините… я буду скучать, и я, и дитя.
На миг он задумался, не взять ли ее с собой на борт «Санта-Филиппы», но сразу же отбросил эту мысль, зная, как это будет опасно для нее, для него и корабля:
— Извини, я скоро вернусь.
— Мы будем ждать, Род-сан. Пожалуйста, прости меня, что я так расстроена, извини.
Хотя и с трудом, с сильным акцентом, она все же пыталась говорить на португальском, настаивая, чтобы он называл ее христианским именем Грэйси, а не так мило звучащим Ньян-ньян, что означает «Кошечка» и так подходит ей, а главное, гораздо больше нравится ему.
Он покинул Нагасаки с большим нежеланием, проклиная всех священников и адмиралов, страстно желая, чтобы поскорее кончились лето и осень и он смог поднять якорь Черного Корабля, трюмы которого уже распирало от слитков, и направиться, наконец, домой, богатым и независимым. А что потом? Вечный вопрос, полностью завладевший им. Что с ней и ребенком? «Мадонна, помоги мне решить этот вопрос».
— Прекрасный обед, Родригес, — сказал Алвито, играя хлебным мякишем.
— На доброе здоровье, — Родригес сразу стал серьезным. — Какие у вас планы, отец? Мне хотелось бы… — он остановился на середине предложения и выглянул в окно. Потом, не удовлетворившись этим, он встал из-за стола и, мучаясь, прохромал к иллюминатору, выходящему на берег, и посмотрел в него.
— В чем дело, Родригес?
— Я подумал, что прилив переменился. Сейчас хочу проверить со стороны моря, — он дальше отодвинул занавеску, но все еще не мог разглядеть носовой якорь. — Извините меня, я на секунду, отец.
Он вышел на палубу. Вода плескалась о якорную цепь, которая углом поднималась из мутной воды. Никакого движения. Потом появился легкий след и корабль начал слегка освобождаться, занимая новое положение по мере убывания воды. Он проверил, как он стоит, потом посты. Все было в полном порядке. Поблизости не было ни одной лодки. День был прекрасный, туман давно рассеялся. До берега было около кабельтова, достаточно далеко, чтобы не допустить внезапного вторжения на борт, но и далеко в стороне от морских путей, ведущих к пристаням.
Его корабль представлял собой лорчу — японский корпус, приспособленный для современных португальских парусов и такелажа: быстроходный двухмачтовый, с такелажем, как у шлюпа. На нем было четыре пушки в центре корабля, по два маленьких носовых и кормовых орудия. Он назывался «Санта-Филиппа», команда состояла из тридцати человек.
Родригес осмотрел город и холмы за ним.
— Песаро!
— Да, сеньор.
— Приготовьте баркас. Я собираюсь попасть на берег еще засветло.