Свингующие - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Симонова cтр.№ 29

— Эй, я что-то не понял: а что мы с этого будем иметь? — воскликнул Шлык после того, как оцепенело насытился информацией.

— Видимо, первому клиенту льгота, — предположил Каспар.

Он не волновался из-за денег. Ему в голову не приходило относиться к «Белой лилии» как к статье дохода. Это Рома в пароксизмах предприимчивости рисовал будущий логотип и мечтал о рекламе на целую полосу в популярном журнале.

— Вот именно — ему льгота, а нам кукиш с маслом. Может, брать деньги с женщин? — малодушно предложил Шлык.

— Это не принято. В мировой практике, — добавил для важности Каспар. — Но попробовать можешь, конечно. За спрос не дают в нос.

Кто бы мог подумать, что Рома Шлыков так стремительно пойдет на поводу у корыстного импульса! Но в который раз можно было убедиться, что опрометчивое и бездумное словцо имеет гипнотическую силу. Через пару дней бодрый Шлык уже принимал в редакции в неурочное время женщину, которая крайне заинтересовалась литовцем, тоскующим в джунглях.

И заплатила за свой интерес! В долларах. Тогда эта сумма была куда больше каспаровой зарплаты. Шлыков охмурил даму достоверностью Варанавичуса.

— Понимаете, это… на почтовые расходы. А дело-то внутрисемейное. Мы же не проходимцы, которые делают деньги на человеческом одиночестве! И предлагаем не каких-нибудь тупых американцев, которым нужна прислуга или фермерша для запущенного хозяйства! У нас все по-честному. Даже слишком по-честному, — с досадой добавил Шлык. — И нам нужна гарантия, что вы тоже нас не подведете…

Каспар удивлялся: вроде бы женщина с хваткой. Лет тридцати-тридцати пяти, прическа в духе позднего конструктивизма — вверху начес, сзади локоны. Тоже не каждому по карману. Взгляд строгий, наводящий томительное чувство протеста… Во-первых, такая женщина не расположена к транжирству. Во-вторых, тем более — к транжирству на знакомство с мужчинами. В этом был какой-то вопиющий абсурд! И тем нее менее, она, взглянув на заморского литовца и подумав совсем недолго, раскошелилась. Неужели ей не известна пресловутая «мировая практика», на которую наплевал Рома Шлыков? Или она человек новой формации, неистовая феминистка, которая везде и всюду платит за себя… и даже за мужчину. Интересно, что по-своему она была женщиной привлекательной… неужели ей так не везло в личной жизни? Или она обожала австралийских утконосов?

На все расспросы Шлык отвечал уклончиво. В самом начале встречи с незнакомкой он дипломатично выпроводил Каспара, а после того, как дама удалилась, лишь похвастался сорванным кушем. И — молчок! Что на него совсем было непохоже.

Дальнейшие события развивались стремительно и причудливо. Роман Шлыков забросил на время начальственные ужимки и перестал делиться с Каспаром фантасмагориями о блестящем будущем «Белой лилии». Он внезапно замкнулся, а это всегда пахнет предательством. Перемены не заставили себя долго ждать: Каспару вскоре объявили, что газета в его услугах не нуждается. За всем этим маячила смутная тайна. Она могла быть зловещей или смехотворной, но Каспар дал себе слово, что раскусит этот орешек даже ценой своих клыков. Упрямство выросло из обыкновенной досады. Конечно, увольнение — не велика потеря. Но кому понравится ощутить себя разменной пешкой в чужой неизвестной игре… Шлык безмолвствовал. А Бекетов как назло укатил в неизвестном коммерческом направлении. Осталась только его библиотекарша, которая заводила двусмысленные речи о том, что-де достойна лучшей партии, чем беспутный Гарик… и приглашала Каспара пока пожить у нее. В ее предложении были свои резоны — общага опостылела. От Сашенькиной помощи в съеме квартиры Каспар отказывался — надо же было блюсти последний форпост самостоятельности. Итак, Каспар, не подозревая о подвохе, поселился у гостеприимной герлфренд-френд. Т. е. у подруги друга. В конце концов, они вместе пуд соли съели. И когда-то, между прочим, Каспар освободил ее куцые жилые метры от тиража брошюр Белозерского. Который, кстати, он так и не распространил, и часть его до сих пор — стыдно подумать! — складирована у той доброй самаритянки, которая ездила в Тибет… Ох, грехи наши тяжкие!

Герлфренд-френд, или Олинька, как звал ее Белозерский, помнила еще объятия непутевого мэтра. А Каспар ее долгое время почти не замечал. Он даже по имени ее называл редко. Привет — привет! И все дела.

А Оля, несомненно, была достойна более внимательного отношения. Со времен безумного профессора она весьма поумнела. Прочитала Джойса. Окончила несколько курсов. И между прочим, умудрялась работать по специальности, вечно суетясь с копеечными подработками. Она была служительницей слова, как сама однажды, будучи очаровательно нетрезвой, назвала себя. Со временем их союз с Игорьком и вправду начал смахивать на сословный мезальянс: тургеневская девушка и драйзеровский пройдоха. Хотя, разве одно другому противоречит? Скорее, одно к другому притягивается, и это притяжение порождает добрую половину человеческих драм на Земле. Вот и для Олиньки наметилась драма — она потянулась к френду своего френда. Каким, однако, коварством в любовных делах оборачивается принцип «друг моего друга — мой друг»!

Каспар одновременно смущался и пребывал в крайнем раздражении. Но оба этих чувства накрывали его постепенно — он никак не мог поверить глазам своим, ушам и прочим органам, ответственным за воспитание чувств. Олинька кормила его. Подумать только — жареными бананами (эфиопский аналог нашей яичницы — якобы!), вела долгие вечерние разговоры, во время которых садилась к бедолаге на кровать и ждала волнующей развязки сюжета. Сначала она просто жаловалась на Бека, на его поверхностность, страсть к мелкой нечестной наживе и неспособность развивать интеллект. Она, казалось, так искренне изливает душу, что поначалу «доктор Ярошевкий» бросился оказывать терапевтическую поддержку. Опять здравый смысл затмила ответственность за дело рук своих — как ни крути, именно Каспар свел два одиночества. И поначалу этот пасьянс послушно сложился. В конце концов, на заре их знакомства Олинька тоже не выказывала задатков к развитию интеллекта. А во времена Белозерского так и вовсе казалась тихой шмарой, как говорили на родине Каспара.

И вот в тихом омуте активизировались чертики. Оля отвергла все психотренинги, кроме одного, — самого результативного. Т. е. любви психотренера. Классики психоанализа такой ход лечения категорически отвергают. Но, быть может, они не совсем правы? Олинька, во всяком случае, была в этом уверена.

— На самом деле, ты мне нравился давно, — говорила она горячим шепотом.

Неправда! — отвечал ей про себя Каспар.

— Когда умер наш Белозерский, мне было так страшно в этой комнате! Почему ты ко мне не приходил?? — увеличивала громкость со слезами на глазах Оля. — Ведь тут одни пираньи! И эта его взбесившаяся выдра, бывшая жена! Они готовы были меня сожрать. Но я решила — живой гадюкам не дамся. Белозерский не простил бы мне бегства…

Неправда! — отвечал про себя Каспар.

Скорее, профессор не понял бы бегства. Он так хотел, чтобы кто-нибудь из его окружения срубил хоть какой-то куш! Но если бы у кого-то все сорвалось, он бы отнесся к этому с виртуозным философическим пофигизмом. Пожалуй, только сейчас «доктору Ярошевскому» пришло в голову задуматься, каково было Олиньке после смерти профессора. Действительно, приятного мало! Сам Каспар не остался бы на ее месте на спорных двадцати метрах. Переждал бы бурю где-нибудь в укрытии. Попросту говоря, струсил бы! Он так и сказал Олиньке зачем-то: тем более, что вообще плохо представлял себе что ей говорить. Утешать? Но ей почему-то приспичило заполучить Каспара вовсе не словесное утешение. Такой настойчивый спрос на его персону впервые. И потому он поддался на соблазн.