Городской роман - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Дремова cтр.№ 9

Она шла по жизни, она держала его за руку, но совсем не знала, какой он. Она смотрела на его волосы, глаза, фигуру, она готовила ему еду и стирала одежду, рожала детей и говорила о высоких материях, оставаясь совершенно для него чужой.

Много лет назад она приняла его восхищение за любовь и, окрыленная его юношеским восторгом и молодым азартом, отдалась этому чувству полностью, без остатка. Анатолий был совсем не против ее чувств, позволяя себя любить и находя это удобным. Мало того, со временем он уверовал в то, что эти отношения справедливы, потому что любовь жены являлась как бы компенсацией за те неудобства, которые налагало само понятие брака.

Образ бравого лихого забияки и заводилы, сводившего с ума всю женскую половину факультета, в сознании Светы так и не изменился, пройдя сквозь сито дней и испытаний. Она знала все: каждую черточку на его ладони, каждую морщинку в уголке глаз, каждую улыбку и взгляд, но она так и не успела понять, что по жизни она шла не вместе с этим человеком, а всего лишь рядом.

Осознав все это, Света вдруг поняла, почему она не испытывала отчаяния и боли: всему этому неоткуда было взяться, потому что отрывать и резать больно только по живому, а чужое и мертвое выбросить и сломать было просто.

Толик шел по утренним улицам Москвы, с наслаждением вдыхая чистый, чуть остывший за ночь воздух. Ухватив пиджак за вешалку, он перебросил его через плечо и теперь, неторопливо вышагивая, улыбался, вспоминая проведенную вне дома ночь. До чего же чудесно иногда жить! Толик чувствовал, как в кровь порциями поступает адреналин, и от этого внутри что-то покалывает иголочками, перекатываясь теплыми волнами от груди до самых пяток. В эту минуту он сам себе казался нашкодившим котом, возвращавшимся под утро огородами домой, и от этого сладкого ощущения, напоминавшего счастливые дни молодости, становилось легко и восхитительно свободно.

Никакого чувства стыда или неудобства он не испытывал, мало того, у него в голове даже не промелькнуло ни одной подобной глупости. О чем, в самом деле, можно было сожалеть, если предыдущей жизни он не помнил, будущей не знал, а настоящую второй раз прожить не удастся? И так он потерял двадцать пять лет – такой незаслуженно огромный тюремный срок.

Радость освобождения гудела в нем натянутой струной, разливаясь по телу мягкими плавными толчками и обволакивая теплой негой расслабленное сознание. Своей радостью Толик готов был поделиться с половиной мира, но мир крепко спал на воскресных подушках. Прислушиваясь к своим шагам, звенящим по мостовой почти в полной тишине, он слышал музыку победы, одержанной над временем.

Утро только вступало в свои права. По мостовой катился одинокий троллейбус. Уцепившись усами за провода, он ехал, поклевывая носом от недосыпа и грустно поглядывая на пустынные улицы Москвы. Притормозив на остановке, он подождал Анатолия в надежде, что вдвоем в дороге станет веселее, но, увидев, что тот прошагал мимо призывно распахнутых дверей, обиделся и, запыхтев, захлопнул их. Обиженно постояв, он покосился еще раз на одинокого прохожего, не пожелавшего составить ему компанию, и тронулся с места.

Идти домой было рано, да и, честно сказать, туда Анатолия не тянуло, поэтому он решил зайти к своей ненаглядной мамочке, живущей от дома его Ксюхи в каких-нибудь пяти трамвайных остановках. Разбудить маму он не боялся, потому что знал, что, во-первых, она уже не спит, а во-вторых, принять своего сыночка она готова в любое время дня и ночи.

Ева Юрьевна Нестерова разменяла восьмой десяток, но на ее умственных способностях это никак не сказалось, напротив, с годами ее память обострялась, речь становилась все более ядовитой и цепкой, а высказывания – прямолинейными и циничными. Людей она оценивала здраво, адекватно их способностям и умственному развитию, не жалея для определения их сущности колких слов и выражений, но ее великолепно выстроенная система мира давала моментальный сбой, когда дело касалось ее ненаглядного ребенка, единственного солнышка в этой грязной действительности.

Как женщина неглупая и проницательная, она прекрасно видела все его слабости и недостатки, но, делая скидку на то, что без недостатков может быть только икона, а никак не живой человек, она прощала их Толику, дабы не ломать сложившихся доверительных отношений с сыном.

Замуж она вышла поздно, почти в тридцать. Будучи твердо уверенной в том, что лучше вообще не ходить замуж, чем сходить абы как, она не стремилась выскочить из теплых родительских объятий, предпочитая сидеть в девках, а не мыкать горе в замужних, и не прогадала.

Отец Толи, Семен Иванович Нестеров, был на двадцать пять лет старше своей избранницы, состоятелен, красив, умен, почти без вредных привычек и безумно влюблен в свою Евочку. Но самым большим преимуществом в глазах Евы была не красота и даже не состоятельность избранника, чудесным было то, что ко времени своей женитьбы Семушка был круглым сиротой. Выходя замуж за Семена, Ева точно знала, что хозяйка в их доме будет одна, как бы ни сложились обстоятельства.

В молодости Ева была красива. Нежно-голубые глаза сияли женственностью и нежностью, но узкие, длинные стрелки бровей и поперечная ямка на подбородке говорили о том, что за этими лазурными глазками прячется мужской склад ума и напористость, не свойственная представительницам слабого пола. Роста Ева была высокого, а точеные черты лица и узкая кость придавали ей аристократический вид. Слегка надменный взгляд, скептическая улыбка и почти круглосуточная сигарета в уголке ярких, не потерявших до старости свой цвет губ выделяли Нестерову из толпы и придавали ее лицу неповторимый колорит.

– Друг мой, тебе следует принимать таблетки от бессонницы, иначе у тебя есть шанс перепутать в скором времени день с ночью, это я тебе говорю как специалист, так что можешь мне верить. – Поцеловав сына в лоб, она прошествовала в комнату, уже не оборачиваясь, твердо уверенная, что сын идет за ней по пятам. – Позволь спросить тебя, Толик, что привело тебя в столь ранний час ко мне? Только не вздумай говорить, что великая любовь к матери настроила тебя на длительный утренний моцион.

– А почему бы и нет? – Толик улыбнулся во всю ширь лица, с радостью чувствуя, что он наконец-то снова дома.

– Этого просто не могло произойти оттого, что ты слишком ленив для таких подвигов.

– Ты считаешь, что я не могу приехать к своей матери из чувства любви? – поинтересовался он, заранее предвкушая остроумный ответ. Слушать ее было сущим удовольствием, если, конечно, ее слова не задевали вас лично, потому что в ее обществе человек находился словно на вулкане, готовом каждую минуту выкинуть наверх поток горячей лавы, причем предположить, когда это произойдет и в каком направлении следует предпринимать шаги к отступлению, было абсолютно невозможно.

– Нет, отчего же, приехать к матери ты можешь, но для подобной эскапады, тем более в столь ранний час, требуются определенные условия, по поводу которых тебе хотелось бы услышать мое мнение, – безапелляционно произнесла она и потянулась за новой сигаретой.

– У тебя здесь топор вешать можно, – махнул рукой Анатолий, разгоняя клубы дыма, стелющегося пластами.