Цыганочка с выходом - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Борминская cтр.№ 22

— Танечка! — увидев Достоевскую, выходящую из подъезда, искренне обрадовался он. — Дайте вашу ручку. Чмок! Чмок!

— Ну, поцелуйте, ладно, какой вы, Гена, — удивительно вкусно и кокетливо засмеялась известная писательница. — Как вы там?

— Как я? Да что я? Жив пока? Или не жив… Сам не пойму. Любви хочется, — мягко посмеялся Гена. — Наслышан, Танечка, не жалейте!

Гена смотрел на Достоевскую и, хоть сам позавтракал чаем с булочкой, никогда никому не завидовал и уж тем более не злорадствовал, если у кого что…

— Ах, Гена, лучше жизни ничего нет, — взмахнув блестящими ресницами, тихо сказала Таня Достоевская и взглянула на него своими двумя галактиками.

— И хуже тоже, — улыбаясь, буркнул он.

— Ой, правда, — снова засмеялась Таня. — Ну, что, вы тоже на остановку? Ну, пойдемте…

— Я так обрадовался, когда Танечку увидел, — заботливо подал руку Достоевской известный и тоже знаменитый литературовед Гена Коцюбинский. — Пойдемте потише. Когда мы с вами еще поговорим…

* * *

— Я вас могу понять, Гена. Я тоже люблю секс с мужчиной. Его никогда не бывает много, — задумчиво отметила Достоевская, усаживаясь с Коцюбинским на сиденье трамвая.

— Спасибо, — тихо кивнул старый гей. — Таня, вы — ангел. Если бы все понимали меня, как вы. Трудно жить непонятым и изгоем.

— Плюньте вы!.. — моргнула блестящими глазами гениальная Татьяна.

— Да я и плюю, Танюш, — поцеловал Татьяне Львовне ручку Коцюбинский.

Солнце осветило их, мягко со звоном тронулся, заурчал и поехал полежаевский золотистых расцветок трамвай.

УТОЧНЕНИЕ (к вышесказанному)

Когда Гена видел Таню, он испытывал сильнейшее чувство любви, которое считал очень долго лишь волнением при виде гения или прекрасной умной женщины — не более, но…

С годами он все ясней понимал — если бы тогда, в первый раз, он встретил Таню, которую, независимо от ее к нему отношения, обожал и боготворил, вся его не традиционность в ориентации просто не состоялась бы.

Надо сказать, многие мужчины, да и немало женщин испытывали сильное влечение к Татьяне Достоевской. Она была — Чем-то…

Влечение разное — от душевного, когда душа начинает хлопать крыльями, до плотского — просто магнитного притяжения к ней. Такая была и есть Татьяна Д.

ГРУСТЬ

— Здравствуй, землянин! — приветствовал по утрам из трансформаторной будки Илья Леонидович братьев по разуму.

За что нередко бывал бит.

И 18 числа ему тоже намяли бока…

А к вечеру к нему пришел знакомый, тоже без жилья, в гости. Ведь общение, как известно, самое дорогое, что имеют очень многие люди.

— А кто сказал, что жизнь должна быть веселой? Жизнь — грустная мелодия. Сплошной плач, — сказал гость.

— Иди отсюда, — послал его подальше Илья Леонидович, которому было отчего-то пасмурно донельзя, невмоготу, в общем.

— Ну, отчего же? Ну, почему же? — уперся философски настроенный гость с черными пятками.

— Заладил со своим плачем. Пошел вон! — нехотя вскочил Илья Леонидович.

— Я пойду. Но я вернусь, — встал пришлый и, сверкая пятками, двинулся к выходу.

— Иди-иди. Тьфуу-ууу! Надо в притончик сходить. Успокоиться.

Притончиком Илья Леонидович называл квартиру Кокуркиной. Он там иногда ночевал в жуткие морозы и когда с неба лил потоп. По необходимости. Кокуркина его даже не замечала, а то бы непременно выгнала. Но бедлам в квартире у старушки был такой, что наличие одного-единственного бомжа было совершенно не заметно, только не надо было слишком громко храпеть, а если чуть-чуть, то ничего, вполне можно.

Как раз в эти числа Илья Леонидович почти завершил свой главный жизненный труд, который назвал просто и без комплексов — «Теория разрушения страны. Последнее десятилетие».

Еще бы! Илью Леонидовича можно было понять, когда, вернувшись из Москвы ночью после облавы на попрошаек Ярославского вокзала он с изумлением рассматривал два кровоподтека — на спине и на животе.

— Страну убивают! — с ходу усевшись за ящик на ведро, начал писать Илья Леонидович:

«Призрак бродит по России. Призрак больших денег.

Многие их видели, некоторые держали в руках, а несколько миллионов сильно невезучих российских людей, быстро сошли на нет и кончились, в прямом смысле слова, от свалившейся больше десяти лет назад на их головы нищеты.

В 89-м мы вступили в несчастную эпоху разворовывания страны.

Если что-то не жалеть и не заботиться — оно просто исчезнет с лица земли…»

Илья Леонидович дописал, и ему стало плохо, заболел бок. Он умылся из ведра дождевой водой и лег спать, не поужинав и не зная, что завтра наступит 19 июня.

День, который, сильно напугав, наполнит его жизнь новым смыслом. Хотя потом чем все это закончится, он и сам не поймет, потому что все будет, как во сне, — было, не было?

* * *

Какой-то местный шутник, по-видимому, чистая шпана — аккуратно надписал три буквы и получилось вот что:

Опорный пункт охраны беспорядка.

НАТАША

Этот день 19 июня был какой-то невыносимо длинный.

В то утро Дима вернулся с улицы, еще раз поцеловал меня и сказал:

— Наташка, не выходи сегодня из дома, может быть, приедет один человек, ну тот, что мне должен…

— Не смеши, — сказала я.

— И еще… — Дима постоял у двери. — Наташ, может, мне показалось, но я видел у подъезда «Шевроле» с красноуральскими номерами и, помнишь, того, с титановым лицом?

Еще бы я не помнила Валерия Бобровника…

— Ну и что? Его же убили, по телевизору сказали, я сама слышала. Да мало ли… совпадение и все. Кому мы нужны? Мы ж им все оставили…

— Ну, все-таки, посматривай, — протянул Дима. — И не ходи сегодня никуда… Дай, чмокну, ну дай!

— Да ладно, — отмахнулась я. — Иди, а то опоздаешь!

Я посидела с минуту и поднялась.

— Ах!..

Из меня хлынула водичка и полилась прямо на крашеный пол.

Я вышла, едва шагая, как утка, на улицу и крикнула:

— Дима, у меня воды отошли!

Но мужа уже не было…

С дороги, звеня, отъезжал невидимый отсюда трамвай.

— Октябрь, быстро в комнату! — с порога поняла мое состояние Нина Ивановна. — Тебе в роддом, давай я тебя соберу?

Мальчик, зло сверкнув глазами и выругавшись, как взрослый, нехотя ушел.

— Такой противный стал, — потерла лоб Ниночка и вздохнула. — Не слушается… а вчера к Кокуркиной зашел, подсматривал, как она в туалете… кошмар, в общем!