Лунный плантатор - читать онлайн книгу. Автор: Руслан Ходяков cтр.№ 3

Пузырьков хищно раздвинув ноздри втянул этот дух и улыбнулся, прищурив от удовольствия правый глаз.

Это был его мир. Здесь была его вотчина вверенная ему в пользование и обслуживание высоким начальством.

И пусть сегодня по плацкарте будто Мамай прошел, зато завтра будет новый рейс и потянутся пассажиры гуськом с перрона в вагон занимать указанные в билетах места, двигая тяжеленные чемоданы и коробки, толкая друг друга, чертыхаясь, извиняясь, успокаивая детей и целуя любимых на прощание.

А он, Пузырьков, вальяжный, деловой, при галстуке и сиреневой рубашке, в кителе со скрещенными молоточками на петлицах будет двигаться от купе к купе с усеянной многочисленными кармашками барсеткой для билетов в одной руке и именным компостером в другой, проверяя эти самые билеты и изымая их на предмет компостирования.

Костя повернулся к первому купе, достал из заднего кармана штанов компостер и представляя будто купе полно пассажиров немного надменно, по хозяйски, но с ноткой радушия произнес:

— Здравствуйте. Ваши билетики… Спасибо. Куда едем? К какой такой матери? А к теще, значит, на блины. Понимаю…

… — Клоц! — цокает щербатой пастью компостер…

— Сумочку уберите пожалуйста, — обращается Костя к следующему воображаемому пассажиру. — Это не сумочка, а кошелек? Все равно уберите. Можете под полку задвинуть и цепочкой к батарее приковать, что б не унесли. Куда едем?

… — Клоц! — компостер снова смыкает зубки…

— Так, бабушка, что это у вас в плетеной корзинке? Кролик? Крокоди-и-и-льчик??? Внучек из Африки в подарок привез? Хороший внучек. Славный. Знает как бабусю ублажить. А ну-ка покажите! Да спрячьте фотографию! Не внучка покажите. Крокодильчика! Нннннда… Такому крокодильчику в самый раз компостером работать… Зачем он вам? Яйца нести будет? Хм…

— Клоц!

— Бабуся! Придержите крокодила!!! Мало ли, что голодный! Билет давайте! Да не крокодилу, мне давайте! Мне! Он, что у вас билетами питается?… Приятной, бабушка вам дороги.

… — Клоц! — Пузырьков делает вид, что прокомпостировал билет несуществующей бабульки и качая головой переходит в соседнее купе…

— Здравствуйте… Не-не-не! Я пить не буду! Да подождите вы сало разворачивать! Дайте на билеты ваши полюбоваться. Куда едем?

… — Клоц!..

— Добрый день… Мне привет от дяди Изи из Казатина? И ему привет. Помню. Хороший такой чело… Я ему десять рублей должен!? Не знаю никакого такого дяди! Билетик, попрошу!

… — Клоц!..

— Здравствуйте. Ваш билетик. Куда едем?

… — Клоц!..

— Билетик попрошу… Добрый день.

… — Клоц!..

— Здравствуйте!

… — Клоц!..

Коля Пузырьков все больше входил в роль. Ему уже действительно начинало казаться, что вагон полон народу. Все куда-то едут, все куда-то спешат, торопятся, вещи по полкам распихивают, колбасу на газете режут, в окно провожающим машут, в спортивные костюмы переодеваются и ноги в шлепанцы засунуть норовят. Все именно так как и должно быть в нормальном человеческом плацкартном вагоне, то есть весело и по деловому. И он, Пузырьков, парит над всем этим шумом-гамом как коршун над аравийской долиной. Проверяет, контролирует, указывает и распоряжается согласно своим полномочиям.

И если где какой непорядок или там неувязочка, он тут как тут, дите успокоит, бабуську на место определит, вечно недовольного интелегента-чистоплюя урезонит, чемоданчик под полку втиснуть поможет и заклинившее окно в один момент расклинит если надо.

Любит Костя работу проводника, надо отдать ему должное. И даже жаль, что сейчас в вагоне пусто и не к чему Косте толком приложить свои таланты. Усилия его пропадают впустую, растрачиваются на миражи почем зря…

— Обидно… Ну, ладно! — проговорил Костя, вздохнул, сдвинул на лоб фуражку, поскреб рукояткой компостера взъерошенный вспотевший затылок и окинул мутным взглядом заполненную миражами-пассажирами плацкарту.

Миражи продолжали бродить по вагону: миражи-дети прыгали с полки на полку, миражи-мамы носились с пустыми термосами и завернутыми в газету памперсами с подмоченной репутацией, миражи-отцы семейств изо всех сил изображали бурную «предстартовую» деятельность, а сами думали только о том, как побыстрее свинтить в тамбур на перекур…

Миражи перемещались из купе в купе, разговаривали, задавали Пузырькову вопросы, махали в окно руками, и время от времени, как запрограммированные, произносили сакраментальное — «когда чай будет?». Но среди всего этого многообразия миражей рожденных образовавшейся в мозгу Пузырькова пустыней иссушенной спиртовыми испарениями, Костя заметил в шестом купе один странный, мираж не мираж, а просто пару ног в черных носках торчащих с нижней полки в проход. Ноги никуда не торопились, никого не пинали, никаких особых реплик в духе Шекспира или там Гамлета не произносили, и чаю, что подозрительно, не требовали.

Пузырьков насторожился.

Персонажи рожденные пытливым Пузырьковским умом тоже насторожились, замерли кто в чем, и вопросительно посмотрели на своего создателя.

— Всем сделать ша! — сказал Костя и они растаяли.

Ноги остались торчать как небывало.

Пузырькову стало ясно, что ноги ехали зайцем. С компостером на перевес он двинулся по коридору к месту, где самым возмутительным образом нарушались «правила проезда и провоза багажа», можно сказать нагло попирались торчащими в проход необелеченными ногами.

Добравшись до места нарушения Пузырьков практически сходу определил, что вышеозначенные конечности размера этак сорок третьего торчали из черных, идеально выглаженных брюк. В брюках бессовестно и безмятежно спало безбилетное тело пассажира — мужчины лет тридцати пяти, спало, подложив под голову тонкий черный чемоданчик типа «кейс», спало и видел сладкие сны в то время как в преисполненной служебного рвения душе Пузырькова с каждой секундой росло и ширилось справедливое негодование проводника обнаружившего на вверенной ему территории безбилетника.

Кроме брюк на безбилетнике была не совсем свежая, но чистая, белоснежная рубашка, расстегнутая в вороте и, ослабленный по вторую, пуговицу галстук цвета морской волны с набегающими барашками прилива.

Нельзя сказать, что физиономия безбилетника была гладко выбрита, но утверждать, что этих щек никогда не касалась бритва тоже никто бы не взялся. Такой тип растительности на мужском лице злые тещины языки называют «трехдневной щетиной», а романтично настроенные язычки их дочерей — «элегантной небритостью а-ля Брюс Виллис». (Впрочем, сосед Пузырькова по лестничной клетке, заядлый собачник по кличке «Ко-мне-Мухтар» почему то называл такой тип бритья «триминогом» и поэтому элегантной небритостью у него периодически, особенно по весне, щеголял дородный, черный как смоль ризеншнауцер, которого так и звали «Брюс».)

Таким образом про безбилетника можно было запросто сказать «элегантный молодой человек» принимая в расчет короткую, модную стрижку, точеный римский профиль лица и дорогие лакированные туфли, которые спящий аккуратно поставил на столик предусмотрительно постелив под них глянцевый номер иностранного журнала, раскрытый примерно посередине и вывернутый «наизнанку».