Но и я - читать онлайн книгу. Автор: Дельфина де Виган cтр.№ 28

Днем я снова зашла в комнату к Но, попробовала с ней заговорить, но казалось, что она меня не слышит, мне хотелось хорошенько встряхнуть ее, но вместо этого я молча сидела рядом. Ее взгляд был совершенно пустым.

Я вспоминала мамин взгляд после смерти Таис, как она смотрела на предметы, на людей, ничего на самом деле не видя. Мертвый взгляд. Я думала обо всех мертвых взглядах в мире, которых — тысячи, без блеска, без искры, непроницаемые взгляды, в которых, как в зеркале, отражается вся сложность бытия, наполненного звуками и изображениями, но остающегося плоским и жалким.

У Но изменился распорядок, теперь она работает по ночам. До двух часов она стоит за стойкой бара, потом дежурит до утра, чтобы открыть двери первым клиентам. Ей теперь больше платят. Дают чаевые. Вот уже неделю отец встречается с ней в подъезде, уходя на работу, часто он помогает ей подняться в квартиру, она фазу падает в кровать, не раздеваясь. Однажды он нашел ее на полу в подъезде, у нее были разорваны колготки и в кровь ободраны колени, он на руках внес ее в дом, сунул головой под душ, потом уложил спать.

Целыми днями она спит. Отец говорит, что она пьет и принимает наркотики. Он дозвонился до социальной службы, но они ничего не могут сделать, пока Но не придет к ним сама. Как-то вечером я застала родителей на кухне, в пылу спора, который сразу же прервался при моем появлении. Они молча ждали, пока я выйду, чтобы продолжить разговор. Как бы мне хотелось спрятать один-два микрофона под кухонными полотенцами!

У меня не выходит насладиться каникулами, гулять и все такое. Дни напролет я сижу дома, смотрю телевизор, листаю журналы и постоянно прислушиваюсь к шорохам в спальне Но, жду, когда она проснется. Она больше не заходит ко мне, а когда я по вечером стучусь к ней, то всегда застаю ее в одной и той же позе — она лежит на кровати, свернувшись калачиком. Мама пыталась выведать, что случилось, задавала вопросы, в ответ Но только опускает глаза — как раньше. Она не выходит больше ни на кухню, ни в гостиную, пользуется ванной, когда уверена, что никого там не застанет. Вечерами она ужинает с нами, перед тем как уйти на работу. Та же комната, что и месяц назад, то же освещение, те же места, жесты, лица. Глядя сверху, можно ошибиться датами, но в горизонтальном измерении видно, насколько все иначе, атмосфера изменилась, стала тяжелой.

Не знаю, с чего вдруг я вчера, перед тем как заснуть, вспомнила о Маленьком принце. Точнее, о Лисе. Как тот просит Принца его приручить. Но Маленький принц не знает, что это означает. Тогда Лис ему объясняет, я знаю это место наизусть.

Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя единственным в целом свете… [14]

Может быть, только это и важно, может быть, достаточно просто найти кого-нибудь для приручения.

Сегодня начинаются уроки. За окном темно, на кухне витает запах свежемолотого кофе, Но сидит напротив отца, у нее очень бледное, усталое лицо, скорее всего, она только что вернулась. Отец положил на стол сжатые кулаки, словно две неразорвавшиеся гранаты. Он поднимается с видом человека, вновь овладевшего ситуацией, что в данном случае не очень-то обнадеживает.

У меня лишь минуту назад прозвонил будильник, я стою босая, в ночной рубашке. Отец говорит — Но должна уйти. Наверное, он повторил это несколько раз, потому что я никак не реагирую. Она отправится в специальный центр, где ей окажут необходимую помощь. Она в этом нуждается. Но молчит, смотрит на стол. Я нащупываю табурет, сажусь, мне трудно дышать, я стараюсь сосредоточиться на этом — замедлить дыхание, поймать нужный ритм, широко открыть рот, как рыба, выброшенная на берег, растопырить пальцы, как плавники, чтобы случайно не унесло течением, плотно прижать ступни к прохладному кафелю кухонного пола.

— Ты понимаешь, Лу, понимаешь?

У меня нет желания отвечать. Нет желания выслушивать ни это, ни все остальное — истории о социальном центре, дезинтоксикации, пустые слова, смердящие малюсенькие водоросли на огромной поверхности моря. Мы же договорились помочь, собирались идти до конца, обещали быть рядом. Я хочу, чтобы она осталась, хочу, чтобы мы боролись, не опускали руки. Под столом я со всей силой вонзаю ногти в ладони, как можно глубже, чтобы отвлечь боль, чтобы она сосредоточилась в каком-то одном месте, чтобы она оставила видимые следы, которые смогут зажить.

Я принимаю душ, одеваюсь, хватаю сумку и ухожу, так и оставив их, обоих, отец продолжает что-то говорить Но, она ничего не отвечает, если бы я могла, я бы посоветовала ей мой старый способ, которым я пользовалась в детстве, — надо просто закрыть ладонями уши и образовать вокруг себя пустоту, не слышать больше шума и грохота, заставить этот оглушительный мир замолчать.

Я бегом несусь на остановку, боюсь опоздать на урок Марана, из-за того, что я не позавтракала, кружится голова, я влетаю в заднюю дверь автобуса, протискиваюсь между людей, вокруг гудят слова, к ним примешивается шум мотора, в висках стучит кровь, я смотрю на электронное табло, где меняются названия остановок и время прибытия на конечную, красные буквы скользят слева направо, я считаю гласные, чтобы не заплакать.

Я вхожу в лицей вместе со звонком, Лукас ждет меня у лестницы, мне жжет глаза, я приближаюсь к нему, и он вдруг обнимает меня, я чувствую совсем рядом его большое тяжелое тело, его дыхание в моих волосах.

Книги имеют главы, чтобы разделить течение жизни на отдельные моменты, показать движение времени или развитие событий; иногда они даже имеют коротенькие, исполненные обещаний названия: Встреча, Надежда, Падение, как названия картин. Но в реальной жизни ничего этого нет, ни названия, ни вывески, ни предупреждающего знака, — ничего, что говорило бы: внимание — опасность, частые оползни, или — неминуемое разочарование. В жизни мы остаемся наедине со своим маскарадным костюмом, и что с того, если он разодран в клочья.

Я сделала бы что угодно, только бы Но осталась. Я мечтала, чтобы она стала членом семьи, чтобы у нее были своя тарелка, стул, кровать по росту, я мечтала о зимних воскресеньях, о запахе убежавшего молока. Я мечтала о том, чтобы наша жизнь была похожа на жизнь других. Чтобы у каждого было свое место за столом, свой час в ванной, свои домашние обязанности, отлаженный механизм — живи себе спокойно.

Я верила, что порядок вещей поддается коррекции, что программу можно изменить. Верила, что жизнь может быть другой. Верила, что помочь кому-то — это значит все с ним разделить, даже то, что трудно понять, самое сумрачное, неприглядное. Истина же заключается в том, что я — просто Мадам Всезнайка (так меня называет отец в минуты гнева), жалкий пластмассовый компьютер, предназначенный для детских игр, загадок и головоломок, дающий правильный ответ глупым голосом дебильного зайца.