Мотылек - читать онлайн книгу. Автор: Поппи Адамс cтр.№ 6

– Джинни, ну же, расскажи мне, о чем ты подумала! Мы ведь с тобой друзья?

Он всегда это говорил: «Мы ведь с тобой друзья», хотя никакими друзьями мы с ним не были. И мне не хотелось ничего ему рассказывать. К тому же все это было слишком запутанно, чтобы так просто взять и объяснить.

– Я уже забыла, – солгала я.

– Джинни, ты же знаешь, что мы все на твоей стороне, но иногда ты должна немного нам помочь, – сказал доктор.

Я не поняла, о чем он говорит. Потом он стал спрашивать, разозлило ли меня то, что произошло, что я чувствую, сержусь ли я на Вивьен или на родителей. Он все задавал и задавал эти странные вопросы, и меня так и подмывало сказать, что меня злит только он сам – и не может ли он оставить меня в покое? Я знаю, доктор Мойзе был хорошим человеком и хотел только добра, но иногда мне казалось, что он допрашивает меня. Он интересовался, что я думаю по тому или иному дурацкому поводу, желала ли я когда-нибудь отомстить. Виви он никогда таких вопросов не задавал. В конце концов я заявила ему, что вообще ничего не чувствую, – я пришла к выводу, что это лучший способ прекратить его навязчивые расспросы. После этих слов он обычно просто не знал, что делать дальше.

Некоторое время спустя тишину, охватившую дом, разорвал телефонный звонок. Трубку взял папа.

– Крюкерне два пять один, – сказал он, как обычно выпятив подбородок и поглаживая вверх-вниз стриженую густую бороду, которая спускалась вниз по шее и сливалась с растительностью, видневшейся из-под сорочки.

Минуту спустя я услышала:

– Спасибо, девушка, соединяйте.

Мы с мамой молча смотрели на него. Мое сердце оглушительно громко отбивало секунды, но наполовину скрытое бородой лицо отца, слушающего врачей, не выдавало никаких эмоций, а движения руки оставались все такими же размеренными.

Положив трубку, он внешне спокойно сказал:

– Хорошие новости! С Вивьен все в порядке. За ее состоянием внимательно следят, но доктор уверен, что она выкарабкается.

У меня отлегло от сердца, и неизвестная причина, по которой мама сердилась на меня, вскоре отступила в ряд прочих недоразумений, которые случались в нашей семье. Мама стала держаться так, словно ничего и не произошло. Она обняла меня и сказала: «Как же повезло Виви, что у нее есть такая любящая старшая сестра!» В этом она была права: я никогда, даже в годы, когда Вивьен находилась далеко, не переставала любить ее. И что бы ни случилось, моя любовь к ней никуда не исчезнет.

Свалившись в ту весну с колокольни, Виви, к счастью, не погибла, но утратила способность иметь детей. Она напоролась на железный штырь балюстрады, расположенной на козырьке над входом. Мама сказала, что когда-то это был балкон, на который выходили с лестничной площадки второго этажа, а окошко, в которое я смотрела, было дверью, которая туда вела. По словам мамы, во время войны правительство обратилось к людям с призывом сдавать металл на военные заводы, чтобы там его переплавили на оружие и боеприпасы, поэтому от балкона, а также от главных ворот поместья пришлось отказаться.

Железный прут пробил Вивьен матку, и воспаление быстро перешло на яичники, так что через неделю после падения ей пришлось делать операцию по удалению всех внутренних половых органов. Она потеряла все это, но зато сохранила жизнь. Саму Вивьен в детстве это ничуть не тревожило. Она любила рассказывать, что уже однажды умерла и вот уже столько-то недель, месяцев или лет, прошедших после падения, она могла быть мертвой. Миссис Джефферсон твердила Виви, что жизнь ей сохранили не просто так, что позже она обретет какое-то «призвание», а миссис Акстел постоянно расспрашивала ее о том, что она видела, когда находилась при смерти, – очевидно, женщина пыталась получить хоть какое-то представление о загробной жизни. Позже, учась в школе, Вивьен любила пугать подруг рассказами о своих предсмертных ощущениях. Ни одна из этих подруг не была знакома с человеком, который побывал на том свете. А когда Виви узнала о том, что яйцеклетки находятся в яичниках женщины с самого ее рождения, она стала говорить маминым гостям, что утратила всех своих детей.

Но тогда Виви еще сама была ребенком и не ощущала острого женского желания прижать к груди своего младенца, почувствовать неразрывную связь с ним и его полную зависимость от матери и то, что именно в этом заключается вся жизнь и все остальное не важно. Не знала этого и я, так что в те времена мы не понимали истинного значения произошедшего. Мы осознавали только одно: что Виви невероятно повезло.

Арочное окно от пола до потолка, расположенное в конце коридора на втором этаже, – это мой наблюдательный пункт. Я по-прежнему стою у окна и дожидаюсь Виви. Это может показаться смешным, но иногда я думаю о доме как о своем корабле, а о себе – как о его капитане, который стоит у штурвала, задавая курс и направление движения. Отсюда мне видно, кто подходит к дому, кто выгуливает собак на тропинке, бегущей по склону холма, и что за автомобиль спускается к дому по дороге. К примеру, мне известно, что каждый день в восемь утра на гребне холма гуляет со своей колли женщина из Ист-Лодж – ее имени я не знаю. Иногда – нечасто – она поворачивает голову в мою сторону, проходя через участок, с которого хорошо виден дом, но она не знает, что я за ней наблюдаю: в такие минуты я всегда прячусь за колонной. Когда я нахожусь на этом капитанском мостике, у меня все под контролем: я вижу все, что мне нужно, а меня не видит никто.

У меня есть еще два наблюдательных пункта в стратегических местах. Из окна своей спальни я смотрю на церковь, почтовый ящик на стене, дорогу, ведущую к дому пастора, и вечно охваченную суетой ферму Певерилла. Из ванной я могу обозревать южные подходы к дому, ручей, теплицы с плодовыми деревьями, бывшее здание конюшни, в котором живет Майкл, сторожки и дороги, соединяющие их.

В последнее время я стараюсь поменьше выходить из дому. В этом просто нет необходимости. Майкл, который раньше работал у нас в саду вместе со своим отцом, покупает для меня продукты и выполняет всякую мелкую работу – например, приводит в порядок подъездную дорожку. Я давно уже не являюсь его работодателем и сама не знаю, почему он все это делает – из доброты или из чувства долга. По сути, Майкл единственный человек, с которым я общаюсь, хотя ежедневно по несколько часов наблюдаю за жизнью деревни издали. Здания Балбарроу теснятся на дне долины, и с трех наблюдательных пунктов они открываются мне все, кроме парочки новых, построенных на северном склоне. Если я стою у штурвала корабля, то Балбарроу-корт расположен у штурвала деревни – настоящая диспетчерская башня, из которой можно управлять и следить за всем вокруг.

В детстве мы с Виви знали в деревне каждого человека, но сейчас мне известны не все они. Многие из наших знакомых умерли, а их дети разъехались. Это одна из незадач старости – чем большее количество людей ты пережил, тем сильнее твоя жизнь напоминает каталог чужих смертей.

Первым человеком, чью смерть я запомнила, стала бедняжка Вира, наша экономка. Она умирала целых четыре месяца. Мама сказала, что Вира медленно раздувалась и в конце концов лопнула. Нам с Виви не разрешали бывать в ее комнате в северном крыле – мама говорила, что после этого у нас будут кошмары. Впрочем, я уверена, что эти кошмары, даже если бы они являлись к нам, не шли бы ни в какое сравнение с теми ужасами, которые рождались у нас в воображении, когда мы думали о Вире. Однако сильнее всего на нас сказалась смерть мамы Мод. Она ушла без боли, хотя ее кончина и не была исполненной достоинства, как ей, вероятно, хотелось бы. Она просто свалилась с лестницы, ведущей в подвал. Это навсегда изменило нашу жизнь: вскоре Виви уехала и с тех пор ни разу не возвращалась. А это немало, скажу я вам: Виви тогда шел двадцать первый год, то есть она лишь недавно вышла из детства. Мне в то время было двадцать четыре.