Следующий день выдался совершенно безоблачным, и жаркое солнце светило как в середине лета, однако в его необычно прозрачных лучах уже ощущалась осень.
Вся атмосфера завтрака, приготовленного тётей Масако, как всегда закупившей утром на рынке свежие морепродукты, с мучительной остротой врезалась в память моего сердца.
– Ничего не поделаешь, но Цугуми не сможет проводить тебя, Мария, – с улыбкой сказала тётя Масако таким же тоном, как если бы она спросила: «Ёко, тебе дать ещё добавки?». Так что в это солнечное утро я вновь и вновь убеждала себя в том, что с Цугуми всё будет в порядке.
Тётя Масако собрала два пакета маринованных овощей и другой снеди, завернула их в белую ткань и велела, чтобы я передала это матери.
Когда настало время отъезда, тётя и дядя вышли, чтобы попрощаться. Ёко сказала, что проводит меня до остановки автобуса, и взяла с собой велосипед.
– Спасибо за заботу, – поблагодарила я дядю и тётю.
– Приезжай к нам в пансион, – пригласил дядя, а тётя добавила:
– Какое было прекрасное лето!
В этот яркий солнечный день мне казалось, что я с легким сердцем оставлю позади гостиницу «Ямамотоя». Всё выглядело как всегда, когда я выходила из неё, чтобы купить кока-колу, и хотя бы один раз оборачивалась, чтобы взглянуть на неё издалека. Обернувшись и теперь, я увидела, как дядя и тётя вошли внутрь.
И мы с Ёко зашагали к остановке. Сощурив глаза от яркого солнца, которое светило прямо в лицо, невысокая Ёко часто касалась моего плеча своими распущенными волосами, и у меня складывалось такое ощущение, что все происходящее является сценой из какого-то кинофильма.
Вдоль узкой дороги к остановке автобуса тянулись ряды старых гостиниц, перед которыми всё ещё росли уже засыхающие на солнце цветы. Жаркий полдень этого приморского города навсегда останется в моей памяти. На остановке мы присели на каменные ступени билетной кассы и съели по мороженому на палочке.
Этим летом мы с Ёко на наши карманные деньги уплели бесчисленное количество мороженого. Цугуми часто безжалостно вырывала его из рук Ёко и быстро поедала, вынуждая её заплакать.
Сентиментальные чувства со странной остротой пронзили моё сердце. Меня ослепила мысль, что эти люди, этот город вот-вот исчезнут из моего мира.
Прикрыв глаза ладонью, Ёко взглянула на небо и сказала:
– Это, наверное, моё последнее мороженое в этом году.
– Нет, определённо у тебя будет причина поесть ещё, – рассмеялась я.
– Как-то не будет уже настроения. В следующем месяце мы переезжаем, а я всё ещё не могу с этим смириться, думая, что это ко мне не относится.
Посмотрев на меня, Ёко улыбнулась, хотя бы внешне немного успокоившись. Похоже, что она была полна решимости сегодня не плакать.
– Двоюродные сестры на всю жизнь остаются двоюродными сестрами, где бы они ни были, – произнесла я.
– Да, это так. И сестры на всю жизнь остаются сестрами, – хихикнула Ёко.
– Цугуми в последнее время какая-то странная. Может, она не хочет переезжать? Или, может быть, в последнее время она перегорела? – сказала я, и это прозвучало больше как вопрос.
– Да, можно и так сказать. Действительно, в чём-то она изменилась. Похоже, что она всё время о чём-то думает. Перед Кёити она, как всегда, ведёт себя обычно… Однако послушай. Иду я к ней в больницу, стучу в дверь, ответа нет. Тогда я молча открываю дверь. Цугуми с удивлением смотрит на меня и с шелестом что-то прячет под одеяло. «Что ты делаешь? Ты должна отдыхать», – говорю ей я. Так вот, я вышла на минутку из комнаты, чтобы наполнить чайник кипятком. Когда я вышла, она это снова достала, и я поняла, что она что-то пишет.
– Пишет? – Удивилась я.
– Да, что-то пишет. Если она будет так изматывать себя, то никогда не поправится, даже если и смогла бы… Интересно, о чём она всё время думает?
– Температура у неё высокая?
– Да, к вечеру поднимается, а утром падает, и так повторяется каждый день.
– Что же она может писать? Стихи или роман? – покачала я головой. У меня как-то не укладывались в голове понятия «Цугуми» и «писать».
– Я так и не могу понять, что творится в её голове, – улыбнулась Ёко.
Я, видимо, никогда не забуду отменную манеру поведения Ёко и её благородную мягкость. Куда бы ни забросила меня судьба, каким бы человеком я ни стала, в моём сердце вместе с Цугуми будет постоянно присутствовать как её бледное отражение образ Ёко.
Я необычайно отчётливо, как будто через видоискатель фотоаппарата, видела окружающий меня родной город и спокойно вдыхала его воздух.
Автобус медленно подошёл к остановке.
Несмотря на яркий полдень, я до самой посадки в автобус не могла избавиться от охватившего меня чувства печали. Глядя из окна автобуса на удаляющуюся фигуру Ёко, которая отчаянно махала рукой, мне страшно захотелось, чтобы Цугуми была здесь с нами. Своей колоритной индивидуальностью она бы развеяла нашу печаль, поиздевалась над нашими грустными лицами и ядовито похихикала бы.
В Токио шёл дождь.
Когда я высадилась из автобуса недалеко от нашего дома, мне всё вокруг показалось странным, как бы подвешенным в воздухе. Было ли это из-за дождя и пронизывающей до самых костей прохлады, или из-за людской толпы? Скорее всего, причина была в моём душевном состоянии. Хотя я вернулась домой, всё вокруг воспринималось мною как нечто далёкое, как пейзаж, который я когда-то видела во сне. Но моё тело было полно энергии после месяца, проведённого на море, где я дышала солёным морским воздухом.
Выйдя на серую от дождя улицу, я почему-то без особой причины подумала: «Теперь начинается моя настоящая жизнь».
Спускаясь по лестнице с вещами, я увидела свою мать.
– Мама, неужели? – удивилась я и направилась к ней.
Мама, опустив на землю корзину с покупками, широко мне улыбалась:
– Я пошла за покупками и решила встретить тебя. Небось, зонтика-то у тебя нет?
– Конечно нет.
– Тогда пошли домой вместе.
Когда мы оказались рядом, я почувствовала, что присутствие матери приблизило меня на один шаг к реальности.
– Хорошо провела время?
– Да.
– Мария, ты совсем чёрная.
– Каждый день была хорошая погода.
– Цугуми завела себе бойфренда? Отец очень удивился.
– Да-да. Они провели всё лето вместе и очень подружились.
– Цугуми вновь попала в больницу?
– Да, но до этого она какое-то время чувствовала себя хорошо.
– Этим летом она, наверное, перенапряглась, – тихо прозвучал голос матери, когда мы продолжили наш путь под одним зонтиком вдоль торговой улицы. В моей душе всё яснее оживали воспоминания жаркого прошедшего лета, и со всё большей теплотой я думала о Цутуми. Влюблённая Цугуми и её ослепительно улыбающееся лицо.