- Нет, не слышал.
- А ваши жена, дочери, невестки?
- Я одинок, мадемуазель.
- Простите.
- А тут нечего прощать. - Главный инженер тепло улыбнулся, и, глядя на него, Мария подумала, что вроде бы он еще совсем не старый человек. - Так я решил после гибели моей жены и трех дочерей, они, как и я, были сербы… Я подпишу ваш рапорт, не беспокойтесь.
Наступило неловкое молчание.
Мария протянула ему руку.
Он поцеловал ее на прощание, едва коснувшись сухими, твердыми губами.
- Имейте в виду: мы в любой момент примем вас назад. Я уважаю людей с амбициями. - Он подал ей свою визитную карточку. - Всегда готов к услугам! Завидую вашей решимости!
- Спасибо!
С тем они и расстались. Выходя из кабинета главного инженера, Мария впервые в жизни подумала о том, как она невнимательна к людям. Ведь этот щеголеватый серб представлялся ей венцом преуспеяния, а у него свои горести, своя жизнь и, кажется, совсем неладная…
Она ушла с танкового завода в 1929 году, накануне кризиса в Северной Америке. Тогда мир еще казался прочным и дома моды процветали, в особенности русские. Проработав в ТАО манекенщицей всего две недели, Мария перешла в еще более престижный Русский дом моды "Ирфе", принадлежавший князю Феликсу Юсупову и его жене Ирине. Туда же, в шляпную мастерскую, она перетащила Улю и та стремительно преуспела в шляпном деле, даже получила гран-при на большом конкурсе. Если бы не мировой финансовый кризис, то, может быть, они с Улей так бы и работали в "Ирфе": их там ценили. Но кризис случился, и на этом переломе она попала в банк господина Жака. А могла бы и не попасть, если бы в 1932 году она стала мисс Франция. Не стала: накануне финального показа у нее разнесло щеку - банальный флюс, и Мария оказалась за бортом. Как часто случай замыкает целые круги жизни или дает им новое дыхание…
…Стоп!
Цепь воспоминаний и размышлений Марии мгновенно прервалась - на дороге, в просвете между двумя дальними откосами, мелькнуло несколько всадников с винтовками за плечами - четкие черные силуэты на фоне белесого неба. Мария остановила машину инстинктивно - увидела силуэты, в ту же секунду что-то толкнуло ее в грудь, и она сбросила газ и притормозила. Дорога уже давно отклонилась от берега моря и теперь петляла между серыми осыпями так, что особенно не разгонишься. Раз ее толкнуло в грудь, значит, впереди опасность - это Мария знала точно, чувство опасности было у нее звериное, не объяснимое ничем, оно просто являлось вдруг, и вся история ее жизни подтверждала, что сомневаться тут незачем и некогда, что надо спасаться, счет пошел на секунды…
До ближайшей серой осыпи, напоминающей грань пирамиды, а значит, и до поворота за нее, оставалось метров двести прямой дороги. Мария прикинула, что этого маловато, и подала машину еще метров на сто пятьдесят назад, с таким расчетом, чтобы наверняка оценить ситуацию, когда всадники выедут на прямой отрезок пути между осыпью и ее машиной. Хорошо, если их пятеро, а если кто-то приотстал и она его не увидела? Конечно, она могла бы прокатиться так, задним ходом, хоть до самой виллы господина Хаджибека, но это ей и в голову не пришло - вперед, только вперед!
Не выключая двигателя, не снимая ноги с тормоза, Мария надела шляпу и стала ждать - теперь она понимала свой маневр с точностью до мгновения. Мария пожалела, что не вооружена, что нет при ней даже завалящего пистолетика…
Три минуты протекли ужасающе медленно… Наконец всадники показались из-за откоса - меньше всего они были похожи на мирных аборигенов. По всему чувствовалось, что это воины, а не пастухи, и кони под ними были один лучше другого. Мария склонилась к рулю, делая вид, что не замечает ничего и никого, - широкие поля Улиной шляпы позволяли ей исполнить это лучшим образом…
Кажется, отставших нет, вроде бы их только пятеро. Ах, какие кони под ними - не идут, а вытанцовывают! Увидев на дороге Марию в автомобиле, всадники радостно загалдели на каком-то не вполне арабском, вроде другом языке - долетавшие фразы не разлеплялись на слова, как карамельки, слипшиеся в кулечке, с которым мама отправляла ее гулять в городской сад в Николаеве. Мария испугалась: значит, она не поймет чего они хотят? Это осложняло ситуацию. Но вот неизвестные подъехали ближе, и Мария вдруг стала понимать каждое их слово.
- Знатная птичка!
- Хозяин хотел себе в гарем как раз такую!
- А может, продадим ее бедуинам?
Тут Мария сообразила, что они говорят на языке туарегов.
- Хозяин посадит ее в фонтан с другими наложницами, и пусть она там отдыхает! Ха-ха-ха!
- Кажется, у нее что-то сломалось в машине?
- Тихо! Не спугни! Сейчас мы ее будем брать! - сказал приблизившийся к машине уже метров на пятнадцать, ловко сидящий в седле статный разбойничек с широкой волосатой грудью, видно, старший в группе.
В тот же миг Мария отпустила педаль тормоза, машина двинулась с места. Мария тут же до упора нажала на клаксон, издавший такой резкий, пронзительный, такой неожиданный звук, что кони шарахнулись в сторону, встали на дыбы, а один даже сбросил седока. Мария надавила на педаль газа, машина взревела и рванулась вперед, еще полторы секунды понадобилось для переключения скорости.
За спиной Марии раздался треск ружейной пальбы, но долей секунды раньше она вписалась в крутой поворот, и серая осыпь надежно защитила ее от пуль. Улину шляпу, конечно же, сорвало с головы, но не унесло на дорогу, а прижало к заднему сиденью, придавило потоком встречного воздуха.
"Вот тебе и тихая Тунизия! - подумала Мария с нервным смешком. - Но, Боже мой, как же я вспомнила туарегский, - мгновенно! Не зря вытянула туарегский билетик из фуражки доктора Франсуа, не зря зубрила этот язык, ой, не зря! А то бы сидеть мне в гареме".
До Бизерты она доехала без приключений. Скоро на вершине срезанной горы показался белый дворец губернатора. До въезда в усадьбу оставалось совсем немного, как ворота широко распахнулись и навстречу выкатился алый кабриолет "Рено" с женщиной за рулем, в алой шляпке с откинутой вуалькой. Машины медленно шли навстречу друг другу, лоб в лоб, никто не хотел уступать. Первой остановилась Мария. Остановилась и громко крикнула:
- Николь? Неужели это ты, Николь?
LXV
- Мари! О, Мари, я не верю своим глазам! - Николь резко остановила алый кабриолет в полуметре от белого кабриолета Марии и выскочила из-за руля.
Поспешив выйти из своей машины, Мария робко шагнула навстречу Николь. Они обнялись и заплакали, нежно оглаживая и целуя друг друга.
Как спасительны женские слезы! Поплакали на груди друг у друга, и ничего не надо объяснять, ни в чем не надо виниться или каяться. Все понятно без слов. Остается лишь уточнить детали: где были? Как жили? Что делали? Последние двенадцать лет…
Но для ответов на эти вопросы еще впереди целый день - облегчающий душу, сладостный и спокойный день, а может быть, и не один, но это уже все другое… Главное состоялось. Того барьера, который вообразила себе Мария и о котором она так долго думала в последнее время, между ней и Николь просто не оказалось. Они встретились так, словно и не расставались на долгие годы, а только вчера, к ночи, как бывало когда-то, разошлись по своим спальням, а сейчас, утром, увиделись. Утро стояло тихое, словно умытое, совсем не жаркое, такое ясное, что отсюда, с холма, были видны и синее море, и темные горы, и светлые петли дорог по всей долине, и черные пятна козьих стад, и белые пятна овечьих отар. В здешних местах, после сезона весенних ветров, перед летним пеклом, всегда выпадает несколько райских деньков, их ждут, им радуются, как передышке перед дальней дорогой по злому зною; сегодняшний день был одним из богоданных - не первым, но и не последним.