Одинокому везде пустыня - читать онлайн книгу. Автор: Вацлав Михальский cтр.№ 47

- Мода на пасьянсы до сих пор не прошла, - сказала Хадижа, - я мечтаю научиться раскладывать пасьянсы. А ты, Мари, наверное, знаешь их десятки? Научишь нас с Фатимой?

- Научу. - Мария сделала паузу и закончила как-то очень странно: - Если вернемся из суда…

- А чего бы это нам не вернуться? - изумилась Хадижа. - Не тебя ведь судят, а разбойников? Куда мы денемся?

- Это я так. Конечно, глупость сказала, - смутилась Мария, но по ее побледневшему лицу было заметно, что за случайно сорвавшимися с ее уст словами есть какая-то странная опаска…

Доктор Франсуа тем временем продолжил свой инструктаж. Он сказал, что Мари ни в коем случае не должна приезжать в суд ни с губерна-

тором, ни с его женой Николь, ни одна за рулем автомобиля. Лучше всего, если она подъедет к толпе, например, с Хадижей и не на авто, а на фаэтоне, запряженном парой белых лошадей. Последнюю часть пути до входа во двор мечети, рядом с которой располагался и суд, наверняка придется идти сквозь толпу - интерес к процессу огромный. И Мари, и Хадижа должны быть в белых платьях. Лицо Хадижи может быть открыто, а лицо Мари обязательно скрыто густой белой вуалью. На обеих должны быть белые перчатки. Перчатку с левой руки, что ближе к сердцу, Мари может снять только в суде, когда ее водворят на специальное место у узкого окошка, забранного железной решеткой, не в зале суда, а за его стеной, в общем помещении для гостей, для приглашенных по особым пропускам, заверенным в губернаторской канцелярии. Как лицо пострадавшее Мари получит право высказаться, но только в том случае, если судья прямо попросит ее об этом. А если ей, например, что-то не понравится по ходу ведения дела, то она имеет право просунуть свободную от перчатки кисть руки между прутьями решетки и знаками показать свое несогласие - только знаками.

Фатима сказала, что она тоже хочет сопровождать Мари.

- Не только берберы должны видеть, что Хадижа с тобой как сестра, но и бедуины должны видеть, что Фатима с тобой как сестра!

Господин Хаджибек вяло возразил своей младшей жене: дескать, нечего ввязываться в это дело, лучше бы посидела с малышами.

Но тут доктор Франсуа неожиданно горячо поддержал Фатиму:

- Замечательная идея! Берберы и бедуины вместе - это очень серьезно! Это уже само по себе защита от возможных недоразумений. Нет-нет, дорогой Хаджибек, вы должны отпустить с Мари и Хадижу, и Фатиму! Замечательная идея!

Господин Хаджибек поднял свои коротенькие руки, увы, уже заграбаставшие едва ли не третью часть Тунизии.

- Сдаюсь, господин полковник! Как скажете, так и будет!

Когда холодным солнечным утром следующего дня Мария, Хадижа и Фатима подъехали на наемном белом кабриолете с белыми лакированными крыльями, запряженном парой белых кобылиц, к месту предстоящих событий, то увидели на склоне горы перед собой многотысячную толпу, и всем им стало не по себе. Гора, на вершине которой находилась мечеть, была невысокая, но с пологим склоном, в котором были вырублены ступени довольно узкой, но очень длинной лестницы, ведущей непосредственно к порогу мечети, господствовавшей над городом, построенным, как и было установлено некогда Римским сенатом, в десяти тысячах шагов от моря за руинами древнего Карфагена. От подножья горы был хорошо виден белый город Тунис и синее море с несколькими рыбацкими фелюгами под черными парусами. При виде гудящей, колышущейся толпы, облепившей склон, Мария сразу вспомнила пристань в Севастополе, давку, которая разлучила ее с мамой и Сашенькой, конвульсии гигантской массы людей, колеблемых миллионами мелких разрозненных усилий, и жалкую свою беспомощность перед этой стихией, такой же страшной, как огонь и вода. И в ту же секунду уже изведанный однажды животный страх вступил в ее тело - в кончики пальцев, по которым закололи иголочки, в спину, которая вдруг заледенела, в деревенеющие скулы. Из последних сил, преодолевая спазм в горле, Мария прохрипела свистящим, громким шепотом по-арабски:

- Сестрички! Держите меня! Сестрички, тащите меня! Я боюсь! Я бою…

Фатима и Хадижа мгновенно сообразили, в чем дело, и так крепко подхватили Марию под руки, так плотно сжали между собой, что не повели, а фактически понесли ее.

К зданию суда, соседствующему бок о бок с одной из окраинных мечетей тунизийской столицы, были стянуты два батальона зуавов в полной боевой экипировке. А все прилегающие окрестности оцеплены таким плотным кольцом солдат из других подразделений, что сразу становилась понятна не только серьезность, но и опасность будущего мероприятия.

Толпа узнала Марию, и, когда Хадижа и Фатима практически несли ее вверх по лестнице, по обеим сторонам которой были протянуты корабельные канаты и чуть ли не плечом к плечу стояли высокорослые зуавы, вслед слышался леденящий кровь шепот: "Это она!", "Русская!", "О ла!". Интонации говорили так много, что не нужно было добавлять проклятий, - и так все было ясно… Возгласы из толпы, словно камни, летели в спину Марии, и она уже была на грани обморока, когда Хадижа и Фатима втолкнули ее наконец во дворик мечети. Ловкая и сообразительная Хадижа мигом нашла каменные приступки чуть в стороне от входа в суд - здесь они и усадили Марию и привели в чувство, скрывая ее от любопытных глаз раскрытыми полами своих широких и длинных белых платьев.

Хадиже даже пришлось похлопать Марию по щекам:

- Ты что? Очнись! Не закатывай глаза! Ты что? Все в порядке! Мы в безопасности, Мари!

- Да, да, спасибо, девочки, - наконец ответила Мария слабым голосом, - спасибо, милые! Я в порядке!

Тот, кто побывал однажды во чреве многотысячной толпы, никогда не забудет об этом, и страх перед толпой останется в нем на всю жизнь. Он как бы впрессуется в позвоночник, войдет в каждую косточку, каждую жилку.

Хадижа разыскала у себя в белой сумочке флакончик с нюхательной солью, сунула его под нос Марии. С перепугу - с закрытой пробкой. Все трое рассмеялись. Хадижа открыла притертую пробку. Мария понюхала раз, другой, третий, чихнула, и все вроде встало на свои места - мир окончательно обрел реальные очертания.

Скоро во двор мечети потянулись по длинной лестнице сквозь неугомонно колышащуюся толпу местные царьки и другая тунизийская знать первой руки. Многие из них церемонно раскланивались с Хадижей и Фатимой, а значит, и с Марией, но если первые две отвечали на их знаки внимания, то Мария, как и учил ее доктор Франсуа, делала вид, что ничего не видит и не слышит. Хадижа договорилась с распорядителем процесса о том, чтобы в связи с болезнью потерпевшей им разрешили присутствовать рядом с Марией, опекать ее. Они провели Марию на скамейку у зарешеченного окошка без стекол, через которое прекрасно просматривался весь зал заседаний. Скамейка была достаточно длинной, что позволило Хадиже и Фатиме устроиться по бокам своей подопечной и согревать ее мелко-мелко вздрагивающее тело своими телами. Хадижа еще раз дала Марии понюхать соли из флакончика, кажется, это помогло - Мария чихнула три раза подряд, и дрожь стала униматься потихоньку. Фатима и Хадижа стиснули ее так плотно и были такие горячие, что и она стала отогреваться волей-неволей.