Юность Бабы-яги - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Качан cтр.№ 122

Восторг присутствующих был стабилен на всех такого рода праздниках, включая день рождения любимой собаки какого-нибудь очередного нужного человека. Все гости начинали понимать, что извинения и отлучки «беса» были оправданы: его не тривиальный понос одолел, а вдохновение; он выходил, оказывается, только для того, чтобы записать рвущиеся из сердца строки, а потом щедро одарить ими всех присутствующих. Еще не было случая, чтобы финал его якобы вдохновенной импровизации не сопровождался аплодисментами и возгласами какого-нибудь новичка из гостей, что «бес» зарывает в землю такой мощнейший талант, что ему нужно писать и писать, и уж обязательно печататься, чтобы его дар стал достоянием многих, а не только горстки участников застолья. «Бес», скромно потупясь, отвечал, что на стихи нынче не проживешь, денег они никаких не приносят, он пишет только для того, чтобы сделать приятное милым сердцу людям. Неповторимая скромность и обаяние произносимого аргумента, говорящие о полном отсутствии тщеславия у автора, еще более располагали к нему нужных людей.

Хотя на самом деле все действо направлялось именно тщеславием, а также несомненной полезностью: кое-какие дела можно было легко и непринужденно решить именно сегодня. Этак вскользь и походя, «бес» мог заработать в течение вечеринки десятки, а то и сотни тысяч долларов. Не в офисе, не во время деловых переговоров, а так, по-товарищески, в неформальной обстановке.

Шурец же получал за свою сдельную работу по 300 долларов за каждый опус. Теперь посчитайте: 2–3 раза в неделю, это сколько в месяц выходит? Вполне можно безбедно жить! И Саша вот уже несколько месяцев был поэтическим рабом «беса», который мог вызвать его по мобильной связи в любой час ночи и заставить писать очередную льстивую стихотворную чушь. Саша, откровенно говоря, устал от этой перманентной зависимости, и его следующий шаг был вполне логичен для любого представителя того же бесовского племени: он обзавелся своим собственным литературным рабом, для которого и сто долларов за каждый опус были счастьем. К делу подключился бедный, молодой и очень одаренный поэт, который мог профессионально срифмовать даже газету объявлений «Из рук в руки».

Теперь работа происходила по такой схеме: «бес» звонил Саше и диктовал исходные данные, Саша тут же перезванивал своему литературному негру и диктовал только что услышанное. Тому на поэтическое озарение давалось минут 20–25, с учетом времени на диктовку. Через означенный срок поэт перезванивал Саше и опять диктовал рожденное в двадцати минутах аврального творчества произведение. Затем Саша мастерской рукой кое-что шлифовал, подправлял, тут, как правило, опять перезванивал «бес» и спрашивал: скоро ли? 30 минут истекли. Саша отвечал, что еще 5 минут и все, сейчас перезвонит, ну и наконец, максимум минут через 40 готовое сочинение диктовалось заказчику, а через 50 восхищение немногочисленной публики радовало алчную душу предприимчивого и в этом деле предпринимателя.

Линию можно было бы продолжить: Сашин негр, тоже подустав, нашел бы себе какого-нибудь легкого на подъем второкурсника Литинститута, живущего только на стипендию, и тот за 50 долларов… Однако это удлинило бы время выполнения заказа, да и Сашин негр пока не подозревал о такой возможности.

Прошло уже месяца четыре после укола, оставалось два до окончания срока действия лекарства, и денег было много, и выпить вроде как даже не хотелось. Но ведь обязательно находятся «друзья», которые и предложат, и даже знают способ, как нейтрализовать действие противоалкогольного препарата. Нашелся такой и у Саши. Приятель артист уже трижды зашивался препаратом «эспераль», и столько же раз ему делали укол «торпедо» – на полгода, затем на год, затем на полтора. Относился он к этому легко и даже с юмором, как к вполне рутинной процедуре. Сначала зашивался под давлением общественности: театр попросту ставил условие – либо зашиваешься, либо у тебя нет работы. Затем он успокоил свое самолюбие тем, что акт отказа от алкоголя происходит не только под чьим-то давлением, но и по его доброй воле.

– Отдохну немного, – говорил он друзьям-собутыльникам, – устал от запоев.

– Сам решил? – начинали уважать друзья.

– Са-а-м, конечно, – отвечал он, – сколько же можно. Надо паузу сделать.

Тем самым он давал понять друзьям, что он с ними, что принципиального алкоголизма не бросит, только надо немного отдохнуть и набраться сил для новых пьянок. В первые месяцы светлого периода (когда восстанавливалось положение в театре, а жена в который раз начинала верить в будущее) он продолжал встречаться с пьющими товарищами. Более того, очень любил присутствовать при застольях и любил всем наливать. Делал он это почти сладострастно, наблюдая, как постепенно напиваются все вокруг, а он пока ведет здоровый образ жизни. Артист если и не пил, то думал об этом постоянно. В отличие от других алкашей, которые честно считали дни до окончания срока кодирования или зашития, Вадим (а именно так звали артиста) в глубине души считал себя суперпрофессионалом в области питья, опохмеления, выхода из запоя, но самое главное – и в области нейтрализации «эсперали» или любого другого препарата.

Когда хулиганский каприз – испытать судьбу или же обычное решение: хватит, я здоров, бодр, полон сил, могу снова выпить – начинали командовать его сознанием, тогда он и применял свою личную методику в этом вопросе, свое, так сказать, ноу-хау. И вот когда у Саши за плечами было уже четыре месяца трезвой жизни, а у Вадима – почти год, как ему в задницу зашили десяток таблеток «эсперали», они и встретились случайно в артистическом кафе Союза театральных деятелей. Вадим к этому времени, уже три дня назад решив, что воздержания хватит, именно в этом кафе испытывал на себе личное изобретение, гордо именуемое им «Антиэспераль» или «Победа над «Торпедо».

Саша увидел, как Вадим, взяв в баре чашку кофе, попросил еще у бармена полрюмочки ликера «Бейлис». Саша, знавший о том, что Вадим зашит, вытаращил глаза. Вадим засмеялся и научил.

– Оказывается, – сказал он, – «эспераль» можно приручить. Дрессировать ее нужно. Это касается и твоего укола. В первый раз ты буквально капаешь в кофе несколько капель коньяка, но лучше ликера, он помягче. Выпиваешь мелкими глотками и слушаешь организм. Ничего не происходит. И не произойдет. В обморок не упадешь, глаза не закатишь, никаких приступов не будет. Но в этот день больше – ни-че-го, – продолжал он, назидательно постукивая по столу указательным пальцем, точнее – надетым на него кольцом с непристойно большим изумрудом. – Во второй день ты наливаешь в кофе 15 мг, 15 капель по-другому, половину маленькой чайной ложечки и тоже – больше ничего в этот день. На третий день ты наливаешь в кофе уже чайную ложку коньяка и на всякий случай запиваешь бутылкой минералки. Делай несколько крупных глотков минералки после каждого глотка кофе с коньяком, понял?

Саша с большим интересом вникал в новую технику борьбы с трезвостью, применяемую на его глазах своим старым товарищем по застольям.

– А дальше? – спросил он, замирая от сладкого восторга по поводу посрамления наркологической науки.

– А дальше, еще понемногу увеличивая, – самодовольно продолжал Вадим, раскуривая трубку, – ты уже через неделю-полторы можешь вмазать хоть стакан водки залпом и ничего не будет, никаких последствий.