Мой Михаэль - читать онлайн книгу. Автор: Амос Оз cтр.№ 37

Со здоровьем нашим случаются мелкие неполадки, хотя Михаэль ни разу не болел с тех пор, как минуло ему четырнадцать. Да и я, кроме легких простуд, не болела. Но часто донимала Михаэля изжога. Доктор Урбах запретил ему есть жареное. Я страдаю от весьма болезненных спазмов в горле: не однажды у меня пропадал голос на несколько часов. Иногда случаются между нами легкие ссоры, завершающиеся тихим примирением. Поначалу предъявляются взаимные обвинения, но уже через минуту, спохватившись, каждый обвиняет только самого себя. Улыбаемся друг другу, словно два чужих человека, случайно столкнувшиеся в темном парадном: смущенные, но чрезвычайно вежливые.

Мы купили газовую плиту. А следующим летом появится у нас стиральная машина. Мы уже заказали в фирме и внесли первый взнос. Благодаря стараниям господина Кадишмана мы с Михаэлем получили существенную скидку. Комнату Яира мы выкрасили голубой краской. У Михаэля в рабочей комнате, которую он устроил на балконе, прибавились книжные полки. Воспользовавшись случаем, мы и в комнате Яира установили две книжные полки.

Тетя Женя приехала, чтобы вместе с нами отпраздновать Новый год. Она гостила у нас четыре дня, поскольку за праздником следовала суббота. Она постарела и стала еще более непримиримой. С годами на лице ее запечатлелось такое выражение, словно вот-вот она разразится горькими рыданиями. Она много курила, несмотря сильные боли в сердце. Тяжела судьба врача в жарко стране, в стране, где нервы у людей напряжены до предела.

Я и Михаэль гуляли с тетей Женей на Горе Герцля и на горе Сионской. Побывали и на холме, где заложен новый корпус Еврейского университета в Иерусалиме. Тетя Женя привезла с собой из Тель-Авива польский роман в коричневом переплете, который она читала в постели до самого рассвета.

— Почему вы не спите, тетя Женя? Воспользуйтесь отпуском и отдохните как следует.

— Но ведь и ты не спишь, Ханка. В моем возрасте это уже простительно. Но в твоем — нет.

— Я могу приготовить вам чай с мятой. Он успокаивает и усыпляет.

— Но сон меня не успокаивает. Спасибо тебе.

На исходе праздника тетя Женя спросила:

— Коль скоро вы уже решили не переезжать с этой отвратительной квартиры, почему бы вам не произвести на свет еще одного ребенка?

Михаэль на миг задумался. Затем произнес с улыбкой:

— Думали, что, быть может, тогда, когда я закончу писать свою докторскую…

Я сказала:

— Нет. Мы все еще не отказались от мысли сменить квартиру. У нас будет новая, красивая квартира. И за границу мы поедем.

Ответила тетя Женя с прорвавшейся глубокой грустью:

— Увы, время уходит, время течет, а вы живете, словно годы стоят и вас дожидаются. Но годы-то не стоят и не ждут никого.

Через две недели, в праздник Суккот, мне исполнилось двадцать пять. Я на четыре года моложе мужа. Когда Михаэлю исполнится семьдесят, я буду шестидесятишестилетней женщиной. По случаю дня рождения муж купил мне в подарок проигрыватель и три пластинки классической музыки: Бах, Бетховен, Шуберт. Это — первый вклад в нашу будущую коллекцию пластинок. Михаэль сказал, что, если я начну собирать пластинки, мне будет легче. Он прочитал в какой-то книге, что музыка успокавает. Да и само коллекционирование действует успокаивающе. Вот он, к примеру, собирает трубки и коллекционирует марки для Яира. Мне хотелось спросить его, пытается ли он обрести успокоение. Но улыбку его я не хотела видеть. Потому и не спросила.

Иорам Каменицер слышал от Яира, что близится мой день рождения. Придя к нам за гладильной доской, которую просила одолжить его мать, он вдруг неуклюже протянул мне пакет, обернутый коричневой бумагой. Я развернула обертку: стихи Яакова Фихмана. Я еще произносила слова благодарности, а уж юноша рванулся вверх по лестнице. Гладильную доску вернула на следующий день младшая сестра Иорама.

Накануне праздника Суккот я отправилась в парикмахерскую и срезала волосы. Мне сделали прическу «под мальчика». Михаэль сказал:

— Что в тебя вселилось, Хана? Не могу понять, что в тебя вселилось.

В подарок на день рождения моя мать прислала мне, посылку из кибуца Ноф Гарим, а в ней — две зеленые скатерти. На каждой из них мама вышила фиолетовый букет цикламенов. Нежнейшая вышивка.

Побывали мы в праздник и в зоопарке, где собраны животные, упоминаемые в Библии.

«Библейский зоопарк» всего лишь в пяти минута ходьбы от нашего дома, но это — совсем иной материк Зоопарк расположен в роще, на склоне каменистого холма. У подножия холма — пустынная земля. Русла пересыхающих речушек разбегаются замысловатыми петлями. Ветер царствует в кронах сосен. Я видела темных птиц, взмывающих в пустынную голубизну. Провожаю их взглядом. На миг рухнули все пространственные представления: казалось, что не птицы взлетают в небо, а я стремглав падаю, падаю камнем. И пожилой служитель коснулся моего плеча, как бы увещевая: «Сюда, моя госпожа, сюда».

Михаэль объяснял сыну разницу между животными; ведущими ночной и дневной образ жизни. Слова он употреблял ясные и четкие, почти без прилагательных. Яир задавал вопросы. Михаэль отвечал. Смысл я упустила, но не упустила голосов: ни голоса ветра, ни криков обезьян в вольерах. В ослепительном свете дня обезьяны были поглощены своими похотливыми играми. Видя это, я не смогла остаться равнодушной. Это вызвало во мне отвратительную радость, подобную той, что иногда охватывает меня, когда во сне я терплю унижения от чужих людей. Старый человек в сером пальто с поднятым воротником стоял у решетки обезьянника. Обеими худыми руками опирался он на резную трость. В летнем платье, молодая и стройная, я умышленно прохожу между ним и решеткой обезьянника. Человек этот все глядит да глядит, словно я — прозрачна, и случка обезьян открывается ему сквозь мою плоть. Куда вы смотрите, мой господин? А почему госпожа моя спрашивает? Он обижает меня, мой господин. Госпожа моя весьма чувствительна. Господин мой и впрямь собирается уезжать? Я еду домой, госпожа моя. Где же дом ваш, господин мой? Почему она допрашивает, нет у нее такого права. У меня — свое место, а у нее — свое. Какое ей дело? Кто я в глазах ее? Да простит мне господин мой. Я ошиблась, заподозрив вас в нечестных намерениях. Госпожа устала, она говорит сама с собой, я ни слова не понимаю, словно разговаривает больная женщина. Издалека доносится музыка, господин мой, это играет далекий оркестр? Я не могу сказать, что там — за деревьями, госпожа моя, трудно положиться на женщину, незнакомую и больную. Я слышу мелодию, мой господин. Это всё ухищрения, дочь моя, это лишь обезьяны вопят от удовольствия, это их гнусные голоса. Нет, я отказываюсь поверить господину, он вводит меня заблуждение. Процессия движется нынче там, за деревьями, среди домов, по улице Царей Израилевых. Там идет молодежь, идет и поет, там крепкие полицейские на горячих конях, там и военный оркестр в белоснежной форме с золотыми аксельбантами. Господин мой вводит меня в заблуждение, он намерен подвергнуть меня изоляции, пока я не стану совсем опустошенной. Я все еще никому не принадлежу и ни на кого не похожа, и не позволю господину моему соблазнить меня витийством.