Источник - читать онлайн книгу. Автор: Айн Рэнд cтр.№ 102

— Да. Любой другой выбрал бы работу в архитектурном бюро.

— И тогда у тебя не было бы желания уничтожать меня.

— Ты это понимаешь?

— Да. Лежи тихо. Теперь это не имеет значения.

— А ты знаешь, что дом Энрайта — самое красивое здание в Нью-Йорке?

— Я знаю, что ты это знаешь.

— Рорк, ты работал в этой каменоломне, а в тебе уже был дом Энрайта и много других домов, а ты долбил камень, как…

— Ты сейчас размякнешь, Доминик, а на следующий день будешь жалеть об этом.

— Да.

— Ты очень хороша, Доминик.

— Не надо.

— Ты очень хороша.

— Рорк, я… я всё ещё хочу уничтожить тебя.

— Ты полагаешь, что я хотел бы тебя, если бы ты этого не желала?

— Рорк…

— Ты хочешь опять услышать это? Всё или частично? Я хочу тебя, Доминик. Я хочу тебя. Я хочу тебя.

— Я… — Она замолчала. Слово, на котором она остановилась, было почти слышно в её дыхании.

— Нет, — сказал он. — Ещё нет. Пока ты не будешь этого говорить. Давай спать.

— Здесь? С тобой?

— Здесь. Со мной. Утром я приготовлю тебе завтрак. Ты знаешь, что я сам готовлю себе завтрак? Тебе понравится смотреть, как я это делаю. Как на работу в каменоломне. А потом ты пойдёшь домой и будешь думать, как меня уничтожить. Спокойной ночи, Доминик.

Отблески огней города на окнах гостиной подбирались к линии горизонта, проходящей как раз посредине оконного стекла. Доминик сидела за столом, проверяя последние страницы статьи, и в это время зазвенел звонок над входной дверью. Гости не беспокоили её без предупреждения, и она рассерженно, но с любопытством оторвалась от бумаг, карандаш в её руке застыл в воздухе. Она услышала шаги служанки в передней, а затем та появилась и сама со словами: «Какой-то джентльмен спрашивает вас, мадам». Нотки враждебности в её голосе были вызваны тем, что джентльмен отказался назвать себя.

Доминик захотелось спросить, не рыжеволосый ли это мужчина, но, передумав, она только резко повела карандашом и сказала:

— Просите.

Дверь отворилась, и в свете из передней она разглядела длинную шею и опущенные плечи — похожий на бутылку силуэт. Звучный бархатный голос произнёс:

— Добрый вечер, Доминик. — Она узнала Эллсворта Тухи, которого никогда не приглашала к себе.

Она улыбнулась и сказала:

— Добрый вечер, Эллсворт. Давненько я тебя не видела.

— Ты, вероятно, ожидала меня сегодня, не правда ли? — Он повернулся к служанке: — Ликёр «Куантро», пожалуйста, если он есть, а я уверен, что есть.

Служанка, широко открыв глаза, взглянула на Доминик. Доминик молча кивнула, та вышла, закрыв за собой дверь.

— Как всегда, занята? — спросил Тухи, оглядывая заваленный бумагами стол. — Тебе идёт, Доминик. И к тому же даёт свои плоды. В последнее время ты стала писать много лучше.

Она опустила карандаш, откинула руку на спинку стула и, полуобернувшись, спокойно разглядывала его:

— Зачем пришёл, Эллсворт?

Он не садился, а продолжал стоять, изучая комнату неторопливым взглядом знатока.

— Неплохо, Доминик. Чего-то в этом роде я и ожидал. Немного холодновато. Знаешь, я бы не поставил сюда этот холодно-голубоватый стул. Чересчур очевидно. Слишком уж сюда подходит. Именно его и можно ожидать на этом самом месте. Я бы выбрал морковно-красный цвет. Безобразный, бросающийся в глаза, нагло красный. Как волосы мистера Говарда Рорка, но это так, между прочим — совершенно ничего личного. Достаточно лёгкого мазка диссонирующего колера, и комната будет смотреться совсем иначе, такого рода штучки придают помещению особую элегантность. Цветы подобраны прекрасно. Картины тоже неплохие.

— Всё так, Эллсворт, но в чём дело?

— Разве ты не знаешь, что я никогда раньше у тебя не бывал? Как-то случилось, что ты меня никогда не приглашала. Даже не знаю почему. — Он с удовольствием уселся, положив одну ногу на другую и вытянув их, открывая взгляду полностью выступающий из-под брюк тёмно-серый с голубой искрой носок, а над ним — полоску голубовато-белой кожи, поросшей редкими чёрными волосами. — Но ты вообще не отличалась общительностью. Я говорю в прошедшем времени, дорогая, в прошедшем. Так говоришь, мы давненько не виделись? И это верно. Ты была так занята — и столь необычным образом. Визиты, обеды, коктейли и чаепития. Разве не так?

— Всё так.

— Чаепития. По-моему, это гениально. У тебя хорошее помещение для чаепитий, большое, масса пространства, чтобы напихать приглашённых, особенно если тебе всё равно, кем его заполнить, — а тебе всё равно. Особенно сейчас. А чем ты их кормила? Паштет из анчоусов и яйца, нарезанные сердечком?

— Икра и лук, нарезанный звёздочками.

— А как насчёт старых леди?

— Плавленый сыр и толчёный орех — спиралью.

— Мне хотелось бы увидеть, как ты справляешься с такими делами. Просто чудо, как внимательна ты стала к старым леди. В особенности к омерзительно богатым, чьи зятья занимаются недвижимостью. Хотя думаю, что это всё же лучше, чем отправиться смотреть «Разори-ка меня» с капитаном первого ранга Хайги, у которого вставные зубы и прелестный участок на углу Бродвея и Чамберс, на котором ещё ничего не построено.

Вошла служанка с подносом. Тухи взял рюмку и, осторожно держа её, вдыхал аромат ликёра, пока служанка не вышла.

— Не скажешь ли мне, к чему эта тайная полиция — я не спрашиваю, кто в неё входит, — и для чего столь детальный отчёт о моей деятельности? — безразлично спросила Доминик.

— Я скажу тебе кто. Любой и каждый. Как по-твоему, могут люди говорить о мисс Доминик Франкон, ставшей ни с того ни с сего задавать приёмы? О мисс Доминик Франкон как о своего рода второй Кики Холкомб, но гораздо лучше — о, намного! — гораздо тоньше, гораздо способнее и к тому же, представьте себе, несравненно красивее. Тебе давно пора хоть как-то использовать свою восхитительную внешность, за которую любая женщина перерезала бы тебе горло. Конечно, если подумать о гармоничном соотношении формы и содержания, твоя красота всё равно пропадает зря, но теперь хоть кто-то, по крайней мере, извлекает из неё пользу. Например, твой отец. Я уверен, что он в восторге от твоей новой жизни. Малышка Доминик дружески относится к людям. Малышка Доминик становится наконец нормальной. Он, конечно, заблуждается, но как приятно сделать его счастливым. И некоторых других тоже. Меня, например; хотя ты никогда не сделала бы ничего, чтобы я почувствовал себя счастливым, но всё же, понимаешь ли, у меня есть счастливая способность совершенно бескорыстно извлекать радость из того, что предназначалось отнюдь не мне.

— Ты не ответил на мой вопрос.