Уготован покой... - читать онлайн книгу. Автор: Амос Оз cтр.№ 29

Азария сказал:

— У Ионатана, как говорится, меткий глаз. Это правда, и ее невозможно скрыть от вас: я легко загораюсь и прихожу в восторг. Но очень часто мне приходится сожалеть о своей чувствительности, а за поспешность расплачиваться страданием. У людей может сложиться обо мне превратное впечатление. Но на этот раз я не раскаиваюсь в своих словах: такое печенье пекла для меня моя няня, когда я был совсем маленьким. Не стану утомлять вас рассказом о своей няне, но когда придут ваши дети, я буду рассказывать им историю за историей, и вы убедитесь, что всюду дети слушают меня раскрыв рот. Они не дадут мне уйти до самой ночи. Малыши очень любят меня. Есть старинная сказка про еврея-разносчика, который один пришел в деревню, где жили люди, убивавшие евреев, и волшебной игрой на флейте заманил всех детей той деревни в реку, где они нашли свою погибель. Малыши готовы пойти за мной в огонь и в воду, потому что я рассказываю им добрые сказки, а бывает, и страшные истории…

— Волей случая, — произнес Ионатан медленно, словно в полусне, — у нас нет детей.

Азария вскинул глаза и увидел, как горькая и глубокая складка появилась возле губ Римоны. Нечто похожее на улыбку, так и не тронув самих губ, мимолетно коснулось ее смеженных век с длинными ресницами и погасло. Римона промолвила, не глядя ни на Азарию, ни на Ионатана:

— Видишь ли, была у нас девочка, но мы потеряли ее. — И спустя мгновение добавила: — Случайно или не случайно, как вы говорите, этого я не знаю. И хотела бы знать, почему это было так.

После этих ее слов вновь воцарилось молчание. Ионатан, худощавый, высокий, встал со своего места. Он собрал пустые кофейные чашки и вышел, чтобы поставить их в раковину. Едва Ионатан скрылся, Азария поднял глаза и увидел светлые волосы Римоны, падающие ей на спину и на левое плечо, увидел ее тонкую, словно стебель, шею, очертания ее лба и щек. Она казалась ему красивой. Ионатан тоже был, по его мнению, красив. И в самой глубине своей души Азария почувствовал, что полюбил их обоих, но в то же время он завидовал им. Сердце его сжалось от мысли, что упоминанием о детях он наверняка причинил им боль, но тут же его охватило чувство стыда и отвращения к самому себе, так как он едва ли не обрадовался тому, что у них нет детей. Мне следует развеселить их, подумал Азария, обрадовать, веселить и радовать постоянно, я должен сблизиться с ними до такой степени, чтобы они не могли без меня жить. Какую боль причиняет эта бледная, эта страдальческая красота Римоны, я никогда не позволю, чтобы она обнаружила, до чего я низок и подл.

У Азарии Гитлина возникла смутная надежда, что эта девушка еще причинит ему боль, унизит его, обидит незаслуженно и несправедливо и тогда вынуждена будет умилостивить его всей силой своей нежности. А он и знать не будет, в чем тут дело…

Ионатан вернулся в комнату, и Азария вновь опустил глаза. Ионатан закрыл и убрал на место книгу «Колдуны и исцеляющие заклинания», которая лежала, раскрытая, обложкой вверх, на краешке дивана. Он поставил ее на среднюю полку.

— Можно ли здесь курить? — вежливо осведомился Азария.

Ионатан вынул из нагрудного кармана рубашки и протянул ему пачку дорогих американских сигарет, подаренную Азарией за обедом, после того как закончили они свой рабочий день.

Азария снова заговорил:

— В древние времена в Греции были философы, утверждавшие, что душа живет в теле подобно моряку на корабле. Но этот великолепный образ следует, как говорится, отвергнуть с порога. Другой грек, тоже философ, написал некогда, что душа в теле словно паук в собственной паутине, и, по моему скромному мнению, этот образ более соответствует истине… Я человек довольно наблюдательный, это качество развилось во мне за годы странствий и страданий, и потому уже четверть часа назад я обнаружил, что у вас любят шахматы. И если позволено мне высказать свое предположение, то именно ты, Ионатан, а не твоя подруга любитель этой игры.

Римона спросила, не захочет ли Азария сыграть с Ионатаном партию в шахматы, и поинтересовалась у Ионатана, нет ли у него желания сейчас сыграть с Азарией.

Ионатан расставил фигуры на доске. Что до Азарии, тот пробормотал нечто выражающее настрой на сражение без пощады, но тут же пожалел о сказанном, извинился, принялся оправдываться: как сказал великий философ, на Олимпийских играх становится победителем не самый быстрый человек в Греции, а самый быстрый из всех участников игр.

Тем временем Римона принесла корзинку с вышиваньем, села поближе к радио. Корзинка на ее коленях оставалась нераскрытой. Собранная, тихая, сосредоточенная, Римона отдавалась музыке с такой безмятежностью и полнотой, словно откуда-то издалека передавали ей, что случится завтра и что произойдет в ближайшие дни, и не было в услышанном ею ни печали, ни радости, ни неожиданности.

Ионатан Лифшиц и Азария Гитлин курили и играли, не обмениваясь ни словом. Слезы застилали глаза Ионатана, но он не смахивал их, не желая оправдываться перед гостем и объяснять ему, что причина этих слез — аллергия: Римона так и не убрала из вазы ветки сосны, потому что не нашла во дворе цветов.

После шести или семи ходов Азария запутался и допустил грубую ошибку. Улыбаясь изо всех сил, он объявил, что едва начавшаяся партия закончена, мол, с его стороны это была всего лишь разведка боем.

Ионатан предложил начать сначала.

Но Азария вдруг заупрямился, чуть ли не обиделся, объявил, что во всем виноват гром, гремевший за окном и мешающий ему сосредоточиться, и с вежливым раздражением потребовал продолжения партии до ее горького завершения: дескать, тот, кто не изведал стыда поражения, не заслужил и права быть свободным.

Когда произнес он эти слова, Римона, прижав корзинку с вышиваньем к груди, взглянула на гостя. Она увидела множество мелких морщинок, беспокойно вздрагивающих вокруг его глаз. Увидела и глаза его, в ужасе заморгавшие часто-часто, потому что он заметил ее взгляд. Гость уже расправился со всеми бисквитами, что лежали перед ним на большой тарелке, но тщательно следил за тем, чтобы уцелел один последний «бисквит вежливости», который он было взял, но положил назад, в рассеянности взял снова, даже поднес ко рту, но в последнюю минуту, словно сам изумляясь своему поступку, стушевался и осторожно положил на тарелку.

Римона открыла корзинку, начала вышивать и сказала:

— Тот человек, о котором ты рассказывал, убитый пулей в голову… Он умер мгновенно, не успев познать страданий. Я запомнила: его звали Иехошафат…

— Конечно, — встрепенулся Азария. — Боюсь, что пробудил лишь желание посмеяться надо мной. Я всегда говорю не то, что могло бы принести мне пользу.

— Твой ход, — произнес Ионатан.

Внезапно Азария лихорадочно двинул единственного оставшегося у него слона по диагонали из конца в конец доски.

— Неплохо, — заметил Ионатан.

— Обратите внимание, — возликовал Азария, — сейчас все только начинается.

И действительно, через несколько ходов, пойдя на отчаянный риск, пожертвовав коня и двух пешек, гость, похоже, выпутался из своего, казалось, безнадежного положения и даже создал ситуацию, довольно опасную для короля Ионатана Лифшица.