"Диагноз" и другие новеллы - читать онлайн книгу. Автор: Юстейн Гордер cтр.№ 28

Почему я высмеиваю историю искусства

Мир как раскрытие способностей Бога. Семь сносок к учению о немецком пантеизме [91]

От Кузанца [92] до Шеллинга

Улей, грамматика и анонимный разум мира

Дхаммападда и падда в пруду? [93]

Почему у первобытного человека есть пупок? Критический взгляд на 18 полотен с изображением Адама и Евы

КРИТИК НЕ УСПЕЛ НАПИСАТЬ ещё многие из своих статей, а о нём уже шептались в коридорах. Значит, то, что он писал, не осталось без внимания. Но если статьи его обсуждались, то чаще всего в одиозных выражениях.

Статьи всегда заканчивались пуантом. Но какое безумие не разоблачит разум?

Само по себе ни у кого не вызывало сомнения, что мы проживаем нашу жизнь на земном шаре во Вселенной. Мы не только граждане своего города. Мы — граждане Вселенной. И по правде говоря — это можно бы, пожалуй, всё время держать в памяти. Также не ново было то, что жизнь людей и животных относится к разряду неразгаданных тайн. Но не были ли старые знатоки искусства в последнее время чуточку навязчивы? Или просто-напросто чересчур экзальтированны?

Становилось всё труднее следить за ходом мысли критика. Казалось, он вот-вот отвернётся от человеческого сообщества и погрузится в свой собственный мир. Единственной красной нитью, что не мог не заметить интеллигентный читатель, проходила тема загадочности человеческого бытия. Причём тон становился всё более пророческим.

В конце концов старик счёл свои сентенции столь важными, что отдал их в печать в поэтической форме.

Мы несём

и нас несёт

душа

о которой мы ничего не знаем

Но загадка покоится

на двух ногах

разрешить её —

наш черёд

Когда образы снов

сами щиплют себя за руку

не просыпаясь

Это — мы

Потому что мы — загадка

которую никому не разгадать

Мы — сказка

заключённая в собственный образ

Мы то

что идёт и идёт

не приходя

к ясности

(Из статьи: «Загадка сфинкса») [94]

«НУ, А ЧТО ЖЕ РЕДАКТОР? — раздавались голоса. — Терпение ведь не безгранично! Да, он сговорчив, непостоянен! Но неужели в газете нет ответственного редактора?»

То, что всё кончилось ничем для бедного старика, это одна сторона дела. Такое может случиться. Но неужели так уж необходимо было перемывать больному кости публично? Такие слова, как «скандал» и «медвежья услуга», теперь прилежно повторялись повсюду.

Уже начали забывать, что этот старый человек некогда был весьма уважаем. Серия статей «Едкие наброски» была признана искусствоведами всей страны гениальной находкой. Маленькой книгой «Зеркало как метафора» он снискал похвалу в гораздо более широких кругах. Она была переведена уже на семь языков. Статья «Критика искусства и искусство критики» явилась искренним выражением всеобщего почтения в день его пятидесятилетия.

С тех пор довольно много воды утекло под мостами его города. Свидетелями каких только падений не были люди! Здесь же острейшая способность к наблюдению уступила место философским каламбурам и метафизическому мечтательству.

В конце жизни критик снова стал пописывать обычные искусствоведческие критические статьи. Какое-то время казалось, что он снова войдёт в силу. Но так как он никогда больше не хвалил художников за их произведения, он становился всё менее и менее популярен в художественных кругах.

Он умер окружённый ненавистью и презрением. Тогда в газете работал уже новый критик-искусствовед. Он был не только профессионалом высокого класса, но и всегда желанным гостем на всякого рода званых коктейлях и презентациях в галереях и на выставках.

ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ после смерти критика газета опубликовала самую личную и в глазах многих самую скандальную, — чтобы не сказать — самую нездоровую статью, вышедшую из-под его пера. Обе страницы газеты, посвящённые культуре, были отданы этой статье под многозначительным заглавием «Странное».

Статья позволяет заглянуть не только в его больную душу. Она — свидетельство того, что у критика так или иначе не было сомнений в том, что его статьи в последние годы не понимал никто другой, кроме его самого.

Здесь следует эта последняя — и посмертная статья — полностью:

СТРАННОЕ

1. Здесь — нечто странное. Не связаны концы с концами. Теперь я могу с уверенностью сказать об этом. Я больше не сомневаюсь в том, что меня считают дураком.

Собственно говоря, это вовсе не так. Это — невозможно. И всё-таки это именно то, что я вижу. Всё остальное — случайно.

Мурашки бегут по коже, когда я думаю об этом. Я нервничаю и волнуюсь. Я внезапно вскакиваю со стула и без отдыха хожу кругами по комнате.

Я поднимаюсь и сажусь, сажусь и снова поднимаюсь. Я передвигаю картину на стене пятнадцать раз. Я читаю одно и то же предложение двадцать раз. Я вынимаю чистые чашки из шкафчика и мОю их ещё тщательнее. Я опустошаю корзинку для бумаг, чтобы найти использованную почтовую марку или канцелярскую скрепку. И ещё хуже: у меня вошло в привычку становиться перед зеркалом и корчить жалостливую гримасу себе самому. Я — не сумасшедший. Я даже не неврастеник. Это вовсе не со мной что-то не в порядке. Это — даже не сон. Я абсолютно не сплю, я вдвойне бодрствую, как если бы два дня слились воедино.

Правда вот в чём: что-то происходит за моей спиной. Именно там всё и происходит. Всё. Стало быть — абсолютно всё. А глаз у меня на затылке — нет. К сожалению! К сожалению!

Но мириться с этим я больше не могу. Я не могу принять подобное положение вещей. Жить, например, — я охотно привожу этот единственный пример, — жить для меня стало невозможным. Живут только идиоты.

О своей личной жизни я не думаю. Личная жизнь! Счастлив тот, кто может произнести эти глупые слова, не строя гримасы. (Сколько лет прошло с тех пор, как у меня была «личная жизнь»?) Я не думаю о пресловутой пристройке к ратуше. Об этом я уже высказал своё мнение раньше. Но и от этого мнения я также отказываюсь. О предложениях правительства по государственному бюджету я не думаю вообще.