Свингующие - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Симонова cтр.№ 3

— Тебя давно надо было огуччить!

И семья в кои веки была единодушна в своих симпатиях, хоть отец и с подозрением относился к благовониям. Про Гуччи, кстати, Каспар тогда слыхом не слыхивал. Но понял однажды, что сел папа из-за Марика.

И какой можно было сделать вывод? Семья маленькая и разрозненная, а мир огромен и един. Но, в сущности, они очень похожи, колесики и шестеренки их внутренних механизмов работают одинаково. Отец и мать с Каспаром, но редко, чтобы оба сразу. В мире примерно также: редко-редко составляющие нашего «я» в сборе и все довольны происходящим. Человек словно морковка, нарезанная соломкой для плова. И он привык радоваться частями. Легкая рука, тяжелое сердце…

Из застольной болтовни Сашеньки: «Знаете, почему Аврора за меня вышла? Потому что по чувашским поверьям, незамужняя девушка после смерти становится женой злого бога. Женщины выходят замуж, чтобы избежать, а не приобрести».

О сердце никто и не думал. А оно подвело Аврору. Плата за легкую руку. Она умерла от приступа прямо на работе. Так уходят жители энциклопедий, — актеры, ученые, прочие VIPы, — Каспар потом много читал об этом. Даже слишком много, потому что искал объяснений. Уход матери напоминал падение гири в колодец, за которым не последовало всплеска. Если бы Каспар дал этому всплеску произойти в недрах сознания, то, вероятно, повредился бы рассудком. Сработал защитный механизм, и всплеск раздробился на брызги, растянулся в бесконечности. Отец это объяснял эволюционно: Каспар как единственный потомок матушки должен был выжить и дать здоровое потомство, поэтому его 15-летний организм включил аварийную систему на полную мощь. 15 лет — хрупкий возраст. И отец сделал все, чтобы трагедия не искалечила единственного потомка. Однако, как выяснилось однажды, Сашенька относился к продолжению рода куда небрежней, чем казалось.

Но эта досадная мелочь долго была в тени. Полгода мир целиком затмевала потеря. Каспар даже не садился на кухонный стул, где Аврора позволяла себе краткое вечернее бездействие — чай с рижским бальзамом, крошки безе на коленях, остановившийся взгляд. Труднее было с одеждой, ведь накануне смерти она постирала, погладила и уложила в безукоризненном порядке Каспаровы рубашки. Теперь они хранили эфемерные отпечатки ее драгоценного поля. Носить их и швырять в стиральную машину — все равно что ранить Белую верблюдицу. Максимум, что позволял себе Каспар — это прикоснуться к аккуратным стопкам щекой. Этот жест держался в строгой тайне и был припасен для самых острых приступов животного протеста против смерти. Стараниями тетки Каспар теперь одевался только в наследство Руслана…

Аврора ушла, оставив нечесаной двухнедельную очередь на стрижки, укладки и разные перманенты. Дамы сожалели, но к сочувствию примешивалась досада. Кто же их теперь будет стричь?! Они оплакивали Аврору как прикладной механизм. Тогда Каспар понял еще одну причину, по которой матушка желала ему медицинской карьеры: врач — фигура несомненно более величественная, чем парикмахер. По доктору скорбели бы глубже, — так казалось… Хотя и это заблуждение, потому что хорошему врачу попросту не прощают внезапную смерть. Но об этом Каспар узнал значительно позже. Пока же он уходил в горькую грезу о том, что однажды дверь откроется и войдет живая и невредимая, с идеальной прической… — настолько архетипичная фантазия для скорбящего, что когда-нибудь за счет мысленного резонанса поколений она непременно материализуется у одного из жителей Земли. Сашенька молниеносно отправил сына к Айгуль, но еще не пришло ее время, когда она сыграет свою роль в жизни племянника. Руслан как раз умотал на лето, и что Каспару было делать с теткой, которая в порыве утешений ложилась к нему на постель и заливала слезами подушку?! А еще к ней приходил неприятный мужчина с бородавкой на шее, которую хотелось отколупывать, не торопясь, думая о чем-то своем… Гуля представляла его как архитектора. Не того ли, которого хотела приискать для Авроры? Было совершенно неясно, что делает архитектор в таком глухом месте. На памяти Каспара в городе не то что строили, но даже сносили медленно. Архитектор был явно неперспективным, и оттого неприязненным к миру.

В это черное лето двое ближайших друзей Каспара лишились невинности. Игорю Бекетову по прозвищу Бек открыла чарующий мир проводница поезда, а Денис Найденов, — Найденыш, — набрехал. Не хотел отставать, а фантазия била через край. Придумал себе рандеву с травести из местного театра. Она играла в детских спектаклях представителей некрупной фауны, а на елках из года в год подвизалась Снегурочкой. Сюжету нельзя было отказать в правдоподобии: Снегурка выглядела ранимой и податливой, а родители Найденыша были близки к скудным театральным кругам города. Убедительно соврать — это почти то же самое, что совершить наяву, потому к Дениске претензий не было. Друзья засчитали ему боевое крещение. Более того, Каспар не заметил, как сам увлекся гуттаперчивой актрисой и даже назначил своей воображаемой женой, которую как будто бы одобряет мама. Фантазии впечатлительного друга явились толчком для собственных. Хотя впоследствии, как это часто бывает, своим мечтам было присвоено право первородства. Он относился к ним, как к долгу. Ведь теперь он обязан выполнить матушкины напутствия о благополучной женитьбе.

Это раньше можно было ерничать и фыркать, посылая свою будущую неведомую жену, — непременно фурию с тремя подбородками, — на Фолклендские острова. Матушка изобрела развивающую игру для повышения Каспарова кругозора: уж если он все равно издевается над матерью, так пусть по ходу дела изучит географию. Выбирали материк, в пределах которого Каспар мог удирать от постылой супруги. Задача — найти максимально удаленную точку от того места, где предполагаемая фурия находится в данный момент. Не бог весть какие правила, но названия столиц запоминались. Особенно увлекательно было носиться по Африке или углубляться в дебри островов, водя пальцем по географической карте. Попутно изучались местные особенности и государственное устройство. К тому же, «набегавшись от жены», Каспар начинал ее жалеть. «Присматриваться»: может, не так уж она плоха? И достойна ли мыкаться по людоедским уголкам мира, не нащупав руку помощи?!

Входил ли неожиданный эффект в тайный материнский умысел, неизвестно. Однако факт налицо — Каспар проникся сочувствием к немолодым женщинам. В его представлении немолодость начиналась где-то лет с 23-х. Отчего он не жалел молоденьких? От них-то поди не бегают… Скоро он узнал, что ошибался.

Сашенька либо безмолвствовал, либо, уж если начинал говорить, слишком часто повторял слово «навсегда». «Да, теперь это уже навсегда…» — стало любимым его рефреном. Он много говорил по телефону. А при встречах наоборот отмалчивался, во всяком случае, при тех, что происходили у него дома. Поначалу Каспар этого не замечал, прозябая у Айгуль, но время шло своим чередом. Настал учебный год, осень прокралась за воротник, отец научился готовить загадочный суп, который называл «Плавильный котел». Принцип прост: покромсать все наличествующее съестное в кастрюлю и приправить плавленым сырком. Изредка подавалась солянка «Короткие встречи» (имелась в виду встреча колбасы и консервной рыбы, которая ничем хорошим закончиться не могла). Попробовав однажды это гастрономическое бесчинство, Айгуль приняла меры. Т. е. сообщила куда надо. И в дом зачастили с поздними визитами сочувствующие подруги Авроры. Но их атаки Сашенька отбивал грамотно и успешно. Никто не уходил в обиде, потому что от судков с борщами и завернутых в тряпочку капустных пирогов вдовец не отказывался. Это вселяло в данаек, дары приносящих, надежду. Надежду весьма зыбкую, потому что особое расположение ни к кому не выказывалось. Отец изображал благодарное смущение и мучительную неловкость. Дескать, сын переживает, не могу долго тебя принимать, сама понимаешь… Его понимали.