Источник - читать онлайн книгу. Автор: Айн Рэнд cтр.№ 51

Затем, начиная кампанию с трущобами, Винанд сказал Альве Скаррету: «Действуй. Выжми из этого всё, что сможешь», — после чего отправился на своей яхте в кругосветный круиз в сопровождении очаровательной авиаторши двадцати четырёх лет, которой он подарил свой трансконтинентальный самолёт.

Альва Скаррет начал действовать. Среди многих других шагов в этой кампании он подрядил Доминик Франкон обследовать состояние квартир в трущобах и собрать «человеческий материал». Доминик Франкон только что возвратилась из летнего отпуска в Биаррице. Она неизменно брала летний отпуск полностью, а Альва Скаррет неизменно его предоставлял, поскольку она была одной из его любимых сотрудниц, постоянно озадачивала его, и он знал, что она может бросить эту работу, когда ей заблагорассудится.

Доминик Франкон две недели прожила в спальне-мансарде в доходном доме в Ист-Сайде {47}. В комнате была стеклянная крыша, но не было окон, воды, приходилось пешком подниматься на шестой этаж. Она готовила на кухне этажом ниже, в квартире, где жило многочисленное семейство. Она ходила к соседям в гости, по вечерам сидела на площадках пожарных лестниц и посещала грошовые кинотеатры с девушками из округи.

Она носила потёртые юбки и блузки. В этой обстановке природная хрупкость придавала ей такой вид, будто она изнемогает от нужды и лишений. Соседи не сомневались, что у неё туберкулёз. Но двигалась она так же, как и в гостиной Кики Холкомб, — спокойно, грациозно, уверенно. Она мыла полы в своей комнате, чистила картошку, принимала холодные ванны в жестяной лохани. Раньше она никогда ничем подобным не занималась, но всё у неё получалось очень ловко. У неё была врождённая способность к действию, способность, которая совершенно не гармонировала с её внешностью. Новый жизненный фон её нисколько не угнетал. Трущобы были ей так же безразличны, как и светские гостиные.

К концу второй недели она вернулась в свою квартиру-пентхаус {48} на крыше отеля, выходящего в Центральный парк, а в «Знамени» появились её статьи о жизни в трущобах. Они были точны, беспощадны, талантливы.

На званом обеде ей пришлось выслушать массу недоуменных вопросов:

— Дорогая моя, неужели действительно вы написали всё это?

— Доминик, вы что, в самом деле жили в этих трущобах?

— О да, в том самом доме на Двенадцатой восточной, который принадлежит вам, миссис Палмер, — отвечала она, лениво поводя рукой в изумрудном браслете, который был слишком широк для её тонкого запястья. — Там у вас канализация засоряется через день и нечистоты заливают весь двор. На солнце они отливают синим и фиолетовым безупречных радужных оттенков… А в квартале, которым вы, мистер Брукс, управляете как опекун Клэриджей, на всех потолках растут совершенно очаровательные сталактиты, — говорила она, наклоняя златокудрую голову к приколотому к корсажу букету, где на матовых лепестках белых гардений поблёскивали капельки воды.

Её попросили выступить на собрании благотворительных организаций. Собрание было очень важное, с радикальным, боевым настроем, и организовали его самые выдающиеся в этой области женщины. Альва Скаррет был очень обрадован и благословил её.

— Иди, детка, — сказал он. — И не жалей красок. Благотворительные организации нам очень нужны.

Она стояла за трибуной в душном зале и смотрела на плоские лица, непристойно упивавшиеся собственной добродетелью. Она говорила спокойно, без бурных интонаций. Среди прочего она сказала:

— Семья, живущая на первом этаже, ближе к чёрному ходу, не утруждает себя квартирной платой, а дети не могут ходить в школу из-за отсутствия одежды. Но в забегаловке на углу отца семейства поят в кредит. Он здоров и имеет хорошую работу… Парочка со второго этажа только что купила новый радиоприёмник за шестьдесят девять долларов и девяносто пять центов наличными. На четвёртом этаже отец семейства ни одного дня в своей жизни не проработал и не собирается. У него девять детей, все на попечении церковного прихода. Скоро появится и десятый…

Когда она закончила, раздалось несколько сердитых хлопков. Она подняла руку и сказала:

— Не надо аплодисментов. Я на них и не рассчитывала. — И вежливо спросила: — Есть ли вопросы?

Вопросов не было.

Вернувшись домой, она застала там Альву Скаррета, который поджидал её. В гостиной её квартиры он выглядел нелепо, пристроив своё огромное тело на краешке изящного стула. Он напоминал сгорбившуюся горгулью {49} на фоне панорамы города, переливающейся огнями за сплошной стеной из стекла. Город походил на настенную роспись, предназначенную для украшения комнаты и придания ей завершённости. Тонкие линии шпилей на фоне чёрного неба продолжали изящные линии мебели. Огни, переливавшиеся в далёких окнах, отбрасывали отражения на непокрытый натёртый до блеска пол. Холодная точность прямоугольных строений снаружи гармонировала с холодной и жёсткой элегантностью внутреннего убранства. Альва Скаррет нарушал эту гармонию. Он походил одновременно и на доброго сельского доктора, и на карточного шулера. На его тяжёлом лице была добродушная отеческая улыбка, которая служила ему и фирменным знаком, и универсальной отмычкой. Он умел выглядеть так, что доброта его улыбки нисколько не преуменьшала, а напротив, подчёркивала серьёзность и солидность его фигуры. Впечатление доброты несколько убавлял длинный, тонкий, крючковатый нос, который зато добавлял солидности. Живот, свисавший почти до колен, солидности убавлял, зато добавлял доброты. Он поднялся, расплылся в улыбке и взял Доминик за руку.

— Решил заглянуть по пути домой, — сказал он. — Надо кое-что тебе сказать. Как прошло собрание, детка?

— Как я и ожидала.

Она сорвала шляпку и бросила её на первый попавшийся стул. Волосы её падали косой чёлкой на лоб и прямой волной ниспадали на плечи. Они были гладкими, густыми и несколько напоминали купальную шапочку из светлого золота. Она подошла к окну и остановилась, глядя на город. Не оборачиваясь, она спросила:

— Что же ты мне хотел сказать?

Альва Скаррет смотрел на неё с удовольствием. Он давно уже оставил все попытки сближения с ней, лишь иногда без особой надобности брал её за руку или трепал по плечу. Никаких надежд на её счёт он уже не лелеял, но в душе его жило некое смутное, полуосознаваемое чувство, которое он сам для себя выражал так: «Чем чёрт не шутит…»

— У меня хорошие новости для тебя, дитя моё, — сказал он. — Я тут разработал небольшой план, так, маленькую реорганизацию, и решил, что кое-что надо бы объединить под рубрикой «Жизнь женщины». Понимаешь, вопросы образования, домашнего хозяйства, ухода за детьми, правонарушений среди несовершеннолетних и всё в таком духе. И всем будет руководить один человек. А лучшей женщины для этой работы, чем моя миленькая крошка, я не вижу.