Старый патагонский экспресс - читать онлайн книгу. Автор: Пол Теру cтр.№ 83

Вагоны были практически полны, и уже на первой остановке в Сиенаге мы услышали, как возмущенно ревет толпа людей, ожидавших посадки. Очень вовремя в поезде погас свет, и внутрь хлынули желающие попасть в Боготу. «Вся Колумбия поднялась на крыло!» — бодро вещает карманный путеводитель по Южной Америке. «Никто не ездит на поезде!» — твердили мне в Барранкилье. Там были даже такие люди, которые не верили в само существование поездов, и мне приходилось целыми днями добывать информацию о железной дороге. Но тогда откуда, скажите на милость, взялась эта толпа? Впрочем, объяснение могло быть до обидного простым. Вопреки заявлениям о том, что Колумбия — богатая цивилизованная страна, на самом деле это страна полуграмотных крестьян, большинство которых проживает в невыносимых условиях. Эти условия: нищета, неграмотность, уязвимость перед властями — создали устную традицию, и благодаря ей, то есть так называемому лесному телеграфу, информация о прибытии поезда доходит до их ушей. Мы прибыли в Сиенагу с опозданием, и люди проторчали весь день на платформе: им сказали, что поезд придет по расписанию. И теперь они с боем брали оставшиеся незанятыми места, волоча за собой ящики и чемоданы. Но еще больше народу так и осталось в проходах либо стоять, либо сидеть на своих же картонках. Из-за них в вагоне было не протолкнуться. Как будто в пригородной электричке, везущей рабочих с фабрики. Только это был поезд дальнего следования, и ему предстояло проехать семьсот пятьдесят миль до Боготы.

В вагоне совершенно не осталось воздуха. Вдобавок из-за ночного дождя пришлось закрыть окна. Редкие уцелевшие лампы подслеповато мигали, состав скрипел, и пассажиры набились так плотно, что любая попытка пошевелиться воспринималась соседями как покушение на жизнь и вызывала бурю протестов. «И вот сейчас, — с ужасом подумалось мне, — кто-то обязательно включит радио…» Я еще не успел до конца додумать, как зазвучала музыка: жуткий латиноамериканский степ, от которого у меня вянут уши. Дождь, музыка, душный вагон, москиты и лампочки с едва светившимися спиралями. Я открыл свое окно и уткнулся в Босуэлла. Но уже через минуту свет погас окончательно. Мы погрузились в полную темноту.

Темнота принесла больше пользы, чем свет. Меня окружали сельские жители: в темноте их охватывала сонливость. И вскоре вагон затих, дождь прекратился, на небо выплыла луна, круглая и желтая, как головка сыра, и за окном — мое оказалось единственным открытым во всем вагоне — я смог разглядеть плоскую поверхность болот и несколько хижин, слабо светившихся в ночи. От темной земли веяло сыростью, пассажиры кто спал, а кто впал в оцепенение, покачиваясь в проходе в такт движению поезда. Темнота принесла очищение и мир. И я подумал: «Кажется, я еще жив».

К девяти часам или чуть позже мы проехали Аракатаку. Это была родина романиста Габриеля Гарсия Маркеса, Макондо из его «Палой листвы» и «Ста лет одиночества». В свете факелов и фонарей я смог разглядеть глинобитные дома, силуэты пальм и бананов и светляков, реявших в высокой траве. До ночи еще было далеко, однако здесь почти все спали за исключением осоловелых мальчишек, желавших посмотреть на поезд. «Он идет, — говорит женщина в созданном Маркесом Макондо, когда видит первый поезд, прибывающий в их поселок. — Это что-то страшное, будто кухня тащит за собой всю деревню».

Я соорудил себе бутерброд с колбасой, выпил одну из двух бутылок пива, захваченных в Санта-Марте, и задремал. Шум и постукивание поезда действовали на меня усыпляюще — это молчание и неподвижность вагона заставили меня проснуться. И в полночь я снова очнулся от того, что поезд стоял. Я понятия не имел, куда мы прибыли, но судя по тому, что сошли почти все пассажиры, в том числе и мой сосед, это была большая станция. Впрочем, не меньшее число пассажиров поднялось в поезд, так что свободнее не стало. Дети проснулись и захныкали, и все толкались и препирались из-за свободных мест. Рядом со мной оказалась индейская девочка: это нетрудно было распознать по характерному округлому профилю, подсвеченному тусклыми лампами. Она была одета в бейсболку, куртку и слаксы, а ее багаж состоял из трех картонок и пустой канистры. Едва поезд тронулся, она притулилась у меня под боком и заснула. Моя рубашка насквозь промокла от пота, и ночной сквознячок не приносил ни малейшего облегчения, и я знал, что мы не выберемся из этих душных болот еще целый день. Я задремал, а когда проснулся на какой-то станции — приземистый вокзал, мужчина, фонарь, — обнаружил, что девочка перебралась на другую сторону прохода и теперь спит, прислонившись к мужчине, непрерывно что-то бормотавшему себе под нос.

Рассвет был типично тропическим: солнце выкурило целое стадо низких облаков. Первым делом я проверил, не обчистили ли меня ночью, но оказалось, что и деньги, и паспорт лежат в целости в кожаной сумке. И, посмотрев на карту, я понял, что мы находимся примерно в часе езды от станции Барранкабермеха. Дорога проходила по совершенно безлюдной местности: саванна перемежалась здесь с болотом. Мы все еще были слишком далеко от Магдалены, чтобы можно было ее разглядеть, а дальние горы заволокло туманом. Не осталось ничего, кроме нашего короткого состава, отважно пробиравшегося по прямой через места, в которых не было других дорог, только хижины да иногда мелькали пасущиеся быки, грифы на деревьях и журавли на болотах. Хижины выглядели довольно убого: глинобитные стены и та же трава на крыше.

— Не желаете кофе?

Ко мне обращался мужчина с полным подносом. Я купил сразу две чашки и расплатился колумбийским эквивалентом пенни. Пользуясь относительной свободой (место лядом со мной пустовало), я расположился с возможным удобством, выпил кофе, закурил трубку и погрузился в чтение Босуэлла. Жизнь налаживалась, и я испытал тот же прилив бодрости, который ощутил в Мексике после жуткой ночи, проведенной в деревянном вагоне на колючем сиденье.

Все утро облака не расходились, и это было к лучшему. Меня уверили, что под солнцем духота в вагоне стала бы еще ужаснее. Не исключено, что это были пустые слова: большинство из того, что мне говорили, на поверку оказывалось неправдой. Мне пообещали джунгли вдоль дороги, но я не видел джунглей. Нас окружали одни болота, да иногда попадались холмы странной формы: как будто их вершины смыло каким-то невероятным наводнением. Еще мне говорили, что будут москиты. Да, они иногда кусали меня, но летучие жуки оказались гораздо хуже: мало того, что они кусались больнее, так еще и норовили запутаться в волосах. А что до духоты, не страшнее, чем в самой Санта-Марте, и уж наверняка не настолько ужасно, как в Закапе. И вообще на исходе восемнадцатого часа поездки по этим нескончаемым болотам я утвердился в мысли, что в моей жизни бывали поезда и похуже. Это не значило, что «Де-Соль» был хорошим поездом, но явно и не настолько плохим, как мне говорили.

Чтобы не тратить время попусту, я, как заправский бизнесмен, извлек свой дневник и до обеда был занят записями. Затем я встал и прогулялся по поезду, прихватив с собой продукты. В пустом вагоне-ресторане я сел за столик и соорудил сытный матросский сэндвич. Еще одна прогулка — и вот я уже на месте, с открытым Босуэллом. Солнце наконец-то выглянуло из-за туч, болота засверкали яркими красками, и книга оказалась превосходной. У доктора Джонсона можно найти подходящее высказывание о чем угодно — в том числе и о путешествиях. Вот что написал Босуэлл о своем отъезде с Корсики: «Наставляя меня по поводу предстоящих путешествий, доктор Джонсон никогда не тратил время на советы посетить тот или иной город, дворец, картинную галерею, театр или райский уголок первозданной природы. Он целиком поддерживал мнение лорда Эссекса, который так напутствовал своего рыцаря Роджсра Эрла из Рутланда: „Лучше проехать сотню миль, чтобы побеседовать с мудрым человеком, чем пять, чтобы повидать красивый город“».