Мойры - читать онлайн книгу. Автор: Марек Соболь cтр.№ 26

31 декабря

Вспоминаю тот день и телефонный звонок среди ночи. Город, увиденный сквозь капли дождя на окошке такси, искривленный, мутный. Помню болтливого таксиста и те десять или пятнадцать минут, что тянулись целую вечность, словно в кошмаре. Помню, как бежала по больничному коридору, казалось, он никогда не кончится, с каждым моим шагом коридор становился все длиннее и длиннее. Помню, как увидела Тебя через стекло, помню трубки, вонзившиеся в Твое тело. Помню, как медсестра вмиг подобрела, услыхав, что я работаю в онкологии, и разрешила остаться. Этакий профессиональный блат. Недостаточно любить, надо еще быть медсестрой. Помню врача, который развел руками и пошел дальше, не хотел ничего обещать, ничего ободряющего он не мог выдумать той ночью. Он был очень красивым, даже слишком, врач не должен так выглядеть. Помню, как раздался писк и по другую сторону стекла замельтешили люди. Помню, как вошла санитарка и принялась мыть пол по эту, мою сторону, будто решила воспользоваться минутой, когда все ушли туда. Помню звяканье жестяного ведра. Помню шум вентилятора. Помню, как в конце красавец врач снял фартук, сердито швырнул его в угол и вышел, а бригада замешкалась, слегка растерявшись, — не ожидали, что останутся без дела. Помню, как вернулась медсестра и вдруг вспомнила обо мне, велела уйти. Объяснять ничего не стала. А что тут объяснять? Она бы на любую грубость пошла, лишь бы избавиться от меня, лишь бы не сидеть со мной.

Помню, что не видела Твоей души, удаляющейся в небеса. Помню, что не думала ни о чем. И во всем происходящем не было ничего ни мистического, ни помпезного. Я вовсе не хотела припасть к Твоей постели и проститься с Тобой, осыпая поцелуями Твое мертвое лицо. Помню, хотела только уйти как можно скорее.

Помню, как в коридоре прошла мимо Твоих родителей. Они сидели, крепко обнявшись, меня не заметили. Их не пустили в операционную, они не имели счастья наблюдать Твою смерть, каждую ее секунду, чтобы она уже осталась с ними навсегда, не видели, как Твое тело взмывает вверх, подстегнутое дефибрилятором, как на долю секунды зависает в воздухе, будто на пике наслаждения, выгнутое дугой, чувственное, до конца прекрасное. Этого они не видели, их не пустили на спектакль, потому что никто из них не работает в больнице.

Я жутко боялась взять такси, а вдруг опять нарвусь на трепача. Домой шла пешком. Помню, на Плантах пьяные мужики кричали мне вслед, и мне это показалось невероятно смешным — что за дурацкое стечение обстоятельств, и я начала хохотать, как сумасшедшая, и смеялась, пока не дошла до «Визави» и не заказала водки. Уселась за тот удобный столик, с которого видно половину рынка, и наконец заплакала. Рыдала я, как никогда прежде, словно это был последний плач в моей жизни, словно мне полагалось выплакать все слезы. И похоже, так и случилось, ведь больше я не плакала. Помню тишину, хотя там было немало народу, но все умолкли, не хотели мешать мне в моем горе. Наверняка думали, что какой-то парень только что бросил меня. «Что-то в этом роде», — могла бы я им сказать.

Вот так я и заливалась слезами, как принято у брошенных, и вид у меня был такой же жалкий. Нельзя же наблюдать смерть самого близкого человека во всех подробностях сквозь стекло, чтобы потом не напиться и не разрыдаться.

Помню это все и сегодня с особой дотошностью ворошу эти воспоминания. За окном фейерверки. Кончается старый год, начинается новый. Народ веселится. Наверное, я старомодна, но не представляю, чтобы я могла сейчас пуститься в пляс, скакать, целовать всех вокруг и кричать: «С Новым годом!» Стою, уткнувшись носом в стекло, так же, как тогда.

По эту сторону тишина, по ту — безудержная радость, петарды, вопли, музыка.

Счастливого Нового года…

Поглядим, каким он будет счастливым.

У Старого Стервятника темно, но с ним никогда не знаешь наверняка. Может, спит, а может, стоит в потемках, прижав ухо к стеклу, и вслушивается в новогоднее безумие. Интересно, о чем он думает? Жалеет о чем-нибудь? Или тоскует по балам и женщинам в длинных платьях с разрезом? А может, как и мне, ему хорошо в этой своей тишине?

14 января

Радость-то какая!

Марыся! Пани соседка, что напротив живет, наконец нас навестила.

Мы уж и не надеялись.

Не представляете, как мы рады.

Кофе? Чаю?

Расскажите, будьте добры, что там в большом мире слыхать. О больнице вы, конечно, говорить не любите.

Мы-то по больницам наездились. Знаем, каково там. О чем тут говорить. Грусть одна.

А вот же, у нас хорошие новости. Вообразите, Кароль, наш сын, получил повышение. Теперь будет больше зарабатывать, директором стал. Да, да. Кароль у нас удался, он наша единственная отрада на старости лет. Смышленый и такой пробивной. И к компьютерам его всегда тянуло.

Вы, наверное, не много зарабатываете. Здравоохранение, понятное дело.

Ну скажите на милость, почему такая несправедливость, чтобы женщина с образованием так много трудилась, и за сущие гроши. А ведь работа у вас очень ответственная.

Мы знаем только то, что по радио рассказывают. Слушаем, что происходит в мире, и в сейме, и у нас. Раньше я много читал, а когда Марыся потеряла зрение, то даже вслух. Целыми днями читал. Теперь и этого не могу. Вроде существуют книжки для слепых, отпечатанные шрифтом Брайля, но где уж мне, старику, учиться. Помру, пока научусь.

А вы нам не почитаете? Без разницы, какая книжка, лишь бы приличная была, сейчас ведь, сами знаете, кругом сплошь непристойности, люди совсем стыд потеряли.

Да? Значит, придете в следующий раз с книжкой. Чудесно. Честное слово. Да вознаградит вас Господь. Нам так не хватает компании. Сын вечно торопится как на пожар, занятой, всегда в разъездах. Невестка приберется раз в неделю. Ну и та женщина, Попугаиха, из опеки. Только радио и остается, а сейчас и по радио всякий вздор несут и музыка такая, что волосы дыбом.

За какие грехи, скажите, за какие грехи…

Пожалуйста, помогите, принести чай. Сахар должен быть на буфете. Мы пьем не сладкий.

Ну так расскажите, что слышно…

27 января

Сегодня у зубного листала старую газету и наткнулась на короткую заметку о двух женщинах, банковских кассирах, которые в течение трех лет обчищали свой банк. Покрывали друг друга, постоянно перекладывая деньги во время проверки из одной кассы в другую. Воровство долго сходило им с рук, ведь работали в паре. Украли какую-то дикую сумму.

Меня поразила одна вещь: я попыталась представить то напряжение, в каком эти женщины существовали целых три года. Ведь они сознавали, что их могут уличить в любой момент, что раньше или позже их все равно выведут на чистую воду. Ни одна не могла уйти в отпуск или взять больничный. Тряслись от страха чуть ли не каждый вечер. Наверное, они обещали себе, что отдадут долг, отработают, но аппетит явно рос во время еды. Не могли отказать себе в очередном удовольствии, какой-нибудь шмотке или хорошем обеде.