Дом золотой - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Борминская cтр.№ 41

– Фая, к нам вор залез, – кивая быстро-быстро, объяснила Зоя, хотя Фаина с булавой ни о чем сестру не спрашивала. – Смотри, видишь, и к тебе влезли? Да? Надо будет утром участкового пригласить, как считаешь?..

Такая вот ночь… не пойман – не вор, называется.

Тетя Фая постояла в сенях и вернулась в дом, в комнате пахло тлением. Так пах Валентин. А ранним утром Зоина семья уехала, и приглашенный тетей Фаей участковый Кладовкин, дыша перегаром, помог приколотить на место три выбитые доски в сенях.

– Чего же они уехали? – гундосым баритоном спросил в тридцать пятый раз участковый тетю Фаю. – А?

– Леший их знает!

– Сами влезли – сами и уехали, – из-за спины Фаины дала ответ Маруся Подковыркина.

– Даже так? – заморгал левым глазом старший лейтенант Кладовки на обеих старух. – А ну-ка, выкладайте, барышни, в чем соль?

– Соль вон в пачке, уже половины нет, – быстро затараторила тетя Маруся. – А ты, Олег Иваныч, вот послухай…

И быстро рассказала ему про две тысячи девятьсот рублей одними пятидесятками и про то, как исчезли они с Файкиного подоконника, и про их отъем у семьи Нафигулиных белым днем, и про сбор вишни и ожог на руках, и про деда Сережу и его полет, и про дом, который ожидала продажная участь… И стала ждать ответной реакции.

– У них же две машины, – не поверил, а может, и сделал вид Олег Иваныч. – Вы, бабки, мухоморов часом не ели?

– Тогда иди отсюда! – выставив ногу и обе руки в сторону двери, гавкнула сопревшая от рассказа Маруся Подковыркина.

– Но-но! – погрозил ей молотком Кладовкин Олег Иванович, участковый, примерный семьянин и отец двух воспитанных мальчиков, проверил затем на прочность стену из горбыля, постучав по ней, отдал молоток в руки хозяйке Фаине Александровне и ушел. И ушел – дела заводить не стал.

А тетя Маруся поскребла в голове, понюхала воздух, вбежала в кухню, понюхала там, потом в обе комнаты.

– Как считаешь, чем он тут ночью занимался? – вкрадчиво спросила она у Фаины.

– У буфета стоял, ну как проснулась я, а до этого не знаю, – пожала плечами Фаина.

– А ну-ка! Давай глядеть! – и как начала обнюхивать раскрытые пакеты с мукой, пшеном, наволочки с сахарным песком и обе пятилитровые банки с колотым сахаром. – А меду у тебя больше нет? – между делом спросила она.

– Нет, – подумав, сказала тетя Фая.

– А ты вспомни, – не унималась Маруся.

Тетя Фая промолчала.

– Пахнет отравою, – отложив одну наволочку с сахарным песком, затем початую коробку индийского чая, а также раскрытую банку бразильского кофе. Маруся загребла их обеими руками и потащила на улицу к выгребной яме.

– Ой, ты чего? А ты точно знаешь? – нервно наблюдая, как Маруся высыпает желтый свекольный песок прямо на синих навозных мух, порывалась отнять бакалейный сыпучий товар тетя Фая. – Маруська! Аферистка! Кончи!

– Да?! – только и сказала Маруся и, вручив Фаине пустую наволочку, велела: – Постирай с хлоркой. Пойдем молоко в сенях нюхать и прочую снедь.

Так пришлось вывалить еще две трехлитровые банки сливочного кефира, масла не меньше трехсот пятидесяти грамм из масленки и сумку гороха из сеней по восемь рублей сорок копеек за килограмм. Ну и ту початую пачку соли «экстра» за четыре восемьдесят.

Все остальное Маруся Подковыркина признала годным для еды и питья. Ну и как, скажите, не кормить такую подругу сметаной? Подковыркина Маруся – не участковый Кладовкин Олег Иванович, хотя и он тоже неплохой человек.

Дед Сережа в отличие от участкового отнесся к Фаиному рассказу о ночном госте внимательно и, осмотрев лаз, забитый Кладовкиным в стене, перебил его по-своему и остался у Фаи в уже наступившую ночь, не ушел к себе.

Так и заснула Фаинка на кроватке, а дед на лежанке. А утром с ужасом обнаружила деда Сережу у себя под бочком, аккурат под левым. Спал дед Сережа тихо, до того тихо-о-о…

Фаинку кинуло в озноб, потом в краску! Она лихорадочно проверила и немного успокоилась – байковые розовые штаны до колен были на ней.

Резиночки тугие. Сама вдевала. Значит, самое дорогое на месте, не украдено.

– Без венца жить большой грех, – наливая деду утром в семь часов кофею с молоком, объяснила то, о чем подумала еще вчера Фаина.

– Так давай распишемся, Фаюшка, – согласно кивнул дед и стал дуть в чашку. Таких волн надул. Сам удивился.

– Ну ладно, ну хорошо, Сереж, но до того, как, в общем… Ты спи на лежанке, – макая носом в теплый чай, улыбалась тетя Фая, чтоб жених не увидал.

Если раньше тетя Фая не боялась выйти в свой сад ночью, то в это лето, как только темнело, она закрывалась и сидела дома, не высовывая лишний раз на улицу нос.

Что там вокруг дома и как? Ночь. Может, ходит кто примеряется, как бы залезть?.. Лучше не задумываться, лучше спать.

Дед Сережа работал через ночь, вот и сегодня ушел в пиджаке на голое тело:

– Жарко, – говорит, – мне, Фаинка.

Ну, какой с деда спрос?

И не знала тетя Фаина, что опять своим тощим и независимым видом, а также тем, что поселился дед Сережа у нее в дому, навела она зятя Валентина на новый грех.

Откуда теперь ждать беды, терзалась тетя Фая, – через общий подпол полезет теперь к ней Валентин или через трубу? Охушки!..

У соседей в саду цвел цикламен неаполитанский Розовый Мотылек.

И был тот цикламен, как и все цикламены, ничем не примечательный – пушистый разве и ничего такого, ну чтобы там не как у всех. Но в последние два года, как повезли отработанное ядерное топливо за Мокрый лес, отчего-то цикламен на Сережином участке перед домом вырос, как раз до стропил. И цвел, и пах, и был так нежен, как и многие цветы, но своими размерами напоминал грезы любви каких-нибудь великанов, а не людей.

Фазановым гигантизм цветка внушал немаленькие опасения, ведь Сережа работал в хранилище за Мокрым лесом, и притом с самого начала. Но пока ничего не болело, и все были живы, вот только что-то творилось с цветами по всему городу. Но думается все-таки о хорошем больше, чем о плохом, и когда кто-то через забор драл огромные цветы на букеты или, к примеру, лошадь какая подходила пообедать цикламенами, Фазановы этого не приветствовали. Нет, не жалко, но неуважение такое, оно ни к чему хорошему не приводит. В общем, реагировали. И даже на подоконнике у Сережи лежало несколько облицовочных кирпичей…

И вот вечером, когда небо накрыло землю антрацитовым одеялом с дырками, из которых выглядывали звезды, у забора бурно зашевелились двухметровые лопухи, которые тоже отчего-то вымахали под стать цветам.

Сережа как раз курил, глядя на Кассиопею, и дышал перед сном, дышал цветами и, увидев тряску в лопухах, не раздумывая ни секунды, взял большой кирпич и кинул в то место, где предполагалась морда.