Сима вздохнула. Ей бы очень не хотелось, чтобы «маман» стала искать своего блудного сына в ее квартире, но отказать любимому братцу она не могла…
Вадик ворвался в ее жизнь как сквозняк, легко и бесцеремонно. На следующий день после памятного разговора с мамой в дверь позвонили.
– Привет, сеструха!
– Привет!
Она с любопытством рассматривала стоящего на пороге молодого человека. Кожаные штаны, кожаная куртка, ботинки на «тракторной» подошве и черный мотоциклетный шлем под мышкой.
– Я Вадик. – Парень широко улыбнулся, на заросших редкой щетиной щеках появились ямочки.
– Проходи, Вадик, – Сима посторонилась.
Эти застенчивые ямочки на щеках как-то плохо сочетались с общим агрессивно-независимым видом. Брат еще раз улыбнулся и вошел в квартиру.
Они не виделись несколько лет. Сима запомнила его долговязым, нескладным подростком с колючим взглядом и пресыщенным выражением на прыщавом лице. Такое выражение почему-то бывает именно в подростковом возрасте. Тогда они не произвели друг на друга никакого впечатления. Бабушка уже тяжело болела, и Симе не было дела до подростковых комплексов сводного братца – своих забот хватало. А Вадика мало интересовала какая-то двадцатилетняя старуха.
На сей раз все оказалось по-другому. Не было колючих взглядов и саркастических усмешек. Был довольно симпатичный молодой человек с открытым лицом и ямочками на небритых щеках.
– А ты изменилась, – сказал тогда Вадик. – Тебе говорили, что у тебя кошачьи глаза?
Сима утвердительно кивнула. Всю свою сознательную жизнь она слышала подобные высказывания. Обычно люди приходили в легкое замешательство, когда впервые заглядывали ей в глаза. Особо суеверные даже осеняли себя крестом.
Она привыкла. Она привыкла даже к тому, что с детства почти всех интересовала ее национальность. И к насмешкам, и к расистским высказываниям тоже привыкла.
Ну родилась она такой желтоглазой уродиной! И что с того?
– Очень эффектно! Просто улет! Мне бы такие глазищи! – Вадик снял косуху и пристроил ее в углу. – Вешать не рекомендуется, слишком тяжелая, – объяснил он.
– Чай будешь? – Сима улыбнулась. Братец ей, определенно, нравился.
– Мне бы пожрать чего-нибудь. – Вадик быстро осваивался. – И… можно я у тебя сегодня переночую, по-родственному? – Он жалобно посмотрел на растерявшуюся Симу. – Да ты не волнуйся. Я на кухне на полу могу устроиться. Или вот прямо здесь, на коврике.
Сима улыбнулась:
– Пошли поедим, а потом решим, где тебя пристроить.
– Так ты меня что, оставляешь? – недоверчиво спросил Вадик. – То есть ты не из вежливости?..
– Нет, я так, по простоте душевной, – усмехнулась Сима. – Шлем можешь на полку положить.
– Ну, сеструха! Не ожидал! Думал, что ты такая же, как мамочка, а ты человек! Чувствуется, что тебя не коснулось ее тлетворное влияние.
– А тебя коснулось?
– Не то слово! Накрыло с головой! А что у нас сегодня на обед?
– На обед пельмени.
Уплетая за обе щеки пельмени, Вадик рассказывал про свою жизнь:
– С маман последнее время просто беда! Каждый месяц – новый мужик. И заметь, с каждым разом все моложе. Скоро, чего доброго, на моих друзей переключится. Но что характерно, сама ведет распутный образ жизни, альфонсов всяких прикармливает, а я должен быть пай-мальчиком. Никаких байков. Никакого пива. Никаких баб. Никаких ночных тусовок. Учиться, учиться и еще раз учиться! Я ей пытался по-нормальному объяснить, что я уже самостоятельный чувак. А она, вместо того чтобы принять как данность мои скромные потребности, сразу же кислород перекрывает. А куда мне без бабла? Травку не купить, бензина не купить, девок в ресторан не сводить… Несправедливо получается. Вот я из дома и утек. В воспитательных целях, так сказать. Пусть ее совесть помучает.
– А сам зарабатывать не пробовал? – ехидно поинтересовалась Сима.
– Сам? Да ты че?! Я же еще маленький!
– Да? А по-моему, кто-то говорил про самостоятельного чувака?
Вадик не услышал сарказма в ее голосе. Или сделал вид, что не услышал.
– Я у тебя несколько дней поживу? – сказал он полуутвердительно.
Сима пожала плечами:
– Оставайся.
Балбес и эгоист, но не злой и очень обаятельный.
И к тому же он ее брат, ее семья…
С того самого дня Вадик стал частым гостем в ее квартире. Иногда, как сегодня, он приезжал к ней после ссоры с матерью. Но чаще ему требовалось место для интимных свиданий.
«Симуля! Ну, войди в мое положение! Она девушка моей мечты! Не на скамеечке же нам встречаться?! Два часа, Симуля! Всего два часа! Я умоляю! От тебя сейчас зависит моя дальнейшая жизнь! Ну, будь человеком! С меня килограмм шоколадных конфет!»
Такого рода просьбы Симе очень не нравились. Ей не хотелось уходить из дома и два часа слоняться по улице. Тем более что после очередного романтического свидания приходилось делать генеральную уборку. Почему-то ни одна из девиц, которых приводил Вадик, не считала нужным убрать за собой постель, ополоснуть бокалы и вытереть лужи воды на полу в ванной. Наверное, эти приземленные занятия могли разрушить ауру чувственности и романтизма. Сима о чувственности имела весьма размытое представление. Зато о чистоте и порядке знала достаточно. Видимо, поэтому и придавала излишнее значение таким мелочам, как переполненная окурками пепельница. Пепельница выводила ее из душевного равновесия. Однажды Сима не выдержала и устроила Вадику настоящий разнос. После этого брат старался оставлять квартиру в более или менее приличном состоянии. Во всяком случае, пепельница теперь всегда была вымыта, а диван застелен.
Узнав, что сегодня ей нужно предоставлять кров только одному Вадику, Сима вздохнула с облегчением. На этой неделе ей хватило нежданных гостей.
Вадик задержался на все выходные. Он хандрил, маялся бездельем и доставал ее рассуждениями о смысле жизни. К вечеру воскресенья братец решил, что маман уже достаточно наказана, и включил наконец свой телефон. Мобильный тут же зазвонил.
Вадик неспешно поднес трубку к уху, минут пять просто молча слушал, а потом с неохотой сказал: «Хорошо, скоро буду».
– Все, маман раскаялась, – весело сообщил он. – И, кажется, собирается купить мне тачку! Ладно, сеструха! Некогда мне тут прохлаждаться, я полетел!
Он чмокнул Симу в щеку и испарился.
Сима устало опустилась на табурет. Вадик неплохой парень, но общаться с ним два дня подряд очень утомительно. У нее скопилось много заказов, но за выходные она так и не смогла подойти к швейной машинке. Придется наверстывать этой ночью. Опять начальник будет придираться, что у нее тени под глазами. Клиентов, видите ли, раздражает, когда его сотрудники плохо выглядят. Можно подумать, кто-то из клиентов обращает внимание на уборщиц!