Скажи "Goodbye" - читать онлайн книгу. Автор: Мария Амор cтр.№ 72

Извини, что письмо такое бессодержательное, у меня сегодня санитарный день для мозгов, а пообщаться с тобой все же очень хотелось».

Тем временем Сашке кусок в горло не лез от тревоги и беспокойства, а в тех редких случаях, когда все же хотелось есть, она курила, и это помогало, но, увы, у нее были другие, более острые проблемы!

И все же от отчаяния и одиночества человек ко всему привыкает, привыкла и Александра получать Муркины письма, с утра лезла в почту. Подружка писала о том, какая дивная осень стоит в Висконсине. «Все вокруг волшебное, рыже-красно-желтое, половина золота уже на земле, завалило все газоны, все улицы, все заметено листьями, и одновременно до сих пор есть деревья, особенно кусты, которые стоят совершенно зеленые, клены полуоблетели, но что осталось — совершенное золото, дубы цвета меди, и много голых веток вздымается. Печально немного, и когда дождь, как сегодня, то страшно берет за душу. Все вокруг напоминает переделкинскую дачу. Сквозь поредевшие деревья видны соседние дома — слева большие деревенские деревянные, а справа вздымается громадный трехэтажный кирпичный особняк с дворцовыми окнами в два этажа, которого летом было совсем не видно, потому что от нас до этих домов 100–150 метров густого дубово-кленового леса. Знаешь, всю жизнь в Израиле мне не хватало природы, хоть я и москвичка. В Иерусалиме мало парков, мало деревьев, совсем нет газонов, все заасфальтировано, а здесь душа прилепилась к этой северной природе…»

В Москве уже падал снег, и замучила слякоть, и ничто не напоминало переделкинскую дачу. В квартире было тихо и скучно, где-то у соседей играл рояль, сверху слышались шаги, телефон не звонил, только в компьютере лежали письма Мурки, все о том же. «Позвонила моя тренерша из спортклуба и сказала, что если я записываюсь на программу с личным тренером, то должна обязаться три раза в неделю бегать на дорожке, и они будут проверять мои успехи. Я глазом не моргнув обязалась. Сегодня решилась, и поехала в джим. Безжалостно сдала рыдающего Матюшку в детский уголок, и вошла в общий зал с независимым видом бывалого культуриста. Влезла на трейдмил, — беговую дорожку, — и запрограммировала свой вес (утренний, в голом виде, попuсав), время (ну, думаю, минут 30 на первый раз хватит) и программу (что-то вроде восхождения на Эверест). Дорожка стоит прямо перед стеклянной стеной, за которой открывается печальный вид из шведского кино на большое шоссе, голые поля и дорожные развязки. Рядом бежал жутко спортивный потный мужик: положил книгу на табло, прикрепил станицы защепкой, и так и шпарил со скоростью страуса. В общем — клево. Я бодро спринтовала, пробежала секунд 30, и чувствую, что больше не выдержу. Недоступным мне доселе напряжением воли все же продержалась еще минуту, потом, правда, отчаянно болела селезенка. Обретя дыхалку, посидела во всяких инквизиторских устройствах, долженствующих развить мою мускулатуру, погремела легонькими весами, а потом окончательно скуксилась и ушла домой. Это я пока так, примеряюсь, до начала программы с личным тренером. А уж как сама тренировка начнется, так только держись».

Сашка взвешивала, не начать ли и ей снова посещать спортклуб, но настроение было такое фиговое, что даже на это не хватало решимости. В основном хотелось слоняться по пустой квартире, курить, попивать винцо и смотреть телик.

«Сашка, ты спрашиваешь, что я ношу? — отвечала Мура. — В общем и целом, по окончании благословенного сезона просторных платьев, ношу все то, что до родов намеревалась перешить или отложить, так как раньше было велико, а теперь стало мало. О любимых кожаных „крокодиловых“ штанах лучше в этом году и не вспоминать. То, что еще налазит, носить можно, только прикрыв сверху свитером, потому что над поясом омерзительно свешиваются куски плоти. На последней вечеринке внимательно осматривала всех дам, в основном с точки зрения их комплекции, и, увы, подавляющее большинство худее меня.

Листаю дневник своего кумира княжны Васильчиковой, и с горечью убеждаюсь, что о собственном весе она не упоминает. Утешаюсь тем, что, во-первых, дневник напечатан с купюрами (вот, небось, про вес-то и выбросили!), а во-вторых, очень хорошо помнится, что она не забывала подробно описывать все, что ела: Гогенцоллерны привезли гуся, Меттернихи кормили устрицами, Бисмарк угощал салом… Не могло же это остаться без последствий, даже в военном Берлине! А вот моя подруга Жанна, маленькая женщина, но была-таки весьма кругленькой, а сбросила 9 кило! Мужественно выдержала два цикла специальной диеты, каждый по 35 дней, когда можно есть в каждый день только совершенно точно определенные продукты, в основном папайю, ананас, виноград… Причем, только что-нибудь одно. И мученица даже в гостях воздерживается от разносолов, говоря: „У меня вся жизнь впереди, чтобы это есть, а сейчас я должна похудеть“. Эта диета явно не для меня, учитывая, что попутно надо продолжать готовить для всей семьи как обычно. Еще Жанка правильно заметила: „Что толку есть — все равно через два часа будешь голодным“, но это относится к столь многому в нашей жизни, что делает бессмысленным почти все. Сережа подписался на специальный сервис одной органической фермы — раз в две недели забирает с их базы картонку с местными сезонными овощами, с большинством из них мы не знаем, что делать. Иногда они кладут нам ботву от бураков, неужто американцы это едят? Иногда еще какие-то на мой взгляд совершенно несъедобные травы, а порой смешные количества — например 2 цуккини, или 4 картошечки — что можно сделать из двух цуккини? Но ему нравится ездить на другой конец города и забирать ящик с сюрпризом.

Все свободное время занимаюсь сбором листьев. Жечь их здесь ни в коем случае нельзя, и на разведение костра требуется разрешение от местной полиции. Листья мы аккуратно запихиваем в большие пластиковые мешки, в пол человеческого роста, и к определенной дате складываем у дороги. Приезжает специальная мусорная машина, мусорщики вытряхивают листья, а грязные рваные мокрые мешки оставляют нам, сэнкью вери матч. Семьдесят мешков уже собрали, и еще семьдесят предстоят.

Постигаю сложную англо-саксонскую науку ухода за газоном. У древних египтян были пирамиды, у жителей острова Пасхи — каменные истуканы, а у нас свой способ доконать окружающую среду и цивилизацию абсолютно бесполезным, культовым предприятием: не щадя ни озер, погибающих от стекающих в них удобрений, ни расхода воды, ни времени, ни денег, мы все с энтузиазмом выращиваем совершенно несъедобную траву. В Америке это главная посевная культура, под которую занято больше площади, чем под пшеницу или кукурузу, и уклониться от этого занятия не может ни один домовладелец. Весной старую траву надо специальными граблями прочесать, досеять семенами новой, соответствующего сорта, долго и часто поливать, чтобы принялась, потом регулярно раз в неделю стричь, четыре-пять раз в году удобрять, сорняки уничтожать, (попутно возненавидела милый клевер и нежные одуванчики), а по весне еще хорошо бы специальной машиной наковырять в земле маленькие дырочки, чтобы она „дышала“, ну а осенью, естественно, собирать с газона листья. Этим заняты здесь все домовладельцы постоянно».

Такой жизнью, конечно, можно было жить только с профилактически отключенными мозгами. Сашка невольно отвечала Мурке нытьем и хныканьем, Мурка ее невпопад подбодряла, убеждая, что теперь, выйдя замуж, Сашка должна удовлетворенно вкушать семейные радости.