"Диагноз" и другие новеллы - читать онлайн книгу. Автор: Юстейн Гордер cтр.№ 23

Яблоки тяжёлыми шарами висят на деревьях и падают, не разбиваясь, на склоны холма. Знай только поднимай их да подноси ко рту! Лесные поляны и кусты в садах брызжут ягодами — красной и белой смородиной и малиной. Знай только — готовь банки для варенья! Листья тоскливо осыпаются, падая с ветвей, ложатся неплотным ковром на улицах.

Мы с трудом пробираемся прямо по еловым шишкам и орехам, которые, высвободившись, рассыпались по всему городу.

Когда и как это кончится? Кажется, будто вся природа на пути к тому, чтобы вырваться, освободиться. Ничто больше ни с чем не связано.

Да и я — тоже.

Волосы и ногти растут быстрее, чем прежде. За один месяц я удалил два зуба. Кажется, будто сердце свободнее бьётся в груди.

Как раз сейчас я, очищая старую рану от корочки, осторожно приподнимаю девственную кожу, — и я сам тоже немного осенний…

ТЕОБАЛЬД БЫЛ героем романа, который не желал больше подчиняться фантастическим причудам своего автора. Ему хотелось свершить нечто, что лежало бы за пределами воображения и талантов этого писателя. Ему хотелось произносить слова, которых не было в словарном запасе сочинителя. Если бы герою улыбнулась удача, его рабству под пятой писателя настал бы конец. А ему так хотелось быть свободным героем романа!

НАЧИНАЯ СО СТРАНИЦЫ 112 романа — который внезапно кончается как раз посредине страницы 467 — Теобальд разрабатывает свой честолюбивый план.

До этого автор вкладывал свои собственные слова и манеру выражать свои мысли в уста героя романа, не пытаясь предоставить ему самостоятельность. Даже в незначительнейших деталях герой был брошен на произвол сочинителя, ради его выгоды он вынужден был вести себя точно так, как представлял себе автор романа, — и, в сущности, был лишь alter ego его собственного сознания.

Но теперь герой жаждал освобождения. Он твёрдо решился на это. Теперь он жаждал вырваться из-под влияния писателя. Он хотел втереться к нему в доверие, дабы свершить нечто поистине самостоятельное в этом романе, абсолютно не подчиняясь плану автора, поскольку план этот был в разладе с его совестью.

Теперь он желал оказать хотя бы крошечное влияние на своего создателя.

ИМЕННО НА странице 87 Теобальд начал осознавать, что он — персонаж романа.

Стало быть, он не такая уж банальная фигура, которая живёт своей жизнью от страницы к странице, не отрывая, так сказать, даже изредка глаз от книги и вообще не задумываясь над тем, что он — герой романа. Не такой уж он обычный и пошлый персонаж, и он не родился на странице 13 и не умер на 411-й, даже не попытавшись ни единого раза — на всех четырёх сотнях страниц — понять, кто он есть на самом деле и каково его место под солнцем.

Теобальд был тем абсолютно редкостным литературным образчиком, что пробуждается к осознанию самого себя и того творческого произведения, частью которого является. Он «знает», что его жизнь разыгрывается в книге, состоящей из бумаги и свежих типографских листов, пахнущих краской. Читатель поневоле переживает болезненный и волнующий процесс познания в одной из по-настоящему захватывающих глав романа. (Кому не хотелось бы, пожалуй, стать героем романа?) Но прежде чем поднять мятеж и обратиться с протестом с писателю, Теобальд едва только осознал вымышленность своей природы.

— Я отказываюсь быть марионеткой! — восклицает он, обращаясь к небесам на самом верху страницы 112. — Я ни за что не примирюсь с тем, что меня вывели таким ослом! Позорно быть тенью в романе, бессильным плодом воображения писателя…

А в самом низу этой центральной страницы романа чёрным по белому значится:

— Теперь я хочу зажить своей собственной жизнью!

ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ ПРИДУМЫВАЛ Теобальд, чтобы в один прекрасный день неожиданно произнести нечто, шокировавшее писателя, возможно, всего лишь несколько слов, заставивших бы его упасть со стула, на котором тот восседал.

Он мог, извиваясь как змея, втереться в доверие к автору и заставить его сделать совсем другое, нежели тот задумал с самого начала, воистину прямо противоположное. Это в самом деле стало бы настоящим фокусом. Теобальд мог заклинать перо, мог заставить следовать его своей собственной воле — так что уже не сам писатель, а Теобальд управлял бы ходом сюжета. Теобальд мечтал вкрасться в доверие к мастеру и внезапно бросить несколько слов, которые заставили бы того взвиться до потолка, подходить к окну и завывать на луну или биться головой о стенку. Тогда бы автор — хотя бы только на миг — оказался в его власти, а не наоборот. Тогда бы Теобальд занял место писателя. Тогда бы тот стал в какой-то степени персонажем романа, а Теобальд — своего рода создателем. Так рассуждал герой романа.

ПИСАТЕЛЬ, ЕСТЕСТВЕННО, обратил внимание на устремления своего персонажа. Он мог, например, окуная перо в чернильницу, откинуть голову назад и посмеяться над дерзкими намерениями Теобальда.

То, что герою романа трудно скрыть что-либо от своего автора, вполне естественно: ни единая его мысль, ни единое движение руки не ускользают от внимания мастера. Но коварный план героя позабавил даже автора. Он подвигнул его чуть ли не на безумство. И это не так уж невозможно, принимая во внимание, что это именно он был инициатором плана Теобальда Это он употребил дни, месяцы и годы жизни, чтобы осуществить свой план.

Теодора — писателя — долгое время удручало то, что у него слишком авторитарное отношение к героям его романа. Никаких личных отношений с ними у него не возникло, и он редко мог чему-либо у них научиться. Наивность с его стороны, ибо влияние писателя было поистине безгранично! Теперь он мечтал лишь о том, как бы отвести свои войска назад, отвести только ради того, чтобы увидеть самостоятельную игру фигур во Вселенной собственного романа.

Дабы ему довелось испытать радость от игры своих героев, им следовало бы взорвать границы фантазии автора. Тогда им каким-то образом пришлось бы покинуть его. Им пришлось бы выбраться за пределы его клейкого мозга и выйти на волю.

Вообще-то, Теодор был не только неудавшимся романистом. Он был ещё и одиноким человеком, мечтавшим встретить когда-нибудь хорошего друга.

КАЖДЫЙ СО СВОЕЙ СТОРОНЫ — забавлялись они подобными мыслями. Весь роман, вращавшийся вокруг каждого из персонажей, выверенных «с точностью Архимеда», призван был поколебать власть писателя над ним — над главным героем книги.

Теодор исписывал страницу за страницей сверху донизу. Бóльшая их часть — не поддаётся пониманию. Роман не свободен от длиннот. Правда, то тут, то там встречаются всё же любопытные места. Используя всевозможные приёмы поэтической акробатики, писатель ждал, что свершится чудо.

Но Теобальд ни разу не сделал ни единого жеста, на который не решился бы Теодор, он не употребил ещё ни единого слова, которое не нашлось бы в словарном запасе автора, он ещё не продумал ни единой мысли, с которой заранее не был бы в доверительных отношениях писатель, хотя постепенно многое из того, что делали и говорили герои романа оказывалось абсолютно на периферии представлений самого Теодора. Теобальд, казалось, двигался в обратном направлении от самых дальних горизонтов его фантазии.