У Сеньки внутри все так и заныло: догадался,
обо всем догадался хитроумный барин! Вот сейчас пристанет: говори, где
серебряный хворост спрятан.
Чтоб потянуть время, Скорик затараторил:
— Ужас как ревнует! Лучше бы к Очку
своему ревновал! Тот тоже к Смерти шастает. Он ей — марафет, а она ему —
известно чего. Но не от шалавства это. Что с неё взять, марафетчицы над собой
невластные. Хворь это у них такая…
— В Прияузье в старину, кажется, был
монетный двор, где серебряную монету чеканили, — задумчиво произнёс Эраст
Петрович, когда Скорик запнулся — воздуху набрать. — Ладно, про клад мне
сейчас неинтересно. Скажите-ка лучше, Скориков, не можете ли вы меня
познакомить с этой интригующей особой, которая свела с ума весь фартовый
б-бомонд? Говорите, её зовут Смерть? Какое декадентское имя.
У Сеньки от сердца отлегло.
— Познакомить можно. А что со мной-то
будет, а? Не выдадите меня Князю?
Как Сенька видел собачью свадьбу
Не выдал Эраст Петрович, справедливый человек,
сироту на произвол судьбы. Мало того — велел собирать вещички и увёз к себе на
квартиру, в тот самый Ащеулов переулок, где Сеньке на свою беду (а может, и не
на беду, а совсем наоборот — как знать?) взбрело в голову стырить узелок у
“китаёзы”.
Квартира была диковинная, не как у обыкновенных
людей.
В одной комнате вовсе никакой мебели не было,
на полу полосатые матрасы и боле ничего. Там хозяин с Масой рэнсю делают,
японскую гимнастику. Посмотреть — ужас что такое. Молотят друг дружку
руками-ногами, как только до смерти не убьют. Маса стал и Сеньку звать — вместе
метелиться, но тот напугался, на кухню убежал.
Кухня тоже интересная, в ней начальник Маса.
Плиты нет вовсе, бочки с капустой-огурцами тоже. Зато в углу большой железный
шкаф под названием рефрижератор. В нем завсегда холодно, как в леднике, и на
полках лежит сырая рыба. Они, квартирные жильцы, её кусками режут, коричневым
уксусом кропят и прямо так трескают с рисом. Сеньке на завтрак тоже давали, но
он не опоганился, одного рису пожевал немножко. И чаю пить не стал, потому что
он был невзаправдошный — жёлтый какой-то и совсем несладкий.
Спать Сеньке определили в комнате у сенсея, а
там и кроватей-то нет, одни подстилки на полу, будто в Кулаковской ночлежке.
Ладно, рассудил Скорик, лучше поспать на полу, чем в сырой земле с пером в
боку. Потерпим.
Чудней всего был хозяйский кабинет. Одно
название, а так больше на механическую мастерскую смахивало. Там на полке
книжки, по большей части технические, на чужестранных языках; стол завален
листами бумаги с непонятными рисунками (называется “чертежи” — видно оттого,
что в них черт ногу сломит); у стен — всякие железки, пружины, резиновые обода
и много чего другого. Это потому что Эраст Петрович инженер, выучился в самой
Америке. У него и фамилия нерусская: господин Неймлес. Сеньке очень хотелось
расспросить, для какой надобности потребны все эти штуковины, но тогда, в
первый день Ащеуловской жизни, не до того было.
Спали допоздна, после этакой-то ночи. Как
пробудились — господин Неймлес с Масой давай по матрасам прыгать, да кричать,
да колошматить один другого, потом, значит, сырятины своей покушали, и повёз
Сенька Эраста Петровича знакомиться со Смертью.
По дороге меж ними вышел спор про то, какая
она, — Смерть, — хорошая или плохая.
Эраст Петрович говорил, плохая.
— Судя по тому, что вы мне рассказали,
Скориков, эта женщина упивается своей способностью м-манипулировать людьми, да
не просто людьми, а самыми жестокими, безжалостными преступниками. Она
осведомлена об их злодействах, безбедно существует на награбленные деньги,
однако сама вроде как ни в чем не повинна. Мне знакома эта порода, она
встречается во всех странах и во всех слоях общества. Так называемые
инфернальные женщины абсолютно безнравственны, они играют человеческими жизнями
и судьбами, только эта игра и приносит им удовлетворение. Неужто вы не видите,
что она и с вами поиграла, как к-кошка с мышкой?
И так он сердито это говорил, на себя совсем
непохоже, будто от тех инфернальных женщин ужасно настрадался, прямо всю жизнь
они ему перепахали.
Только Смерть никакая не инфернальная и не
безнравственная, а несчастная. Ничего она не упивается, а просто потеряла себя,
найти не может. Так Сенька ему и сказал. Даже не сказал — в голос выкрикнул.
Эраст Петрович вздохнул, улыбнулся, но
печально, без насмешки.
— Ладно, — говорит, — Скориков.
Я не хотел задеть ваши чувства, только, боюсь, вас ждёт болезненное
разочарование. Что, она, действительно, так уж хороша, эта хитровская К-Кармен?
Кто такая Кармен, Сенька знал, ходили с Жоржем
в Большой театр на неё смотреть. Испанка эта была толстая, крикастая, всё
ножищами топала и рукой в жирный бок упиралась, будто крючит её. Вроде умный
человек Эраст Петрович, всё при нём, а ничего в женщинах не понимает. У слуги
бы своего поучился, что ли.
— Да Кармен ваша против Смерти жаба болотная, —
сказал Скорик и ещё сплюнул для убедительности.
На повороте с Покровского бульвара на Яузский
Сенька привстал в пролётке и тут же обратно нырнул, вжался в сиденье.
— Вон ейный дом, — шепнул. —
Только нельзя к ней сейчас. Трутся там двое, видите? Звать Дубина и Клюв, оба
из Упырёвой колоды. Увидят меня — беда.
Эраст Петрович наклонился, тронул извозчика за
плечо:
— Проезжайте за угол, остановите на
Солянке. — И Сеньке. — Кажется, происходит что-то интересное? Вот бы
п-посмотреть.
Когда упырёвских проехали, Скорик снова
распрямился.
— Посмотреть — это навряд ли, а
подслушать можно.
И повёл Эраста Петровича к потребному дому
дворами. Бочка, какую Сенька к окну ещё вон когда подкатил, так и стояла,
никуда не делась.
— Всунетесь? — показал Скорик на
приоткрытую фортку ватер-клозета.
Господин Неймлес прямо с места, без разбежки,
впрыгнул на бочку, потом подпрыгнул ещё раз, подтянулся на руках и легко,
словно бы играючи, ввинтился в малый квадратик — только каблуки мелькнули.
Сенька тоже полез, не так ловко, но все же через небольшое время оказался в
нужнике и он.
— Странный способ проникать к
д-даме, — прошептал Эраст Петрович, помогая Скорику спуститься. — Что
за дверью?
— Горница, — выдохнул Сенька. —
В смысле, гостиная. Можно тихонько щёлочку приоткрыть, но только совсем
чуть-чуть.
— Хм. Я вижу, сей способ наблюдения вами
уже з-запатентован.
На этом разговоры закончились.