– Галина жаловалась, что плохо спит, вот я и добавила снотворного.
– Но там была далеко не пара таблеточек.
– Так ведь и термос большой был, – простодушно откликнулась тетя Валя, явно не понимая, в чем ее обвиняют.
Но Потапкин не был бы самим собой, если бы все ей не разъяснил.
– Той дозы, которую вы положили, – сказал он, – должно было хватить, чтобы усыпить вашу хозяйку вечным сном.
Тетя Валя побледнела:
– Не может этого быть. Я сама пью эти таблетки уже много лет подряд. Частенько выпиваю и по четыре или даже шесть штук за вечер, ничего со мной не бывает.
– Это потому, что ваш организм уже привык к этому препарату, выработал к нему своего рода иммунитет, потерял восприимчивость к этому лекарству. Для Галины Владимировны предложенная вами дозировка могла стать смертельной.
Тетя Валя окончательно позеленела и схватилась за сердце. Но Потапкину совсем ни к чему были хлопоты с упавшей в обморок женщиной, поэтому он быстро и поспешно произнес:
– Ваше счастье, что покойница не успела выпить чая.
– Не успела?
– Нет. На нее напали, прежде чем она успела сделать хотя бы один глоток.
– Ни единого глоточка не сделала!
Тетя Валя быстро приобрела привычный для глаза цвет и бодрость духа. И окончательно придя в себя, она тут же кинулась в атаку на следователя:
– Тогда что вы меня пугаете! Приготовила – не приготовила, какая теперь разница! И самое главное, дети-то наши за что пострадали?
– Ваши дети также могут являться свидетелями преступления.
– Так свидетелей за решетку не сажают!
– Мне лучше знать, как поступают со свидетелями.
Но тетя Валя все равно не желала сдаваться. Поняв, что ее лично винить не в чем, она продолжала гнуть свою линию:
– Наташка, может, какую обиду давнюю на мать и имела. Может, она ее и прикончила, коли наследницей числится. А мы-то чего?
– Мы Галину прежде и не знали, – добавил дядя Сережа.
– В поездке только и познакомились.
– И не успела она нас за эти дни так допечь, чтобы нам ее грохнуть захотелось. Может, к концу отпуска такая мысль бы и возникла…
Тетя Валя от души пихнула мужа в бок:
– Молчи! Ты чего!.. – зашипела она на него.
– А что такого?
– Чего говоришь-то?
– Так я и говорю, что к концу отпуска только могли захотеть ее убить… Но никак не сейчас.
Потапкин молчал, не сводя глаз с лиц присутствующих.
– Что же, я вижу, что между нами возникло определенное недопонимание. И я вам все сейчас объясню, – произнес Потапкин, порадовав этим абсолютно всех.
Конечно, они готовы были молчать, но все-таки очень обидно сидеть в камере, когда не понимаешь, почему ты туда угодил. Куда лучше, когда есть хотя бы осознание причины и следствия.
А Потапкин между тем продолжал:
– Так вот, когда стало окончательно ясно, что произошло убийство, мы с уважаемым Ефимом Семеновичем в первую очередь подумали на тех людей, кто был особенно близок покойной.
И снова раздались крики:
– Так сам Ефим Семенович и был ей близок!
– Ближе всех нас!
– Его и сажайте!
– Подождите немного, дайте высказать мою мысль до конца, – произнес Потапкин, но глаза его приобрели тот самый стальной блеск, который появился в его глазах вчера ровно за пять минут до того, как он отдал приказ запереть всех в каталажку.
Никому не хотелось провести еще хоть несколько минут в камере. Урок был усвоен достаточно прочно. Поэтому все покладисто замолчали и стали слушать следователя.
– В завещании покойной, которое она не успела аннулировать, хотя явно собиралась это сделать, числятся два человека. Первая – это ее дочь Наталья Андреевна Голикова, которую мы с вами все знаем и личность которой лично я уже проверил, мне все ясно и никаких сюрпризов тут не ожидается.
– Значит, она точно дочь тети Гали? – произнес Сашка, который до последнего надеялся, что Наташа окажется аферисткой и он сможет добраться до наследства своей скончавшейся тетушки без особых проблем.
Но Потапкин его разочаровал, твердо произнеся:
– Да. Она – дочь потерпевшей. Никаких сомнений в этом нет. Наталья – законная дочь и наследница.
И все посмотрели на Наташу, которая отнеслась к этому совершенно равнодушно. Она даже кивнула головой, мол, да, я дочь и наследница, и что дальше?
А Потапкин между тем продолжал:
– Но также, помимо законной дочери, в завещании еще числится некий отпрыск брата покойной – Евгений.
– Погодите, – снова подал голос неугомонный Саша. – Вы про дядю Борю говорите? Про его ребенка?
– Да.
– Но вы ошибаетесь! Точно вам говорю, у дяди Бори не было семьи. У него даже жены не было!
– Жены не было, а ребенок имелся.
– Враки!
Наташа повернулась в сторону двоюродного брата и авторитетно произнесла:
– Был ребенок, говорю тебе, был! Мне мать сама говорила про него, и не один раз.
Подавленный авторитетом сестры, Сашка заткнулся, а Потапкин между тем продолжал:
– Ребенок родился от гражданского сожительства, причем ваша покойная тетушка не знала об этом ребенке ничего, кроме его имени.
– И как же она тогда вписала его в свое завещание?
– Как Евгения, незаконнорожденного ребенка своего покойного брата Бориса.
– Евгений… Точнее, Евгений Борисович, поскольку брата Галины звали Борисом.
– В завещании указан просто ребенок брата.
– И все?
– К сожалению, ни фамилии ребенка, ни точной даты рождения, ни даже имени матери покойная госпожа Ермолова не знала. Поэтому и в завещании не указала.
– И что? Несмотря на такие скудные сведения, тетя Галя завещала часть своего состояния этому Евгению?
– Совершенно верно. В настоящий момент по завещанию у нее есть двое наследников: дочь Наталья и племянник Евгений. Понимаете, к чему я веду?
Но никто не успел ему ответить.
– А я? – воскликнул Саша, причем теперь его голос звучал жалобно. – Как же я? Я ведь тоже ее родной племянник. Почему меня тетя Галя обошла в завещании?
– Видимо, насчет вас она придерживалась той позиции, что вам в жизни и так повезло. Вы имеете собственный бизнес, которым успешно руководите и который приносит вам хорошие плоды.
– И чего? – тупо произнес Саша. – Денег много не бывает. Получи я наследство, уж знал бы, куда его пристроить.