– Я не маньяк, я – грибник, – ответил Саша тоже со своей фирменной, телевизионной улыбкой, которую все называли располагающей.
– Грибник-неудачник? – спросила она, показывая на его полупустую корзинку. – Давайте-ка мы ваше лукошко на заднее сиденье поставим, чтобы не мешало.
С этими словами она взяла из рук Саши лукошко и, грациозно изогнувшись, пристроила его сзади в угол. При этом ее небольшие перси нахально уперлись в лицо нашему поэту, вероятно, для того, чтобы дать ему возможность вдохнуть свежий запах «Елисейских Полей». Потом уселась обратно и сказала:
– А я уж хотела, как всегда, мимо проехать, а потом всмотрелась: о-пань-ки! Сердце екнуло, думаю – он, не он? Известный телеведущий в таком месте, на пустой дороге. Так одет, с лукошком… Нет, думаю, не может быть. А потом – а вдруг он? Дай-ка проверю. Такой шанс… А когда вы спросили: не в Москву ли я еду, – я уже точно поняла, что вы, по голосу узнала. Хорошо, что я затормозила, да?
– Еще бы, – сказал он, – тот самый случай, когда известность бывает полезна.
Она молчала, глядя на Сашу с нескрываемым обожанием.
– Может, поедем, – застенчиво напомнил он.
– Сейчас. Только познакомимся. Вас я и так знаю. Вы – Александр Юрьевич Велихов, поэт, телеведущий и немного певец, автор песен, правильно?
– Правильно, – сказал он, – только певцом меня назвать трудно.
– Не скромничайте. Мне так нравится, что вы делаете и как поете! У меня и кассета с вашими песнями есть. Прямо здесь, в машине. Показать?
– Не стоит, я и так верю, – смутился он.
– Серьезно, я ваши песни в машине слушаю.
– Ваша доброта приводит меня в замешательство, – польщенный Саша деликатно увел девушку от песенной темы. – Так как вас зовут-то?
– Меня зову-ут… загадочно протянула она и кокетливо покачала черными локонами. – Меня зову-ут…
– Ну-ну, не интригуйте, – поторопил Саша. – Афродита, Эсмеральда или все-таки попроще?
– Попроще, но все равно не совсем обычно. – И она произнесла свое имя по слогам. – Ви… – Саша напрягся. – О… – Саша напрягся еще больше. – Ла, – закончила она. Саша вздохнул. – Сыр такой был, – сказала она. – Родители по нему с ума сходили.
Вот и назвали. Но получилось красиво – Виола Валерьевна. Значит, Виола, – протянула она руку для знакомства, и Саша пожал ее, нимало не удивившись имени новой знакомой. Ну день такой сегодня, что тут сделаешь! Уехал от Виолетты, попал к Виоле, что такого? После всего, что было сегодня, даже логично.
Уж если попал в «Город Зеро», в параллельный мир, так чего удивляться? Странно было бы иное – идти по оживленному шоссе, потом сесть в машину к пожилой супружеской паре, и чтобы их звали без всяких там аллюзий – скажем, Иван Петрович и Людмила Сергеевна. А Виола после Виолетты – нормально!
Сегодня – нормально! И что черненькая с тяжеловатым взглядом – нормально, и что песни его знает – нормально, и, если бы подобрала его не на машине, а на летающей тарелке – для этого сказочного дня?! Тоже нормально!
Лишь бы до Москвы добраться…
– Поехали? – снова предложил Саша.
– Поехали, – весело отозвалась Виола, передвинула рычаг автоматической передачи, и, резко набрав скорость, машина помчалась.
Однако сюрпризы сегодняшнего дня, теперь уже от Виолы, только начинались…
Некоторое время они молчали, потом Саша спросил:
– Сколько отсюда до Москвы?
– Километров 80, Александр Юрьевич. Долго. Успеем и поговорить, и… – она замолчала. Он не стал уточнять, чего «и» они еще успеют, но она инициативу разговора взяла в свои руки. – Прямо не верится, что вы рядом, – говорила она, глядя то на дорогу, то на него. Больше на него, но хорошо еще, дорога была пока пуста. – Надо же! Еду, смотрю: что-то знакомое, но чтобы вот так! Такой, знаете, трепет, такое уважение заочное к вам, а тут вы сами! Просто чудо какое-то. – Саша не отзывался, он даже и не знал, как реагировать на ее восторги, и потому молчал. – А уж познакомиться даже не мечтала. Смотрю по телевизору или вот песню слушаю и вздыхаю про себя. Эх, встретиться бы хоть когда-нибудь! Я бы уж постаралась ему понравиться.
– Зачем? – неожиданно для самого себя спросил он.
– Что зачем? – остановила Виола галоп своих излияний.
– Зачем понравиться мне? – уточнил Александр Юрьевич.
– Как зачем? – опешила Виола, но всего лишь на секунду. – Затем, чтобы… Ну-у-у, чтобы… Вы не понимаете?
– Нет, – ответил он, хотя уже понимал, что опрометчиво затронул скользкую тему. Это понимание несколько опоздало, и «скользкая тема» продолжала набирать обороты.
– Потому что вы мне очень давно нравитесь. Я даже немножко влюблена в вас. То есть я вас не только уважаю, вам ясно? И вы всегда были, как недосягаемая мечта. И вдруг стала досягаемая. Ну просто чудо какое-то! – снова воскликнула она, совсем отпуская поводья своего женского темперамента. И затем ее лошади понеслись вскачь бешеным аллюром, напролом, не видя перед собой никаких препятствий. – А давай на «ты», Саша, – брала ее лошадь очередной барьер, не спрашивая разрешения. – И не говори мне про разницу в возрасте, – предупредила она возможные возражения. – Мне на эти условности плевать. Я так давно тебя любила и вот теперь встретила. Ну чудо какое-то! Давай на «ты»!
– Ну давай, – не слишком охотно согласился он.
А она все продолжала нестись к одной ей известному финишу.
– Ведь я всегда думала: могу любого получить, кого хочу. Потому что я ничего из себя, верно?
Саша вынужден был согласиться и кивнул, выражая лицом непроизнесенные слова: «Ну разумеется, более чем…»
И тут она сказала то, чего, собственно, и следовало ожидать в странный сегодняшний день, но все равно для Александра Юрьевича прозвучало мистическим сюрпризом.
– Могу, если захочу, любого окрутить. Знаешь почему? Не только потому, что я привлекательная. А еще и потому, что я, наверное… ведьма, – открылась ему Виола с притворно тяжелым вздохом. – Мне многие говорили… Один писатель мне даже книжку свою подарил. И надписал: «Ведьме Виоле от околдованного автора». А чему вы улыбаетесь? То есть ты, конечно… Что ты находишь в этом смешного? Правда-правда, я, наверное, ведьма и есть. Самая настоящая.
– Я не смеюсь, – развеял Саша ее подозрения. – Не обращайте внимания. Это у меня свои такие занятные реминисценции. Вы тут ни при чем.
– Ты, а не вы, – настойчиво поправила она.
– Хорошо, ты. В общем, не обращай внимания.
– Занятные что? Какое слово ты сказал?
– А-а, реминисценции? Ну это типа воспоминания.
– Ну ладно, – подозрительно сказала она, все еще предполагая, что он над ней смеется. – А чего тут удивительного? – запальчиво продолжала она спор, несмотря на то что с ней никто не спорил. – Все женщины в принципе – ведьмы!.. Или по крайней мере хотели бы ими быть… в нужных случаях, – добавила она, немного подумав и решив, что столь бесцеремонный императив надо чем-то смягчить.