Жрец, продолжая пристально смотреть на нее, жестом подозвал переводчика. Тот быстро подбежал.
– Я хочу сказать тебе несколько слов, – стал он переводить Вете слова жреца. – Тебе надо уходить. В другой мир, в другую жизнь. Это все, – он обвел маленькой, изящной рукой пространство зала, – это все не твое. Если ты пойдешь по этому пути, ты очень быстро состаришься. Умрешь ты еще не скоро, но ты станешь через несколько лет очень красивой женщиной, и если будешь быстро стареть, – тебе будет больно. Ты можешь и будешь уметь многое – и в колдовстве, и в предсказаниях, и в магии, – он говорил тихо, но быстро, напористо, будто внушая Вете самое важное, что она должна сейчас понять. – Ты уже сейчас умеешь, только пока об этом не знаешь, но скоро узнаешь, как ты можешь воздействовать на людей и даже управлять их поведением, – тут переводчик вопросительно глянул на африканца, мол, правильно ли он его понял. – Да, да, управлять, – подтвердил тот убежденно и энергично, но с какой-то странной печалью во взгляде, обращенном на Виолетту. – Но тебе надо жить чистой жизнью, – продолжал переводчик уже с примесью какого-то уважительного удивления. – Тебе не надо, нельзя использовать твои способности, твои необычные способности, чтобы добиваться своего.
– А если я захочу, чтобы в меня влюбился кто-то, – вдруг перебила Виолетта, уже имея в виду отчима Герасима. Перебила, но робко и просительно, будто испрашивая разрешения на маленькое воздействие. Будто алкоголику сказали: «Тебе пить нельзя! Совсем!» – а он в ответ: «А пивка хотя бы можно?»
– Чтобы кто-то влюбился – тем более, – отрезал жрец все с той же печалью в глазах. – Тебе этого не надо. Тебя и так полюбят. – Он немного помолчал, посмотрел куда-то вдаль поверх Ветиной головы и, словно увидев что-то незримое для других, тихо произнес: – Только и ему, и твоей матери от этого будет плохо.
Потом, будто возвращаясь на землю, открыто и по-детски улыбнулся и положил Вете руку на голову. Словно теплая волна разлилась внутри нее, она оцепенела, не в силах пошевельнуть ни рукой, ни ногой, ни даже языком.
– Послушай моего совета, девочка, – мягко сказал жрец, – пожалуйста, послушай. Уходи от них, попробуй жить чистой жизнью, – опять повторил он, и еще раз подчеркнул: – Чистой, поняла? – и убрал руку с Ветиной головы.
Вета почувствовала, что онемение прошло и она может кивнуть. И она кивнула, твердо намереваясь в этот момент попробовать жить чистой жизнью, но только попробовать.
– Я обещаю, – сказала она ему, а он, в последний раз глянув на нее внимательно, потрепал по щеке и, похоже, прочитав все, что она думает, произнес бессильно, с необъяснимой для девочки жалостью одно короткое слово и исчез, растворился в бальной толпе.
Переводчик молчал. Потом засуетился, сказал:
– Ну до свидания, – и собрался уйти.
– Подождите, что он сказал? – остановила его Вета. – Что он сказал? Какое было последнее слово?
– Что последнее? – сделал вид, что не понял, переводчик.
– Ну последнее. Последнее слово. Что это было?
– А-а, это непереводимо на русский, – сказал переводчик в явном замешательстве.
– Ну хотя бы приблизительно, – настаивала Вета, чувствуя отчего-то, что это для нее очень важно.
– Ну приблизительно, – тянул переводчик, раздумывая, потом вдруг решился и, отводя глаза, виновато и нехотя, все-таки перевел. – Ну, на нашем языке ближе всего… «чертовка» или «маленькая ведьма».
«Ну и что, пусть чертовка, – подумала тогда девочка Виолетта, – это даже весело. Но слушаться такого дядю надо, надо хорошо себя вести, и я все равно попробую, как он советовал. Получится – ну и хорошо, а не получится, значит, не судьба!» – без намека на тревогу и даже радостно прислушивалась она к своим легким, нарядным, праздничным мыслям. И беззаботно подпрыгивая, побежала искать маму, чтобы уговорить ее покинуть бал парапсихологов, как дядя и велел. Жизнь еще и не начиналась, а уже столько возможностей… Больше, чем у других! И потом – кто это думает о каком-то там «быстром старении» в 14 лет?!
Глава 13
Кое-что о колдунье-маме
Что же касается Ветиных способностей, то их можно было объяснить только своеобразной генетикой. И если у магистра Чудодеева никаких таких предпосылок не было (что и удивительно!), то у Веты были.
В пятом, шестом и далее поколениях все Ветины родственники, и в первую очередь мама, были потомственными колдунами. Правда, мама называлась теперь «белый маг», но обмануть это никого, кроме пациентов, не могло. По части колдовства мама тоже кое-чего умела, и немало. Но прежде о том, как Вета обнаружила в себе диковинные таланты, поняла, что она не такая, как другие, как ее одноклассники, например.
Неподалеку от «Живительного родника» функционировало еще одно товарищество с ограниченной ответственностью, своего рода филиал «Родника», но работающий независимо, в автономном режиме. В самом названии его содержался и смысл, и довольно-таки нахальная реклама: «Открываем третий глаз». И ведь находились люди, желающие третий глаз иметь! Более того, их было много, и дела товарищества шли в гору. Товарищество, собственно, состояло всего из двух человек – мужа и жены, и они брались открывать третий глаз всем, кто хочет. Вообще всем! Мол, он у каждого есть, только не всякий об этом знает. Катаракта у него на третьем глазу или глаукома, но человек им не видит, ему надо в этом деле помочь. Впрочем, для них, для этой пары, третий глаз был закрыт вовсе не бельмом, а обыкновенной пробкой. Поэтому технологический процесс откупоривания глаза выглядел так: муж (чаще всего это делал именно он) находил в центре лба воображаемое отверстие, заткнутое воображаемой же пробкой. Далее его правая рука становилась как будто штопором, и он этот виртуальный штопор ввинчивал в середину лбов своей простодушной клиентуры. В решающий фазе вытаскивания пробки клиент должен был закрыть глаза. «Внимание», – говорил колдун тревожно и напряженно, – и выдергивал эту пробку, как из бутылки с характерным звуком, производимым губами и языком, после чего разрешал потенциальному ясновидцу открыть глаза. Ведь не должен же был тот видеть, что делает открыватель ртом в этот самый момент! Рядом стояла жена, которая тут же начинала разглаживать края якобы образовавшегося отверстия, очевидно для того, чтобы было не только полезно, но и красиво. Потом каждый смотрел на свою собственную фотографию и силился увидеть ауру, светящийся нимб вокруг головы. Вета, если хотела, с детства видела эту ауру у всех людей, то есть сама, когда хотела, открывала свой третий глаз, когда не хотела, закрывала. И знала почему-то, что если аура рваная, с прорехами, значит, у человека нет защиты (позже она поняла, что это иммунитет) или он чем-то болен. Захотела бы, узнала – чем, но пока не хотела. Когда они с мамой зашли как-то в «Третий глаз», муж и жена – все-таки какие-никакие, но специалисты в своем деле – хором воскликнули, обращаясь к маме:
– Лиза, ты что?! А Вете-то зачем? У нее же и так все уже есть.
– Для профилактики, для верности, – ответила мама.