Познать женщину - читать онлайн книгу. Автор: Амос Оз cтр.№ 44

Оделия в свою очередь сказала — и глаза ее были сухими, — что добавить тут нечего. И так ясно, какая Арик скотина. Но есть одно требование, и здесь она не уступит: пусть, по крайней мере, осеменяет своих коров в другом месте. Не в собственном доме, на ковре в гостиной. И не под самым носом у детей. Неужели это такое уж невыполнимое требование? Пожалуйста, пусть господин Равид, то есть Иоэль, рассудит сам — разве она настаивает на чем-то неразумном?

Иоэль выслушивал каждого. Лицо его выражало предельную душевную собранность и глубочайшую серьезность, как будто откуда-то издалека доносилось многоголосое пение и среди всех голосов поручено было ему, Иоэлю, обнаружить один фальшивящий. Он не вмешивался и ничего не комментировал. Даже когда Кранц заявил: «Ладно, раз так, соберу манатки, чемодан, исчезну и никогда не вернусь. Пусть все остается тебе. Мне все равно». И даже тогда, когда Оделия сказала: «Верно, у меня есть бутылка с кислотой, но у него в машине припрятан пистолет».

Наконец, когда зашло солнце и мгновенно похолодало, но птица, уцелевшая в зимнюю стужу, а может, другая сладкоголосая певунья по-прежнему рассыпала нежно-печальные рулады, Иоэль произнес:

— Ладно. Я все понял. А теперь пойдемте в дом, потому что становится прохладно.

Супруги Кранц помогли ему отнести на кухню посуду, прихватив также стулья, очки, газеты, книгу, крем для загара, кепку с козырьком, транзистор. На кухне он, как был — босиком и голый по пояс после солнечных ванн, — не присаживаясь, изрек вердикт:

— Послушай, Арик, если уж ты выдал тысячу долларов Дуби и тысячу — Гили, предлагаю тебе выдать две тысячи Оделии. Это первое, что ты сделаешь завтра утром, сразу после открытия банка. А если денег нет, возьми ссуду. Или войди в минус. Или я тебе дам взаймы.

— Но для чего?

— Чтобы я уехала на три недели в Европу с туристической группой, — пояснила Оделия. — И три недели ты меня не увидишь.

Арик Кранц хихикнул, вздохнул, что-то пробормотал, кажется, даже покраснел слегка и наконец объявил:

— Ладно. Я иду на это.

Потом они пили кофе. Перед уходом, рассовывая по пластиковым пакетам посуду, в которой Иоэлю был доставлен поздний обед, супруги Кранц настойчиво приглашали в гости «со всем гаремом», на ужин в канун субботы, «особенно теперь, когда Оделия показала свои кулинарные таланты. И это еще что! Она может в десять раз больше, когда по-настоящему разойдется».

— Хватит преувеличивать, Арье. Пойдем-ка лучше домой, — призвала Оделия, и они исчезли, исполненные благодарности и почти примирившиеся.

Вечером, когда Нета вернулась из города и они на кухне пили чай из трав, Иоэль спросил дочь, есть ли логика в том, что говаривал ее дед-полицейский: у всех одни и те же тайны. Нета поинтересовалась, почему это вдруг он спрашивает. Тогда Иоэль вкратце поведал ей о миссии арбитра, которую Оделия с Ариком время от времени возлагают на него. Не отвечая на вопрос, Нета сказала тоном, в котором — Иоэлю послышались теплые нотки:

— Признайся, что тебе доставляет удовольствие играть роль чуть ли не самого Господа Бога. Смотри, как ты весь обгорел на солнце. Давай я намажу тебя мазью, чтобы ты не начал облезать.

Иоэль промолвил:

— По мне… И после краткого размышления добавил: — Вообще-то не стоит. Я здесь оставил тебе немного жареной печенки с луком, которую они принесли мне. Есть еще рис и овощи. Поешь, Нета, а потом посмотрим вечернюю программу новостей.

В выпуске новостей передавали подробный репортаж о забастовке медперсонала в больницах. Старики и старухи, хронические больные лежали на пропитанных мочой простынях. Телекамера старательно фиксировала признаки запустения и грязь. Какая-то старушка непрерывно всхлипывала тонким и монотонным голосом — так скулит раненый щенок. Тощий старик со вздутым животом, который, казалось, готов был лопнуть от водянки, неподвижно лежал на кровати, уставившись в пространство пустыми глазами. А другой высохший, заросший щетиной, какой-то особенно неухоженный, не переставал то ли улыбаться, то ли подсмеиваться, был бодр и доволен собой, протягивал к телекамере игрушечного медвежонка со вспоротым животом, из которого выпирали внутренности — клочья грязной ваты.

Иоэль сказал:

— Не думаешь ли ты, Нета, что страна разваливается?

— Кто бы говорил, — бросила она, наливая ему рюмку бренди. И снова принялась за бумажные салфетки, которые складывала безукоризненно правильными треугольниками и засовывала в специальную подставку из оливкового дерева.

— Скажи, — спросил Иоэль, отхлебнув из рюмки пару глотков, — если бы это зависело от тебя, ты предпочла бы освободиться от службы в армии или отслужить свой срок?

— Но ведь это именно от меня и зависит. Можно рассказать им мою историю, а можно ни слова не говорить. Медкомиссия ничего не заметит.

— Что же ты намерена делать? Скажешь им или нет? И как отреагируешь, если я им все открою? Погоди секунду, Нета, прежде чем произнесешь свое «по мне…» Пришло время наконец выяснить, что же именно «по тебе». Два телефонных звонка — и я все устрою, так или иначе. Хотя не обещаю сделать то, чего хочешь ты.

— А ты помнишь, что сказал, когда Патрон давил на тебя, подбивая на поездку во имя спасения родины?

— Что-то сказал… Кажется, что утратил способность концентрироваться. Но при чем здесь это?

— Скажи-ка мне, Иоэль, в чем твой интерес? Чего ты восьмерки выписываешь? Почему для тебя так важно, иду я в армию или нет?

— Минутку, — прервал он тихо. — Извини. Только послушаем прогноз погоды.

Женщина-диктор объявила, что ночью погода резко изменится: снова пойдут зимние дожди. Утром падение барометрического давления даст о себе знать на приморской равнине. Вновь задуют ветры. В центре страны и в горных районах возможны заморозки. И в завершение выпуска еще два сообщения: израильский бизнесмен погиб в автокатастрофе на Тайване, известие о его гибели передано семье; в Барселоне молодой монах совершил акт самосожжения в знак протеста против роста насилия во всем мире. Вот и все новости на этот час…

Нета произнесла:

— Послушай, даже если я не пойду в армию, ничто не помешает мне оставить этот дом летом. Или даже раньше.

— С чего вдруг? Здесь недостаточно комнат?

— Оставаясь в этом доме, я, возможно, создаю тебе проблемы: как привести сюда соседку? И ее брата?

— Почему это должно быть проблемой?

— Почем я знаю? Стены тонкие. Кстати, и эта перегородка — между нашей и соседской квартирой — она тонкая, как бумага. Последний экзамен на аттестат зрелости я сдаю двадцатого июня. И после этого, если хочешь, сниму комнату в городе. А если тебе не терпится, могу уйти и раньше.

— Не подлежит обсуждению, — изрек Иоэль жестко и холодно. Подобный тон при выполнении служебных заданий, помогал ему мгновенно погасить мелькнувшую у собеседника искру недоброго намерения. — Не подлежит обсуждению. Точка. — Но произнося эти слова, он вынужден был сделать над собой усилие, чтобы ослабить в груди когтистую хватку гнева, какой не испытывал со времени смерти Иврии.