Сухопутные маяки - читать онлайн книгу. Автор: Иегудит Кацир cтр.№ 34

— А знаешь, убийство Рабина напоминает мне чем-то танахический эпос или шекспировскую трагедию. Любимый Богом и народом рыжий король с красивыми глазами, прославленный полководец и миротворец, посылает одного из своих лучших офицеров командовать операцией по освобождению пленных. Операция заканчивается грандиозным успехом. Пленные спасены и возвращаются домой, однако офицер героически погибает в бою и становится легендой. Его младший брат, натура мелочная и жаждущая власти, пользуясь славой брата-героя, окружает себя злобными советниками и коррумпированными жрецами и при каждой возможности обливает короля грязью. Парень с больной душой слышит клевету на короля, воображает, что он — спаситель нации, подстерегает короля и, когда тот спускается с трибуны после успешно проведенного митинга, стреляет в него. Король умирает, народ скорбит о нем, но вскоре выбирает в правители брата, жаждущего власти, вместе с его советниками и продажными жрецами [67] .

Реувен улыбнулся.

— По-моему, — сказал он, — образ короля получился у тебя немного идеализированным. Хорошо еще, что ты не назвала его царем Давидом.

Юдит посмотрела куда-то в пространство поверх его головы и сказала:

— Знаешь, недавно мне приснился город, жители которого одеваются в тряпье. Как в фильме «Водный мир». Не видел? Ну, не важно. В общем, всех детей они воспитывают вместе, учат их танцевать голышом и используют для сексуальных нужд. Когда дети не слушаются, их бьют, а когда они немного подрастают, их заставляют играть в войну, затем отправляют воевать с детьми из соседнего города, потом приносят в жертву богам, жарят и съедают. Если кому-то из детей удается остаться в живых и вырасти, они рожают новых детей, и так до бесконечности. И никто не может ничего с этим сделать, потому что таков закон и потому что никакой другой жизни они не знают. Я проснулась в холодном поту. Сердце колотится как бешеное, ужас. Так всю ночь и проплакала. — В глазах у нее показались слезы. Она смахнула их рукой, отхлебнула вина и продолжала: — Когда мы поженились, Эмиль сказал, что не хочет иметь детей. Дым крематориев, говорит, еще окончательно не рассеялся. Пусть, говорит, человечество сначала очистится от скверны, и только потом оно будет достойно новых детей. Что я могла ему сказать? Ведь мой отец — немец. Лишь через много лет он сдался на мои уговоры и согласился, но было уже поздно. Тогда я уже родить не могла. — Она допила свой бокал, налила новый и выпила до дна. По ее морщинистому лицу текли слезы цвета белого вина. К горлу Реувена подкатил комок, и он не знал, что сказать. Он был поражен ее беззаветной преданностью Эмилю, который, оказывается, был с нею так жесток. Он взял ее руку в свою и нежно сжал. Ему очень хотелось спросить ее, вышла ли она замуж вторично и нет ли у нее кого-нибудь сейчас, но решил, что задавать ей такие вопросы глупо: ответ был ясен заранее. Юдит встряхнулась, вытерла лицо бумажной салфеткой, улыбнулась и сказала: — Ладно, расскажи лучше о себе.

Ему страшно хотелось спросить ее наконец о той далекой субботе в Герцлии, но вместо этого он поковырял вилкой рыбу на тарелке и неожиданно для самого себя, не веря, что он это говорит, выпалил:

— Меня уволили из Гистадрута. Через несколько недель я буду пенсионером.

— Н-да, — сказала Юдит, помолчав. — Судя по тому, что пишут в газетах, Гистадрут — это издыхающий кит. А все эти красивые слова — приватизация, безработица, экономическое оздоровление, экономический спад — всего лишь пустые фразы, изобретенные теми, кто сидит наверху, чтобы замаскировать страдания тех, кто сидит внизу. Ну, что собираешься делать?

— Не знаю, — ответил Реувен. — Юридический советник сказал: «Займись домом, семьей», — но знаешь, я ведь никогда не умел заниматься семьей. Ни первой, ни второй. Все бежал куда-то, бежал, бежал — и никуда не прибежал. Эмиль был прав. Я никогда не умел играть в эту игру. Семью забросил, на личную жизнь наплевал. А ради чего? На самом деле игра не стоила свеч.

— Но как вообще можно отделить личное от неличного? — спросила Юдит после короткого молчания. — Ведь для нашего поколения все было личное. И потом ведь, еще не все потеряно. У тебя есть жена, маленький ребенок…

Реувен горько усмехнулся:

— Этому маленькому ребенку уже четырнадцать лет, и отец ему больше не нужен. Тем более отец-старик.

— Нужен, — сказала Юдит. — Отец в любом возрасте нужен.

Реувен колебался, стоит ли рассказать ей про Офера. С одной стороны, ему очень хотелось поделиться с ней своими сомнениями и переживаниями относительно сына, но с другой — чем она могла его утешить? Нет, этот камень ему придется тащить одному. И он стал рассказывать Юдит про жену. О том, как самоотверженно она работает в отделе соцобеспечения мэрии, о том, как неустанно помогает семьям репатриантов из бывшего Советского Союза, и о том, как изо всех сил старается, Чтобы у них в доме все было как у людей.

— Хотя ты же меня знаешь, — сказал он, улыбнувшись. — Я ведь тот еще гусь. Неразговорчивый, замкнутый…

— Неразговорчивость, — засмеялась Юдит, — это у нас, у разведчиков, профессиональная болезнь. Кстати, многие из тех, кто работал с тобой в Марокко, искренне думали, что по натуре своей ты холодный, как рыба. Но мы Эмилем знали, что это не так. Кстати, Реувен, Эмиль тебя очень любил. Как родного. Как своего младшего брата, которого потерял во время войны.

Реувен отпил немного вина из бокала и вдруг почувствовал, что ему стало удивительно легко. На какое мгновенье ему даже показалось, что он сейчас взлетит. С моря дул приятный бриз; над портом висело заходящее солнце; на столе стояло хорошее вино; напротив него сидела жена его лучшего друга. И он вдруг подумал, что это, наверное, и есть то, что называется счастьем. «Да-да, — думал он, — именно так. Это счастье. Весь этот странный день был, в сущности, не чем иным, как днем самого настоящего счастья».

Когда официант принес счет, Реувен вынул из кармана кошелек и потрепанную серую чековую книжку. Она служила ему вместо ежедневника, которого у него никогда не было, и вся была исписана номерами телефонов и заметками.

— Я заплачу, — сказал он.

— Согласна, — ответила Юдит. — Но при одном условии. Если ты позволишь мне сделать тебе un petit cadeau [68] . В честь твоего выхода на пенсию.