А мадам Николь весь день торчала на аэродроме и требовала, чтобы пилоты взяли ее с собой.
— Я вижу на пять километров, а чувствую на все двадцать! — уверяла она.
— Простите, мадам, приказано вас не брать, — звучало в ответ.
Тогда она съездила во дворец, привезла новую колоду карт и в тени ангара, куда она загнала свой кабриолет, на заднем сидении принялась судорожно раскладывать пасьянс за пасьянсом. Ни один не сошелся. Далеко после полудня Николь разложила знаменитую «косыночку», и она сошлась. Попробовала еще раз — тот же результат. Когда пасьянс сошелся и в третий раз, Николь немедленно пересела за руль и выкатила свою красную машину на единственную взлетную полосу.
Тут же прибежал заикающийся от страха командир авиаотряда.
— Мадам, что вы делаете? Мадам, через пять минут будет заходить на посадку самолет из пустыни…
— Пусть покружится. Немедленно позвоните моему мужу и скажите, что я поклялась не сдвинуться с места, если он не разрешит мне полететь, а если меня обманут, то он знает, что тогда будет!..
Командир авиаотряда тут же связался с губернатором. Тот выслушал его молча и, подумав пару секунд, мягко произнес:
— Пусть летит.
Так Николь оказалась в воздухе уже со следующим самолетом.
…Боль в ноге Антуана становилась все нестерпимее. Он точно знал, что каждый шаг может стать последним, и чувствовал, что если упадет, то уже не поднимется. Начался хотя и пологий, но очень длинный склон, так называемый тягун. Кажется, он вытянет из него, Антуана, все силы, все надежды, все, все, все… Но надо во что бы то ни стало добраться до гребня — вдруг там приоткроются какие-то новые горизонты?..
Он брел, не помня себя. Он очень старался не запнуться, но все-таки споткнулся и упал.
— Что с тобой, Антуан? — испуганно присела перед ним на корточки Мария.
Он взглянул на нее помутневшими глазами и не проронил ни звука…
— Боже, что с твоей ногой? Отчего она так распухла? Может, вывих?
Антуан отрицательно помотал головой.
— Старый перелом?
Он мотнул головой утвердительно.
Мария достала из-за его пояса нож, нарезала из пледа несколько лент и туго-туго, насколько хватило сил, перебинтовала распухшую ногу.
— Дай руку. Так, теперь обопрись на правую ногу, и по команде «три» я тебя подниму: раз, два, три!
Она подняла его легко и очень точно поставила на ноги. Силы ее как будто удесятерились, и даже голос неожиданно прорезался. Мария убедила Антуана обхватить ее за плечи левой рукой, и они двинулись вперед. Когда они взошли на гребень, оказалось, что их усилия не были напрасны. Очень близко, всего метрах в трехстах, они увидели самолет. Правда, он улетал. Правда, и пилот, и второй человек в кабине не смотрели в их сторону…
Антуан, словно очнувшись, выхватил из сумочки Марии револьвер и дважды выстрелил в воздух. Их услышали, их увидели — самолет покачал крыльями, подтвердив таким образом, что засек их. Самолет пошел на малый круг, плавно снижаясь над ними. Когда до земли оставалось метров тридцать, пилот вытолкнул из кабины что-то серое и квадратное. Оно упало метрах в ста от изможденных Марии и Антуана; и когда они с трудом добрались до него, то были вознаграждены во второй раз за последние полчаса. Это была канистра с водой в толстом чехле из двойного войлока — металлическая канистра литров на десять.
Самолет пошел на второй круг, но им было уже не до него. Антуан пытался отвинтить крышку, но она не поддавалась. При ударе о камни резьба деформировалась, и ее заклинило. Открыть крышку ему оказалось не под силу.
"Подохнуть рядом с водой…", — подумал Антуан и увидел в руке Марии револьвер, который он передал ей, устремившись к канистре.
— Поставь ее, — едва слышно скомандовала Мария, перехватив его взгляд.
Он выполнил ее команду, и в тот же миг Мария нажала на спусковой крючок. Канистра не опрокинулась, а только подпрыгнула на месте, и с двух ее сторон хлынула вода. Оба упали на колени и каждый со своей стороны принялись с жадностью пить необыкновенно вкусную холодную воду.
Через минуту Антуан встал с колен.
— Больше — опасно… очень…
А вода продолжала стекать по войлоку с обеих сторон канистры. Мария прострелила канистру высоко, так что воды в ней оставалось еще много, не меньше семи литров.
Пилот сделал новый круг, и из самолета полетел довольно большой сверток, похожий на запеленутого ребенка. И тут Мария наконец увидела, что машет ей руками и шлет воздушные поцелуи сама Николь, и что-то кричит при этом, заглушаемое ревом мотора. Мария помахала ей в ответ, а самолет еще раз покачал крыльями и стал набирать высоту, ложась на обратный курс.
В цилиндрическом свертке оказались одеяла, а внутри них соль, галеты, таблетки кофеина, ракетница с десятком патронов и записка: "Умоляю, не пейте больше ста граммов в час. Ваш Франсуа".
Высоко-высоко в небе пилот еще раз покачал крыльями: ждите…
Когда шагавшим караванам было радировано о местонахождении потерпевших, выяснилось, что ближе всех к искомому квадрату караван, в котором был доктор Франсуа. Этот-то и двинулся к указанной точке, а три других повернули домой.
— До них около шестидесяти километров, верблюды свежие, к полуночи мы прибудем, — обрадовался доктор Франсуа. — Теперь, когда у них есть самое необходимое, они в безопасности, если, конечно, обезвоживание не достигло критической отметки и если они не перепьют воды. Надеюсь, пилот Антуан — человек опытный и он этого не допустит, не должен допустить…
Караван шел к заданному квадрату строго по компасу.
Ночь стояла лунная, тишайшая. Сирокко еще ждал где-то на цепи. Часа через три караван вступил в земли серира. Галька хрустела под мозолистыми копытами верблюдов, шагавших в ногу, отчего их мерная иноходь разносилась далеко по округе.
— Они попали не в лучшее место, — сказал караванщику доктор Франсуа. Ему очень хотелось поговорить, и он говорил с караванщиком по-туарегски. — Хорошо, если они прошагали в этом аду не больше пятидесяти километров, ну максимум — шестидесяти. Дай Бог, чтобы выдержали, особенно Антуан. Женщины выносливее, они проигрывают нам в количестве силы, но выигрывают в ее качестве. А тем более мадемуазель Мари, она не из неженок…
— Мадемуазель Мари — святая, — ответил туарег. — С ней ничего не может случиться.
В полночь доктор Франсуа поднял над головой ракетницу и выстрелил. Красная сигнальная ракета поднялась в иссиня-черное небо. Пока она, дымясь и рассыпаясь на блестки, опадала, слева взмыла другая ракета. Точки сошлись. Доктор Франсуа всегда хвастал своей интуицией, и, оказывается, не без оснований.
Они встретились. Около часа караван отдыхал. Тем временем доктор Франсуа осмотрел пострадавших и нашел, что их состояние можно оценить как близкое критическому. Доктор уложил их на спины, велел расслабиться, а еще лучше — поспать. Антуан заснул моментально, а Мария все смотрела и смотрела на звезды. Трудно сказать, о чем она думала, — почти ни о чем. Нельзя же считать мыслями обрывки картинок ее минувшей жизни и отдельные моменты их путешествия по раскаленному сериру.